Тёмная физика (четыре тома под одной обложкой) - Олег Мамин
- И по два артефакта на мой выбор, - ухмыльнулся чужак. Он в принципе мог бы ничего и не предлагать, ведь жить Джабиру оставалось недолго.
- Договорились, - решительно достал он свой новый клинок. В смысле, недавно приобретённый, а так вещь древняя, легендарная.
Алхимик ждал, что сейчас опять появится бледнолицый человек в накидке, переливающейся чешуёй и закидает подлецов зелёными вспышками, но вместо него появился гигантский змей, и начал терзать неудачников. Их сабельки даже не оставляли царапин на его чешуе, а джины отодвинулись в страхе подальше, ведь когда он терзал туши, с его клыков брызгал тот самый страшный яд, уничтожающий духов.
Всё было кончено за десяток секунд и Джабир тяжело вздохнул: аппарация, как назвал этот способ перемещения чужак, ему не понравилась, а предстоит посетить не одно жилище.
Том Риддл, он же Лорд Волдеморт, обернулся человеком и тоже тяжело вздохнул. Зачем ему эти свитки, которые он и прочитать-то не может? Видимо, жажда знаний и боевой кураж временно лишили способности критически мыслить.
3-3.2. Аравия: песок и мутанты
Город - Восточный базар - Великий Сахир
Гураба вернулся в караван Хаджи Хассана уже почти на подходе к славному городу Басре. Братья-караванщики переглянулись между собой - такой вариант они предполагали: если чужак войдёт в город один, то это будет слишком приметно, ведь пересечь пустыню одному - это почти подвиг, сравнимый с путешествием Синдбада из сказок.
Только вот гураба просчитался. Если он войдёт в город вместе с ними, весь их караван попадёт под пристальное внимание и властей города, и криминала, и простых жителей. Всё дело в деве небесной красоты, настоящей гурии, кои обещаны каждому праведнику, допущенному в рай после смерти. Ехала она на чёрном жеребце, который едва ли не сводил с ума своей статью понимающих. Чудесным образом его копыта не проваливались в песок, лишь оставляя лёгкий отпечаток, будто прошёл ребёнок, а не конь с седоком.
Братья ещё раз переглянулись и с трудом отогнав жадность и похоть, к чужаку пошёл Хаджи Хассан (авт.: такая приставка к имени добавляется тем, кто совершил хадж - ритуальное паломничество в Мекку), как самый близкий к праведникам, ведь на нём лежит благословение Аллаха после прикосновения к Каабе, и кто как не он сможет противостоять искушению?
Чужака-сахира побаивались, а не то давно уже напали бы и завладели его женщиной и конём. Но останавливал суеверный страх - он вернулся из нескольких мест, к которым даже глупые новички не приближаются, а опытные караванщики прокладывают маршруты в обход. Не может этот безобидный, слабый телом, бледнолицый быть обычным человеком!
- Вот, возьми. Пусть твоя рабыня наденет это, - чужак, каким-то чудесным образом всегда понимал, что ему говорят. Караванщики даже подозревали, что он притворяется не говорящим. А с другой стороны, ему ничего сложного и не говорили никогда: указывали на страшные места, или вот сейчас протянули накидку. И без слов понятно, зачем.
Хассан вручил чёрную тряпку чужаку, пожирая женщину взглядом. Не легко ему далось не напасть на чужака, чтобы завладеть его имуществом, но он ведь честный караванщик, не разбойник какой-то. Пойдут слухи, испортится репутация. Нет. Нельзя. Пусть и владеет чужак многими сокровищами, но репутация торговца - тоже сокровище. Не стоит сиюминутное приобретение будущих лет.
Чужак принял подарок с поклоном, и отдал две целебных пилюли караванщику в качестве ответного подарка. Да, это были подарки, знаки уважения. Разве кто-то слышал названную цену и отчаянный торг?
Потом он развернул одежду и окликнул:
- Ходжи-Хассан! Возьми ещё пилюли за твою мудрость и щедрость. Ткани этой паранджи чудо как хороши! - чужеземец говорил на английском, этот язык слышали все, кто занимается торговлей, только вот мало кто из караванщиков говорит на нём бегло. Дело не в сложности, просто надобности нет. Вот те, кто живут в Басре и торгуют на рынке, те говорят. А тем, кто возит товары племенам пустыни, важнее знать многие диалекты кочевников. Поэтому из всей речи гурабы Хассан понял только своё имя и искажённое почти до неузнаваемости "паранджа".
Глупый иблисов прислужник не отличает паранджу и чадру! Хотя, чего ещё ждать от бледнолицего чужака!
А потом раздалось настоящее змеиное шипение и Хассан вздрогнул и обернулся. Нет, видимо показалось - ни одной змеи в округе он не заметил. Он лишь крепче сжал в руке целый пузырёк с пилюлями, который едва не выронил, когда вздрогнул, услышав змеиный язык.
В город входили под лай собак, плачь женщин и хмурые взгляды стражников, увешанных пулемётными лентами. Братьям Хассану и Гасану даже показалось, что дуло пулемёта, установленного на древней привратной башне, провожает их всё время, пока они находятся в поле видимости.
Только когда ворота захлопнулись за спиной, стало понятно, что происходит! В городе эпидемия! Пока не ясно, что за болезнь напала на город, но зато вполне ясен особый смысл подарка сахира: благодаря этому пузырьку люди из каравана переживут карантин, да ещё и останутся с прибытком! Обычно рынок не закрывается никогда, даже если в городе погромы или чума. Торговать или нет - личное дело каждого, даже правители города и стража не могут посягнуть на это право! Да и не собирались - лишаться дохода они не хотят.
Хассан обернулся, чтобы поклониться чужаку, но его уже не было в составе каравана. И куда он мог пропасть в этом узком месте?
***
Есть такой исторический анекдот, что Мухаммед Али (авт.: Али-Бей аль-Кабир, правитель Египта восемнадцатого века), заказал перевод сочинения Макиавелли "Государь" на арабский язык. Когда первые две главы были переведены, Мухаммед Али начал читать результат. Прочтя главу, он воскликнул: "Я знаю гораздо больше хитростей, чем этот европейский эмир!", - и приказал остановить работу по переводу. А вот китайские "36 стратагем" перевели полностью.
У самих же арабов есть и свои трактаты о хитрости, например, "Изящные одежды, в кои рядятся тонкие уловки", работа неизвестного автора примерно тринадцатого века.
А вот у британцев нет ничего, кроме честной дипломатии, даже Черчилль ещё не написал своих мемуаров. Разве что можно почитать жизнеописания правителей ушедших лет, но они не имеют статуса учебника, и политические интриги в них не систематизированы и не классифицированы.
Именно об этом думал лорд Прескотт, британский
