Полуварвар - Тимофей Иванов
— Если моему брату нужна помощь, то я её окажу. Если он мёртв, то похороню останки по обычаю. А если его убила какая-то тварь, я выслежу её, настигну и выпотрошу — ответил я, глядя Олафу в глаза.
— Твоя воля — сказал он мне на это — И да пребудут с тобой боги.
— И с вами — коротко ответил я, а потом развернулся, сделал пару шагов и спрыгнул в воду.
До берега мы не дошли прилично, так что сначала она скрыла меня с головой. Однако через секунду я вынырнул и начал энергично грести, мысленно матерясь. Нехрен было рисоваться больше необходимого, мог и попросить слегка двинуться вперёд, любитель эпатажа фигов. Хорошо хоть плавать умел на зависть многим и был в состоянии добраться до берега в одежде и с поклажей, включая топор за поясом и копьё, что сейчас болталось на перевязи, изрядно мешая двигаться к цели.
Однако всё заканчивается, закончился и мой путь в воде, после которого я дышал, как паровоз. Однако хоть за месяц и стало гораздо теплее, останавливаться было нельзя. Я только вылил воду из сапог, а затем побежал в лес, не провожая взглядом драккар. Движение — это жизнь, стоять и мёрзнуть нельзя, не хватало мне какого-нибудь воспаления лёгких. Двигался я почти по прямой и внимательно смотрел на всё вокруг, в надежде увидеть какие-нибудь следы Тормода, однако те попалось мне только через полчаса, когда я уже склонялся к мысли озадачиться костром и просушить шмотьё.
Но встав на след, останавливаться было глупо, так что я наоборот прибавил ходу. Бег — не плавание с утяжелением, шевелить ногами после забот по хозяйству и тренировок, я мог и весь день. Правда до взрослых ассонов мне в этом плане было далековато, эти татуированные бугаи могут три дня и три ночи нестись в броне и с оружием со скоростью лошади куда-нибудь в глубь чужих земель, вступить в бой, забить свои мешки ценными вещами после победы, взвалить по симпатичной девке на каждое плечо, а потом три дня и три ночи бежать обратно к драккару, где вёслами можно будет поработать уже посменно. Вот что прана и жажда наживы животворящая делает, вот как выглядит правильная скандинавская ходьба, а не вот это вот безобразие с лыжными палками, на которое меня пытались подбить в прошлой жизни!
Шутки в моей голове крутились такие себе, но они позволяли отвлечься от мысли, что след уже старый и я, возможно, безнадёжно опоздал. Однако вскоре мой нос уловил запах пепла, углей и тонкие нотки разложения, а затем я наконец добрался до стоянки Тормода. Он нашёлся там же и даже живой, только вот без сознания и откровенно в хреновом состоянии. Мой брат лежал на медвежьей шкуре, но был в беспамятстве, страдал от лихорадки, а также от ран, которые похоже уже несколько дней не перевязывал.
— Ну мать твою, Келду… — ругнулся я и принялся за дело.
Тормод пытался привести себя в порядок после драки с мишкой и заодно выскоблил его шкуру, однако лучше бы он собрал не только остролист, чьи куцые пучки висели в его шалаше. Благо я в своём фьорде по привычке от обучения Гринольва не пренебрегал целебными травами и те были у меня в заплечнике. Хотел потрафить наставнику, а эвон как вышло. Хвороста тоже хватало, так что приготовление нужных отваров не было проблемой. С перевязками было похуже, но управился и с этим, заодно порадовавшись сэкономленным чистым тряпицам, не пущенным на факел. Вот как чувствовал, что всё пригодится! Справился я и с охотой на птиц, болезному требовался горячий бульон, иную пищу его организм бы сейчас не принял, уж в бессознательном состоянии точно.
Следующие сутки состояние моего брата оставалось на том же стабильно дерьмовом уровне, но на второй день он всё таки пошёл на поправку, лишний раз подтверждая, что если ассон сразу не сдох, то выживет даже при минимальной медицинской помощи. Я остро жалел, что не владею целительной магией и знаю только теорию, однако пытался применить и сакральные фокусы, держа руки над ранами, пытаясь почувствовать в себе токи энергии и направить её в тело Тормода «как по учебнику». Вроде даже что-то получалось, но возможно это было самообманом.
Однако на третий день мой брат наконец открыл глаза и сипло прошептал:
— Пить…
— Сейчас — отозвался я, беря кружку из бересты, а потом приподнял голову больного и влил в него немного целебного отвара на златошипе. Гадость редкостная, но лекарства и не должны быть вкусными, главное чтоб работали.
— Брат… Откуда…? — говорил Тормод с трудом, но слова из себя вытолкнул.
— Оттуда — проворчал я — Ты на берег не вышел и я с драккара спрыгнул. Молчи, дурак, тебе сейчас говорить нельзя. Отдыхай, набирайся сил. Станешь чувствовать себя лучше, там и пообщаемся.
— Но…
— Никаких ипаных «но»! — отрубил я — А то ветку златошипа тебе в зад затолкаю, раз через голову лекарство не доходит. Вон лучше палку зубами зажми, сейчас перевязывать тебя буду.
Где-то на середине процесса мой непутёвый брательник снова отрубился, но оно и к лучшему. Однако главное, что он пошёл на поправку и чем дальше, тем быстрее стал двигаться процесс. Через два дня я наконец разрешил ему ворочать языком и он рассказал, как докатился до жизни такой. Как оказалось, этот молотоголовый дебил обнаружил здесь медвежью берлогу, но мочить спящего зверя сразу не стал. Где же тут борьба, где превозмогание, где подвиг? С мишкой Тормод сошёлся только когда тот вылез сам и немного отъелся, причём косолапый его первым не трогал, предпочитая восстанавливать потраченный жирок не за счёт двуногого, вероятно уже встречался с людьми и знал о нашей опасности, как добычи. Но моего братца это не остановило и он таки взял потапыча на копьё, заодно наполучав когтистыми лапами, хотя последние и так было понятно по характеру ран с первого взгляда. Но ититская ж сила, знатный трофей ему видите ли хотелось и историю, достойную скальдов! В общем, материл я его долго и самозабвенно, призывая богов в свидетели по местному обычаю. Видят, хм, те самые боги, таких идиотов надо ещё поискать.
— Ты-то всё-таки как здесь оказался? — наконец спросил он, когда я прервал
