Мое призвание - Константин Геннадьевич Борисов-Назимов
— Если ее вложили за пару секунд, тогда потери минимальны, а попадись неумелый маг, создающий или подпитывающий артефакт, то магическая вещица окажется слабой, — с улыбкой возразил я, вспоминая как давно по этому поводу дискутировал со своим учителем, да будет ему хорошо в том мире, где переродился или на небесах.
— Спорное утверждение, — задумчиво провозгласил профессор и закашлялся. — Простите, — он приложил платок к губам.
— Елена Федоровна, а чего вы отмалчиваетесь? — я посмотрел на сидящую с прямой спиной госпожу Малагину.
— Аура, — чуть слышно ответила та, а потом добавила: — Господин Воронов, неужели не видите, что источник Филиппа Генриховича затухает?
— Милая барышня, со слухом-то у меня еще порядок, — хмыкнул господин Штерн. — Всем вокруг известно, что мне брюзжать осталось недолго. Указания и завещание сделал, вот только на старости лет захотел исповедаться, да Васька, чертов сын, отказывается священника привести.
— А с чего бы вам себя хоронить? — хмыкнул я. — Или собрались поспорить с судьбой и отведенным кем-то свыше временем? Со своей стороны не вижу препятствий, для того чтобы прожили еще лет двадцать, а то и больше. Организм у вас изношен, некоторые его части, скажем так, требуют замены и ухода. Но основная проблема в том, что вы убедили собственный источник о подошедшем сроке, а это сродни самоубийству.
— Вы кто такой? — возмущенно спросил профессор, скрестив руки на груди.
— Врачеватель, к вашим услугам, — усмехнулся я. — Поверьте, если пожелаете, то вскоре на мир взглянете другими глазами.
— Вон, — чуть слышно произнес господин Штерн и указал рукой на дверь, а потом повторил: — Подите вон, а если ослушаетесь, то Василий крикнет городового.
Хм, он не желает вникать в мои слова, уже начинает приподниматься с кресла. Но могу ли так просто уйти? Заинтересовал меня профессор, в том числе и есть в кабинете несколько часов, с хитрым магическим воздействием. Мне бы они могли пригодиться, поэтому-то спешить не собираюсь, хочу своего собеседника на ноги поставить. Все же, чем-то он мне учителя напомнил. Что если тот переродился в профессора? Некоторые выражения очень похожи, как и ход мыслей. Другой вопрос, что за его жизнь предстоит побороться, а восстановить зрение не так-то просто. Но разве я перед трудностями привык пасовать?
Глава 6
НЕ ДО ЦЕРЕМОНИЙ
Глава 6. НЕ ДО ЦЕРЕМОНИЙ
* * *
События глазами Екатерины Островской и Натали Сухаревой.
Кати проснулась от головной боли и ощущения пустоты. Самое печальное, последнее не только из-за того, что рядом нет Саши, но еще и где-то в душе ей тревожно. Почему? Сама не в состоянии объяснить, точнее, боится на этот вопрос ответить. Господин Воронов не спешит даже намекнуть о своих дальнейших планах, касательно их обоих. В качестве любовника он великолепен, расставаться она не желает, но пойти замуж…
— Он еще и не позвал, — буркнула Островская, усаживаясь на кровати и массируя виски. — Что же так плохо-то?
Девушка собрала волю в кулак и отправилась в душ. Она уже поняла, что ее любовник ушел, но когда в комнату отворилась дверь и прошелестели чьи-то шаги, то обрадовалась и поспешно вышла из ванной комнаты. Только и успела, что надеть халат, да мельком его поправить, оголяя стратегически важные места, дабы соблазнить Сашу. Островская, напевая себе под нос веселый мотивчик одной популярной песенки, которую не принято исполнять в благородном обществе, спокойно пошла на звук упавшей на пол бутылки.
— Вот какая зараза ее тут поставила⁈ — раздался вопль Натали.
— Ой, это ты? — растерялась Кати, увидев баронессу, грозящую кому-то кулачком.
— Привет, а где… — начала компаньонка врачевателя, да так и осеклась, рассматривая вчерашнюю собутыльницу.
— Здравствуй, — произнесла Островская и непроизвольно поморщилась, а пальцы прижала к вискам, но нашла в себе силы уточнить: — Ты чего такая взъерошенная?
— Запахнись, охальница! — выдохнула Натали и покраснев отвернулась.
Баронесса мысленно сравнила свою и грудь Екатерины Матвеевны и мысленно пришла к выводу, что ее холмики вряд ли кого-нибудь заинтересуют.
— Можно подумать ты из другого теста состоишь, — произнесла Островская, но халат на груди стянула, правда, от этого действия приподнялся подол, открывая взгляду Натали интимное место гостьи.
— Процедура удаление волос все такая же болезненная? — осторожно спросила Натали, отводя взгляд в сторону.
— Наверное, — пожала плечиками Кати, — если только не обратиться к нашему врачевателю, у него какая-то особенная магия. Возможно, мой случай индивидуален.
— Это действительно так, — усмехнулась баронесса. — Смотрю, у тебя голова раскалывается. Почему господин Воронов не помог?
— Он ушел, когда я еще спала, — призналась Кати. — Ты помнишь, как мы вчера с Сашей беседовали?
— И от этого становится стыдно, — потупилась компаньонка Воронова.
— Надеюсь, он не слишком обиделся, — поджала губы Островская, а потом встрепенулась: — А у тебя голова не болит?
— Сумела сама себя подлечить. Тебе помочь?
— Будь так любезна, — буркнула Кати, вновь прижимая пальцы к своим вискам.
— Сейчас малое целебное заклинание применю, потом руну восстановления и десять капель зелья бодрости, — произнесла Натали морща нос. — Это Саша научил, сказав, что обязательно пригодится. Вот уж не думала, на ком свои навыки применю.
Однако, что-то пошло не так. Мало того, что Сухарева не избавила от боли Островскую, так еще и на саму навалилась слабость, а потом черепная коробка чуть от боли не взорвалась.
— Ты где-то ошиблась, — констатировала Кати. — Мне, как и тебе, стало хуже.
— Пойдем искать врачевателя или позавтракаем сперва? — задала вопрос Натали и сразу же зажала рот ладошкой.
— Не упоминай о еде, — прошептала Островская, ощутив позывы тошноты.
Спустя тридцать минут, кое-как приведя себя в порядок, они, держась под руки, направились в кабинет врачевателя. Увы, его там не оказалась, зато нашлась записка. Господин Воронов поручал им вести прием, сообщая, что вернется во второй половине дня.
— Мог бы и зелье против похмелья оставить, — буркнула Кати.
У подруг боль из головы вылетела, словно пробка из-под шампанского, спустя всего пять минут. В приемную ввалился офицер стражи, держась руками за окровавленный бок.
—