Второй синдром Геракла - Корольков
Добрел я только до объездной. Уснул, на ходу, если бы родители за руки не держали, брякнулся бы. Не по силам детскому организму такое.
1968 июль. Паутинка
Солнышко еще только проснулось, а мы уже карьер обходим. Ранняя пташка поймает червячка, говорит бабушка. А мы по ягоду. У папки лукошко берестяное в котором я по прошлом годе помещался, а теперь я уже большой, скоро пять лет. У меня пестерёк берестяной за плечами, мы его вчера доделали, дух от него, хоть пей. Земляника вкусная в него соберется. Ближние места все обобрали уже, вот мы и идем за карьеры. Там в посадках и ягода крупнее. Правда и идти далеко, притомился я что то, хотя виду стараюсь не подавать. Но папку не проведешь, все подмечает.
— Ну что сын, глянешь, далеко ли нам еще до вкусных ягод?
— На закорки возьмешь, воспрял я духом.
— Лезай.
Взлетаю и сразу горизонт разбежался, а то бурьян вдоль тропки высоченный застил всё.
— Вижу, вижу вон там за полем березки, там ягоды много! — кричу радостно.
— Ну полетели.
Лечу, парю, руки-крылья раскинул, крышка с пестеря слетела, на завязке хлопает мне по бокам, ветер в ушах гудит что твой самолет летим. Вот и прилетели к лесопосадке.
— Ну сядем на пенек.
— Съедим пирожок, — подхватываю.
— А тебе с чем, с луком или со щавелем?
— Вы вот взрослые что ли не понимаете или прикидываетесь?
— О чем это?
— Дак всяко со щавелем вкуснее, а с яблоками и подавно, только яблок еще нету, а прошлогодняя антоновка вся уже давно кончилась.
— Ну вот тебе самый вкусный.
Заминаю пирожок, еще теплый, он в лукошке с братцами в полотенце прятался, припиваю молоком из бутылки — благодать. Отец смотрит на часы.
— Домой побежим? Футбол смотреть? — спрашиваю.
— Нет тут интересней телевизора дело намечается.
— Какое дело?
— А вот смотри на паутинку, видишь на ней капельки. Найди самую большую и в самую середку смотри внимательно.
— Ой, а кто это там, удивляюсь я,
— А это я там
— А мальчик кто?
— А я и есть тот мальчик.
— Не, ты взрослый дяденька, целый папка уже.
— А там мне тоже четыре года, а это мой папка, он через неделю на войну ушел и там пропал без вести.
— А мамка где,
— А мамка еще и не родилась, только к осени собралась! — удивляется отец.
— Чего смеешься?
— Да вот вспомнил какой у меня пестерь был пахучий, как папка меня на закорках нес и мне все, все сверху видно было, и крышка от пестеря синяков на спине набила.
— А теперь мамка нас ругать будет?
— Не будет, мы же ягод наберем, вон их кругом сколько.
— Нет давай еще посмотрим.
— Так уйдем мы сейчас дальше, мы вон на том месте на пеньке сидели.
— А мы перебежим, — тяну отца за руку, — и с другой стороны заглянем.
— А давай.
— И вправду видно, как я раньше и не догадывался с другой стороны заглянуть. Вот и они сели на пенек.
— А с чем пироги?
— Догадайся
— У тебя со щавелем, а у деда с луком и яйцом? Бабушка пекла?
— Догада, усмехается отец.
— А о чем говорили?
— Про книжку, про хорошую.
— Пап, ты мне почитаешь, ту книжку?
— Вместе почитаем.
— Дак я буквы не знаю, сам же меня не учишь
— А вот теперь и стану учить. Раньше бабушка не велела, пока сам не захочешь. Все делать ко времени нужно.
— Ну какую книгу то?
— «Белеет парус одинокий» Катаева.
— Так мы кино смотрели, там про мальчишек.
— А книга она интереснее, как сам прочитаешь, сам себе все в лицах и представишь. А кино это уже кто-то прочитал и по-своему показал, потому книга завсегда интереснее.
— А мультики, они тоже из книжек?
— Ну а как ты думал? Всегда сначала историю придумать нужно, а потом другим рассказывать и показывать.
— Вот тебе деда на руках и показывает?
— Ну почти. Ну теперь точно пойдем ягоды собирать. Мы то давешние собрались уже.
— Собирай скорее все в лукошко, вон там еще паутинка, вдруг и там капелька есть.
— Глазастый — есть, есть. Гля они через канаву перешли, а у нас ее нету.
— Запахали все лет пять назад, поле прирезали, а то большому трактору тесно.
— Бежим в догон, когда я еще деду увижу.
— Да я почитай каждое лето сюда прихожу.
— А мне что не говорил?
— А ты бы дошел?
— А на закорках то?
— Понял бы чего?
— А и нет наверно, малой же был совсем.
— Вот то-то и оно. Всему свое время.
— Ну все не видать, росинки высыхают, раньше надо выходить.
1968 август
Вот уже три года новой жизни. Многое уже пошло по-другому, но не глобально. Хотя так тут все не торопливо, размеренно. Вот ведь чертежи самоката ещё когда были готовы, а выпуск только недавно начали. Уже и батя диплом защитил и инженером стал в отделе главного конструктора, теперь вот зам начальника цеха по производству товаров народного потребления.
Мало оказалось самоката. Потом велик сделали и Жука, веломобиль такой детский, мотокультиватор и электрокосу. Теперь вот на понижение идёт обратно в ОГК. Руководителем группы.
Владимирец для частников дороговат, а потребность в механизации растёт. Не успевают кустари одиночки за растущими потребностями населения. МТС ещё кукурузник упразднил. Опять же и земли выделяют в таких местах где и "Фыр — Фыр" не развернется.
Ещё хрущевскими "экономистами" было подсчитано: для пропитания семьи из 4 человек требуется 6 соток. Если же дать больше, могут появиться излишки, которые хозяин понесёт на рынок с целью продажи. Подозревалось, что это может оживить в нём частнособственнические инстинкты, а такое в советское время не поощрялось. Насажал тюльпанов больше грядки, можешь и на 15 суток загреметь, как спекулянт. 22 июня 1954 года появилось знаменитое постановление № 1240, в котором райисполкомам разрешалось выделять простым гражданам землю под застройку домика для садоводства. В нем же впервые появились те самые шесть соток (или двенадцать в сельской местности) — именно столько давали на одну семью. Давали бессрочно и при выполнении несложных условий. А самый разгар садоводства — огородничества только при Брежневе пошел. Шесть соток на лопате поднять не шутка, если семья четыре человека и двое младшие школьники.
Сколько всяких приспособ понавыдумывал народ. Моделист — Конструктор не успевал публиковать. Приложение
