Варди Соларстейн - Финская руна
— Родион! Давай так, чтоб ни у тебя, ни у меня проблем здесь не возникло — дай мне три часа. Мне может машину или сопровождающих для груза дадут, тогда вообще все замечательно сложится. Ты можешь отъехать к тому сельмагу, что мы проехали в Лемболово? Если через три часа я на мотоцикле не подъеду, значит на ночь остался. Не куковать же тебе тут неделю. Сам понимаешь — мне что прикажут — то и побегу делать, взяв под козырек, служба, дело такое.
— С понятием, как не понять! Если война, меня с совхоза вместе с автомобилем мобилизуют, так что я о ваших порядках осведомлен. Лады тогда. Давай хоть по рукам, вдруг и не свидимся, — весьма разумно рассудил по этой ситуации шофер.
Слава с широкой и совершенно не наигранной улыбкой вернулся к шоферу и они крепко пожали друг другу руки. Викторов утешал себя, что не слишком сильно подставил этого простого, открытого и честного парня.
Сердечно попрощавшись с Родионом, Слава зашел метров на шестьдесят в лес и, дождавшись, пока, взревев двигателем, грузовик развернется на узкой дороге и уедет по направлению к Ленинграду, крадучись пошел вдоль чащобного тракта по направлению к госгранице. Через час чрезвычайно осторожного передвижения по осеннему лесу, он совершенно вспотел. Слава никак не ожидал, что в преддверии той страшной зимы 39-го, с ее аномальными морозами, будет стоять настолько жаркая и сухая погода. Руки оттягивал мешок с компасами и ранец с основным парашютом. Добравшись до какого-то огромного валуна, хронопутешественник присел отдохнуть и съел пару полученных в дорогу пирожков, запивая из своей, положенной каждому красноармейцу стеклянной фляги.
Внезапно его взгляд зацепился за поверхность огромного камня, глубоко утопленного в земле и густо покрытого мхом с южной стороны. Приглядевшись, Викторов рукой немного высвободил от пружинящей зелени поверхность гранитного валуна и, взглянув на проступившие выбитые линии, обомлел. Ошибки быть не могло — перед ним находился «Крестовый камень», Ristikivi. Славка хорошо помнил его — так как сам как-то ездил к нему и искал тайник, который находился у камня. Как никак местная достопримечательность, да и самое главное, перед девушкой можно хорошо себя показать знанием сокровенных тайн этих вековечных болот. Особенно, если поражая спутницу рассказать что Ristikivi, даже не требует перевода, де умному достаточно, так как первая часть слова это преобразованное русское «крест», а вторая — по-фински камень, и тоже берет исток звучания из русского языка. Добивать подругу уже нужно точными датами и названиями межгосударственных договоров, по которым этот камень служил главной опорной точкой разделения территорий. Крестовые камни стоят испокон веку на древней меже, разделяющей сначала зоны влияния тороватой Новгородской республики и заносчивого Шведского королевства, а затем уже и СССР с Финляндией. Этот конкретно знак лежал на небольшом взгорке, посреди болот, откуда берут начало реки Сестра, Волчья и Волочаевка, согласно тексту Ореховского мирного договора от 1323 года: «…а розвод и межя от моря река Сестрея, Крестовый камень от Сестрее мох, середе мха гора, оттоле Сая река, от Сае Солнычныи камен…». Со стороны Финляндии выбита, в виде распустившейся лилии шведская корона и крюк, со стороны русских земель — два креста.
Можно веровать без остатка в новомодные учения о пересмотре Скалигеровской шкалы датировок самых важных исторических событий и находить основания для популистских заявлений о том, что история человечества не так глубоко пролегает в глубь веков, как нам об этом говорится со страниц учебников и хрестоматий. Но каким бы вы ни были ортодоксом от науки истории — подойдите к Крестовому камню, что лежит посреди гнилых болот, среди переломанного буерака и чуть наклонившись, притроньтесь к его гранитному боку. Кончиками пальцев коснитесь выбитых на нем знаков. И к вам сразу придет осознание о мимолетности бытия и ничтожности всего сущего. Что-то непостижимое, необъятное дотронется до вас через поверхность этого монолита. Не пугайтесь этого воистину космического по своим масштабам впечатления — вы коснулись самой истории.
Рядом Слава обнаружил пирамидку из булыжников, в которую, совершенно для него неожиданно оказался воткнут пограничный столб. Будто леший отводил глаза, а тут, шутя над лесным гостем, скинул паутинку закрывающего взор морока. По другую сторону от межгосударственной межи, за расчищенной просекой, идущей несколько километров с юга на север высился двухметровый пограничный столб Финляндии с эмблемой вздыбившегося льва. Слава огляделся более тщательно и увидел, что к камню, изгибаясь с юга и севера, с русской стороны ведут две натоптанные широкие тропы, которые с натяжкой можно было бы назвать дорогой. С финской стороны, из-за отсутствия просветов в деревьях и без следов нарушенного мха на земле, таких путей он опознать не смог. В двадцати шагах от Крестового камня Викторов признал знакомый валун, служащий прикрытием тайника в его современности. Недолго думая, повинуясь неожиданному порыву, он вытащил из мешка один из своих компасов Адрианова, и, замотав в тряпицу, уложил его в схрон, располагающийся в расщелине между приметным валуном у Крестового камня и корнями молодой рябины, растущей рядом.
Ветер гулко загудел в вершинах елей и сосен. Шквал холодного порыва заставил ветви деревьев закачаться. Пограничный Лес, стоящий на страже границ вот уже восемьсот с гаком лет, принял дар и обязался хранить его для следующего достойного путника.
Сняв с головы фуражку с красным околышем, Слава вытер лоб от внезапно проступившего пота. Снова нацепив головной убор, он подхватил свои манатки и осторожно двинулся дальше, вдоль государственной границы, решив уйти с этой возвышенности и перейти межу по болоту. Здесь, через открытое место, прорезанное просекой границы пространство, он просто побоялся идти, подспудно ожидая неприятностей с той стороны. Его одинаково не прельщала возможность что наступить на взведенную английскую мину, что получить свинца из финского пулемета. Через некоторое время, Викторов вышел на просветлевший край леса, оказавшийся на самом деле огромным болотом — Ristikiven suo, Болото Крестового камня. Густой светло и темно зеленый мох, всего спектра ядовитых расцветок, устилал все пространство, из которого кое-где редко торчали стволы худеньких сосенок, и курчавились кривые березки. Дальше виднелись даже свободные от леса прогалины, на которых местами прорастали камыш и осока. Под ногами у Славы осыпалась никем не собранная перезревшая черника, свисала призывно чернея боками на своих кустиках голубика, ярко красными пятнами осаждали кочки россыпи брусники.
Сжав в руках вырезанный заранее шест, Викторов осторожно вышел из-под прикрытия леса и начал медленно, почти пригнувшись к земле, передвигаться в сторону финской территории.
Так Слава ступил на земли Риитамаа, Спорной земли, междуречья, почвы которого были пропитаны кровью до гранитной подложки. Ведь когда подписывали мирный договор — то неточно обозначили речку, которая должна была служить реперной точкой. И земли между двумя притоками одной пограничной реки превратились в предмет многовекового кровавого спора. Эта земля настолько часто подвергалась разору из-за тучных пастбищ междуречья, что шведскому королю как то пришлось приказать выселить отсюда всех подданных и привезти новых «не склонных к разбою». Но эта мера дала лишь передышку на несколько лет. И беспощадная карусель с взаимными набегами повторилась вновь. Приграничные деревни бывало, после очередного набега, по сто лет стояли пустыми, затем стремительно заселялись, так как в опасном приграничье не требовалось платить налоги. А затем возникали конфликты и вновь огонь и меч ставил жирную запятую, а иногда и жесткую точку в истории очередного поселения.
Он аккуратно побрел по топи, пробуя перед собой слегой путь, чтобы не ухнуть с головой в скрытую яму. Приноровившись, он бодро зачавкал по высушенной этим летом трясиной, держа направление на запад. Через сорок минут, беззастенчиво воспользовавшись звериной тропой, он вышел на очередной пригорок. Рядом обнаружилась лесная дорога. Ярослав решил отдышаться после тяжелого перехода и остановился, у разлапистой ели, опершись о свой посох. Тут он обратил внимание на явно рукотворную пирамидку из скрепленных раствором валунов, обкатанных ледником до зеркального блеска, стоящую у дороги. Викторов обогнул эту метку и с удивлением увидел табличку, укрепленную на вершине памятника. С трудом разбирая финские слова, он прочел…
Слова на памятнике ясно говорили о том, что на русско-финской границе далеко не все так мирно, как может показаться на первый глаз, просто наблюдая эту ушедшую в себя северную природу и ландшафт.
Неожиданно послышались финские голоса. Викторов вздрогнул и серой мышью нырнул за подножие памятника, прижавшись рюкзаком к камням и сжимая в руках нож. Хронодиверсант не питал иллюзий о своей судьбе, в случае собственной поимки пограничниками. Причем без разницы чьими — финскими или своими, советскими. Несколько финнов остановились перед памятником, в трех метрах от затаившегося нарушителя. Забренчало железо амуниции, заскрипели ремни амуниции. Судя по звукам, пришедшие закурили и потом принялись обсуждать свой маршрут обхода. Неожиданно послышались с запада еще голоса, первоначально кажущиеся очень далекими, но на самом деле обманно заглушенные шелестом ветвей хвойного леса. Финны у памятника все же отвлеклись на подходящее подкрепление, и встретили сослуживцев словами с задорными интонациями. Слава вроде уловил некоторую беззлобную насмешку в репликах. Он понял, что надо тикать, пока его не обнаружили. Поэтому, тихонько встал на четвереньки и осторожно переставляя ноги и руки во мху, стараясь не щелкнуть полусгнившим хворостом, начал перемещаться туда, откуда только что пришел. Через сто метров он облегченно разогнулся, но тут порыв ветерка донес до него обрывок финской речи. Викторов осторожно всмотрелся в просвет между деревьями. Через пару секунд он увидел финна с винтовкой, крадущегося по его следам. Слава дернулся под прикрытие молодого ельника, растущего вдоль болота и быстрым шагом рванул обратно, в сторону границы.
