Стальной кулак (СИ) - Тыналин Алим
Медведев шел рядом, внимательно осматривая заводские помещения. Я знал его как толкового командира, который разбирается в технике не по бумажкам, а по существу. Такой не пропустит ни одной серьезной ошибки, но и не будет придираться по мелочам.
В лаборатории вовсю кипела работа. Варвара колдовала над пультом управления, ее точные движения завораживали. Звонарев в облаке пара настраивал измерительные приборы. Циркулев, бормоча что-то про «исторические параллели», записывал показания в блокнот.
— Ну, товарищ Краснов, — спросил Медведев, — предлагаю перейти к делу. Что у вас тут?
На испытательном стенде был закреплен наш дизель — детище долгих месяцев работы. Массивный блок цилиндров, блестящие трубки системы охлаждения, паутина проводов от датчиков.
— Разрешите начать? — спросила Варвара, ее рука замерла над пусковым рычагом.
Я кивнул, мельком поймав ее взгляд — собранный, сосредоточенный, но в глубине карих глаз притаилась особая искорка. Та самая, что появлялась у девушки в моменты технических прорывов.
— Внимание! — громко объявил я. — Начинаем испытания.
Первые минуты работы дизеля прошли в напряженном молчании. Только шелестели карандаши по бумаге да мерно гудел двигатель на стенде.
Я наблюдал за стрелками приборов, параллельно прокручивая в голове все возможные сценарии. Мощность постепенно росла, температура держалась в пределах нормы. Пока все шло по плану.
— Давление масла стабильное, — негромко доложил Звонарев, протирая запотевшие очки.
— Прибавляю обороты, — сказала Варвара, плавно перемещая рычаг.
Рокот дизеля стал глубже, насыщеннее. Я невольно залюбовался точными движениями Варвары у пульта управления. Ни одного лишнего жеста, словно она танцует какой-то сложный технический вальс.
— Любопытно, — пробормотал Зубцов, склоняясь над графиками. — Расход топлива значительно ниже расчетного.
Медведев хмыкнул, но промолчал. Я знал этот его взгляд. Так комполка смотрит на что-то потенциально полезное для армии.
Внезапно характер звука изменился — появился едва уловимый металлический призвук. Большинство даже не заметили его, но я напрягся. Что-то пошло не так.
— Варвара, — негромко позвал я, — температура…
— Вижу, — она уже всматривалась в показания термометров. — Начинает…
Договорить она не успела. В системе охлаждения что-то булькнуло, и стрелка температуры резко поползла вверх.
Чертыхнувшись про себя, я лихорадочно анализировал ситуацию. Можно, конечно, заглушить двигатель, но это провал испытаний. А можно рискнуть…
— Николаус! — внезапно взвился голос Вороножского. — Немедленно добавляем катализатор!
Он метнулся к двигателю с пробиркой наперевес. В другой ситуации я бы остановил его, но сейчас…
— Действуйте, — кивнул я.
Пока Вороножский колдовал над системой охлаждения, я краем глаза следил за реакцией комиссии. Зубцов что-то быстро записывал, искренне увлеченный процессом. Медведев слегка нахмурился — он явно не ожидал таких осложнений.
— Температура стабилизируется, — вдруг объявила Варвара. В ее голосе звучало плохо скрываемое облегчение.
Я выдохнул. Снова взглянул на приборы. Действительно, все параметры возвращались в норму. Катализатор Вороножского, похоже, сработал. Или, как сказал бы он сам, «Николаус» помог.
— Интересное решение, — протянул Зубцов. — Очень интересное…
— А теперь, — я решил перехватить инициативу, — продемонстрируем работу на максимальной мощности.
Варвара понимающе кивнула. Ее рука легла на рычаг управления, и дизель снова начал набирать обороты.
Вскоре двигатель вышел на полную мощность, его рокот заполнил лабораторию. Я внимательно следил за показаниями приборов, отмечая каждое малейшее отклонение. Пока все шло даже лучше, чем мы рассчитывали.
— Пятьсот лошадиных сил, — негромко произнес Зубцов, вглядываясь в графики. — При таком расходе топлива? Невероятно…
— Шестьсот, — поправила его Варвара, не отрывая взгляда от пульта управления. — И это еще не предел.
Медведев подался вперед. В его глазах появился особый блеск — так смотрит профессиональный военный на что-то по-настоящему стоящее.
— Барометрическое давление семьсот пятьдесят один миллиметр, температура масла девяносто два градуса, обороты коленвала… — бормотал Циркулев, строча в блокноте.
— Николаус в полном восторге! — воскликнул Вороножский, прижимая к груди заветную пробирку. — Катализатор работает идеально!
Я мысленно перебирал все характеристики. Мощность превышает расчетную, расход топлива ниже ожидаемого, система охлаждения справляется… Кажется, мы действительно создали что-то особенное.
— Довольно, товарищи, — Медведев оторвался от приборов, — а теперь покажите образцы брони.
— Конечно, — кивнул я. — Варвара Никитична, начинайте плавное снижение мощности. Остальных прошу в соседнюю лабораторию.
Проходя мимо Варвары, я на мгновение задержался:
— Отличная работа.
Она чуть улыбнулась, и в ее глазах мелькнуло что-то большее, чем просто профессиональное удовлетворение.
— Без труда не выловишь и рыбку из пруда! — прогудел за спиной Коробейщиков, готовясь демонстрировать свои сварные швы. — Прошу в наше скромное обиталище металла и огня.
В соседней лаборатории нас встретил характерный запах металла и сварки. Вдоль стен выстроились массивные стенды с образцами, каждый тщательно промаркирован и снабжен подробной документацией.
— Прошу любить и жаловать! — Коробейщиков картинным жестом указал на ряд сварных швов. — Каждый образец — как песня, спетая электрической дугой!
Я заметил, как Медведев внимательно вгляделся в структуру металла. Несмотря на внешнюю простоту, комполка явно разбирался в технических тонкостях.
— Особая технология сварки, — пояснил я. — В сочетании с новым составом брони.
— И катализатором! — вставил подоспевший Вороножский. — Николаус особенно гордится молекулярной структурой!
Зубцов склонился над образцами, его опытный глаз металлурга выхватывал каждую деталь:
— Любопытно… Очень любопытно. А это что за включения?
— Позвольте заметить, — немедленно отреагировал Циркулев, — что подобная структура наблюдалась на крейсере «Рюрик» в 1908 году, когда…
В этот момент в лабораторию вошла Варвара. Я сразу понял по взгляду девушки, что с двигателем все в порядке. Она встала рядом, и от нее еще пахло горячим металлом и машинным маслом.
— Теперь, — я подошел к испытательному стенду, — демонстрация прочности.
Первый выстрел по броневому листу прозвучал гулко. Я внимательно следил за реакцией комиссии. Медведев подался вперед, Зубцов что-то торопливо записывал.
— Вот это да! — воскликнул Величковский, забывшись от волнения. Тут же спохватился: — Простите, товарищи… Минимальное проникновение снаряда.
Второй выстрел. Третий. Броня держалась превосходно, но что-то меня беспокоило. Присмотревшись внимательнее, я заметил, что по краям зоны попадания начали расползаться едва заметные трещины.
Варвара тоже их увидела. Наши взгляды встретились. Она чуть заметно кивнула в сторону микроскопа.
— Структурные изменения в зоне термического влияния, — пробормотал Зубцов, разглядывая образец. — Похоже на…
Грохнул четвертый выстрел, и броневой лист внезапно треснул. Не насквозь, но достаточно заметно.
— Хорошая попытка не хуже победы! — философски заметил Коробейщиков, но в его голосе звучала тревога.
— Николаус! — взвился Вороножский. — Он предвидел это! Нужно срочно изменить состав.
— Товарищи, — Медведев нахмурился, — это серьезный недостаток.
Я лихорадочно анализировал ситуацию. Что-то мы упустили… Что-то с термообработкой…
— Леонид Иванович, — Варвара тронула меня за рукав. — Помните тот случай с закалкой на Мотовилихинском? Когда добавляли…
— Молибден! — я едва удержался, чтобы не обнять ее прямо при комиссии. — Величковский, срочно проверьте содержание молибдена в последней партии!
Следующие полчаса прошли в напряженной работе. Величковский колдовал над анализами, Вороножский что-то бормотал над пробирками, Коробейщиков готовил новый образец.
