Вечный путь - Сергей Мечников
«Все рушится, все падает, все меняется. Кровь, пуля, холод и тьма…»
В глаза веет жаром, словно из недр плавильной печи. Разлитое топливо превращает участок шоссе в пылающий ад. Кажется, горит сам воздух. Но для Алексея это знакомый ветер ужаса, дыхание спящего дракона, способное выжечь душу и содрать мясо с костей. Он пытается закричать, но вместо этого начинает падать в бездонную огненную воронку, и это падение продолжается целую вечность.
Провал.
Он лежит на берегу: опаленный пламенем, трясущийся, жалкий, наполовину потерявший рассудок. Мысли пульсируют и мечутся в голове, перескакивают с одной случайной идеи на другую. Пахнет йодом и солью. Под ним теплый песок. Вдалеке слышатся крики птиц и шуршание волн, набегающих на берег. Алексею кажется, что он в раю. Или в аду. Он не считает, что между адом и раем есть какая-то разница. Он не верит ни в то, ни в другое. Алексей спит и видит страшный сон, о том, что он умер и попал куда-то. Неважно куда — это все сон!
Он успокаивается. Ему хорошо...
Теперь Алексей брел по пляжу, тупо уставившись себе под ноги. На нем потертые синие джинсы, серая фланелевая рубашка и спортивные туфли на мягкой подошве — та самая одежда, в которой он попал в аварию. Куртку и свитер он давно выкинул, рубашку старался не снимать, чтобы уберечь кожу от солнечных ожогов, а футболку смачивал в воде и повязывал на голову. Но насколько эти факты правдивы? Можно ли им доверять? Кто скажет, жив он или мертв, и если все-таки жив, то, почему здесь, а не там? Реальный мир сложился в точку и потух. Воспоминания о нем тоже сложились, стали какими-то плоскими и бесцветными. Алексей очнулся без единой царапины на берегу океана. С этого момента начался кошмар, который едва не свел его с ума.
Когда он понял, что не спит и пустынный берег не грезится ему с перепоя, то начал беспорядочно метаться по дюнам, разыскивая путь обратно. Алексей бежал, не разбирая дороги. Когда выдохся — полз на четвереньках, а потом снова бежал. Пару раз он спотыкался, падал и наконец кувырком скатился в тенистую складку между двумя дюнами. Он был совершенно один в безбрежной вселенной горячего песка с враждебным перламутровым небом над головой. Его охватил гнев, желание уплатить любую цену за возвращение. Он готов заложить душу, лишь бы все стало как прежде.
Алексей зачерпнул пригоршню песка и наблюдал как крошечные частицы кварца алмазными ручейками сыплются между пальцев. Новый мир осязаем, его даже можно попробовать на вкус.
Он сорвался с места и бросился обратно в сторону пляжа. Неожиданная и страшная мысль пронзила его как острога: что если он в панике перепутал направление и теперь забирается все глубже в пустыню, где его ждет мучительная смерть от перегрева жажды? Страх преследовал его неотступно, но Алексей все бежал и бежал, не в силах остановиться. Наконец, воздух наполнился рокотом прибоя. Алексей съехал по склону последней дюны и рухнул без сил в десяти шагах от того места, где белесые щупальца известняка протянулись к самой воде. Камни покрывал слой темно-зеленых водорослей, переплетающихся между собой, словно волосы русалки.
— Твою мать! Ведь это все настоящее! — голос прозвучал как одинокий призыв о помощи, которому суждено навеки остаться без ответа.
Алексей долго сидел на дюне, погруженный в апатию. Он тосковал по родному миру, потому что там он был дома, а здесь — нет. Потому что там у него было хоть что-то, а здесь — ничего. Он вспоминал свою жену Юлю и гадал, как могла бы выглядеть их маленькая дочь. Родилась ли она в тот день, когда он попал в аварию? Все ли прошло благополучно? Ему удалось в полной мере проникнуться свой виной, и чувство раскаяния становилось острее с каждым часом.
В прошлом Алексей наделал немало ошибок, причинял боль тем, кого следовало беречь. Отстранялся от простых житейских мелочей ради пребывания в иллюзорном мире фантазий. Маскировал истинные чувства под личиной равнодушия и желчного цинизма. Он никогда не придавал этому значения, годами вживался в роль отверженного гения. Считал, что жизнь обошлась с ним несправедливо, и это дает ему право мучить других. Алексей прятал свою любовь от близких, как законченный эгоист, и теперь уже слишком поздно что-то менять. Теперь его проглотила какая-то неведомая сингулярность, прожевала и выплюнула словно обглоданную кость в мусорную корзину космоса. Чужая земля, чужое море, чужая пустыня, взбирающаяся к небесам. И у него нет ни оружия, ни пищи, ни желания жить…
Короткий закат сменился зеленоватыми сумерками. Из пустыни потянуло прохладой… а потом из-за кромки мира выкатился багрово-фиолетовый шар с развитой системной колец в районе экватора. Приютивший Алексея безымянный мирок входил в семейство спутников массивного газового гиганта.
Вглядываться в небо было все равно что стоять на краю обрыва. Черная бездна вызывала оторопь и приступы головокружительной дурноты. Алексею не удалось обнаружить ни одного знакомого созвездия. Зато он насчитал пять отдельных колец, таких же широких как кольца Сатурна. В этом мире было свое величие, своя бескомпромиссная эстетика. Своя красота. Этот мир мог существовать в одной из его любимых книг. Беллетристика превратилась в учебные пособия, в азбуку выживания. И он выжил.
С тех пор как Алексей открыл для себя фантастические миры, он в тайне мечтал сбежать туда от опостылевших серых будней. И вот его невозможные мечты стали реальностью. Он ступил за грань сущего, но за порогом оказалась лишь пустота.
На следующее утро Алексея ждало еще более впечатляющее зрелище: восход двойной звезды. Первым над океанскими водами всплыл раскаленный бело-голубой диск в радужном ореоле интерференции. Второе светило, совсем крошечное, пристроилось сбоку как бедный родственник. Большую часть дня красный карлик скрывался за тушей партнера, но становился отчетливо виден ранним утром и поздним вечером. Он почти не давал собственного света, хоть и горел в несколько раз ярче любой звезды. Пара небесных танцоров кружились в бесконечном вальсе вокруг общего центра масс, сближаясь и расходясь снова и снова на протяжении миллиардов лет.
Тут была атмосфера, насыщенная кислородом, и сила тяжести по ощущениям, не отличалась от земной. Сутки длились около тридцати шести часов. Темное и
