От революционного восторга к… (СИ) - Путилов Роман Феликсович
— Ваше превосходительство, разрешите обратится⁈
— Вы не солдат? — генерал вяло ответил мне на приветствие и теперь смотрел на меня в полном недоумении.
— Никак нет, Ваше превосходительство!
— И не офицер?
— Когда-то носил звание капитана милиции Мексиканских соединенных штатов.
За моей спиной доносилось злобное сопение — если это спохватилась охрана генерала, то они проспали великолепную попытку покушения со стороны германской агентуры.
— Чего вы хотели, господин капитан милиции?
— Прошу вас, ваше превосходительство, уделить мне пять минут для приватного разговора. Если через пять минут вы скажете, что тема разговора вам не интересна, я сдамся вашим офицерам и приму любое наказание за свою дерзость.
— Что сейчас мешает вам принять наказание? — брат видного большевика, и по некоторым версиям, главный разработчик октябрьского переворота, усмехнулся в усы.
— Наверное вот это? — я разжал ладонь и показал французскую гранату — «лимонку», которую я до этого сжимал в кулаке.
— Забавно. — хмыкнул генерал: — Хорошо, мы с вами поговорим.
— Прошу. — я, не глядя, протянул назад, где столпились, забывшие как дышать, офицеры гранату и «браунинг» из кобуры.
Глава 10
Глава десятая.
'13. В военных округах, не находящихся на театре военных действий, все военнослужащие в свободное от занятий, службы и нарядов время имеют право отлучаться из казарм или и с кораблей в гавани, но лишь осведомив об этом соответствующее начальство и получив надлежащее удостоверение личности.
«ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ СОЛДАТА»
Апрель одна тысяча девятьсот семнадцатого года.
— Прошу вас, ваше превосходительство, отойдем немного в сторону — я сделал приглашающий жест, генерал хмыкнул и прошел несколько шагов.
— Слушаю вас, молодой человек.
— Ваше превосходительство, меня зовут Котов Петр Степанович, в последнее время я исполняю обязанности руководителя примерно половины отделов народной милиции Санкт- Петербурга. В силу должности приходиться с заниматься и немецкими агентами, так как у нашей военной контрразведки не до всего руки доходят. — Я достал из кармана газету, в которой была заметка о разоблачении милиции гнезда германских шпионов. В ходе работы с различными источниками информации мне удалось установить, что Германский Генеральный штаб готовит наше неудачное летнее наступление…
— Что значит — готовит наше летнее наступление? — вскинулся генерал-майор.
— Это значит, что они его ждут и принимают все возможные меры, чтобы оно состоялось. Они абсолютно точно знают настроение личного состава действующей армии, а также тыловых частей, и не сомневаются, что русский генералитет размажет артиллерию равномерно по известным местам прорыва, после чего бросят пехоту на неподавленные позиции германцев и австрийцев. С учетом того, что русское наступление не согласовано по времени с наступлением войск Антанты, германцы, маневрируя резервами, легко отобьют наступление Русской Армии, выбив «под ноль» наиболее мотивированные части, типа ударников, после чего основная масса солдат, да и офицерский состав, особенно из набранных в последнее время только за наличие хоть какого-то образования, выпускников школ прапорщиков, будет полностью деморализована…
— Господин начальник чего-то там, ваше время истекло, а кроме пространных рассуждений шпака о стратегии, которые сейчас легко прочитать в любой газете, я ничего не услышал.
— Вы хотите конкретики, господин генерал –майор? Пожалуйста! В начале мая, вследствие демонстраций, перешедших в столкновения между солдатами запасных полков и относительно устойчивыми частями по поводу позиции Временного правительства в отношении продолжения войны, Львов испугается и снимет с должностей военного министра и министра иностранных дел, назначив на место Гучкова адвоката Керенского, а на место Милюкова — какую-то проходную фигуру.
Эти беспорядки будут инспирированы германскими агентами, так как они считают, что назначение на ключевой пост краснобая Керенского, который спит и видит себя президентом Российской республики, значительно ослабят Россию. Кстати, основной организующий силой в этих беспорядках будут большевики, в числе которых состоит ваш любезный брат…
— Вы хотите сказать… — генерал, покраснев от злости, шагнул ко мне, но я выставил вперед раскрытые ладони в примирительном жесте.
— Михаил Дмитриевич, у меня даже мысли не мелькали, что Владимир Дмитриевич является германским агентом, ни Боже мой! Но вот господин Ульянов, который является близким другом вашего брата, германское золото привез, за что и был похищен английскими офицерами с базирующихся на Балтике подводных лодок. И теперь британцы, на всякий случай удерживая Ленина на отдаленном хуторе в Финляндии, вводят в узкий круг партии большевиков своего агента Троцкого — Бронштейна, который везет в Россию огромное количество наличности, собранных его американскими родственниками.
— Вы мне какой-то авантюрный роман рассказываете, господин полицейский. И я не понимаю — почему мне?
— Вам я рассказываю эту историю, потому-что, при игре «в долгую», и у британцев, и у германцев, на вас лично, уважаемый Михаил Дмитриевич, глубоко проработанные планы, как использовать ваш опыт и способности для развала России.
— То есть, теперь вы меня в агенты записали? — генерал криво усмехнулся.
— Да какие агенты…- я махнул рукой: — Вы наиболее грамотный и опытный полководец, которого большевики смогут привлечь для разработки планов спасения страны, а то, что определенные лица верхушки партии имеют совсем иные цели, вам никто не расскажет. Вас просто используют, а потом, вместе с братом, отодвинут в сторону, переместив на третий-четвертый уровень руководящей номенклатуры.
— Вы так странно говорите…
— Долго жил в Мексике, господин генерал, отучился даже думать по-русски.
— Чего вы от меня хотите? Мне действительно некогда.
— Пока ничего. Хотелось бы, после того, как в начале мая, вы увидите, что моя информация верна, еще раз с вами встретится и поговорить. Меня можно найти в Адмиралтейской части народной милиции или передать туда сообщение.
— Ничего не могу обещать. — генерал развернулся на каблуках и двинулся к своей резиденции, за ним поспешила свита, так, что я еле успел забрать у шустрого прапорщика мой пистолет и гранату, а мне ничего не оставалось, как двинутся на вокзал — опять предстояло выматывающее путешествие до столице в еле движущимся поезде. Для человека, которому четырнадцать часов перелета из Москвы на Карибы казались бесконечно долгими, мотылятся по стране со средней скоростью пятнадцать-двадцать верст в час было просто бесконечной пыткой.
Май одна тысяча девятьсот семнадцатого года.
Мариинский дворец, где засело временное правительство как глубокая заноза вонзилась в подведомственную мне территорию, а с учетом того, что я мог поставить под ружье, максимум, восемьсот человек, половина из которых была абсолютно не обучена, я просто-напросто дал команду эвакуировать милицейские части, не находящиеся на территории Адмиралтейской части. Я дал команду убрать заставу от Троицкого моста, очистив Марсово поле, где у могил жертв Февральской революции, шли постоянные митинги. Дальше я удерживал мосты кагала Грибоедова, вынужденно отступив из кварталов, очерченных Гороховой улицей, Синим мостом и Вознесенским проспектом, оставив территорию вокруг резиденции правительства на откуп их охране — сменяющим друг друга школам прапорщиков, каких-то отдельных батальонов и рот юнкеров.
С помощью раздвижных заграждений, подобных тем, что ограждало по периметру великокняжеский дворец, только вырубаемых в мастерской из металла по упрощенной схеме, удалось, худо-бедно, удержать периметр. Выставленный метров за сто инвалид из группы внешнего наблюдения, увидев приближающуюся толпу солдат начинал, расхристанную, с гармошками, зачастую без ремней, но вооруженную, с красными бантами на шинелях и штыках винтовок, начинал усиленно утираться какой-нибудь яркой тряпкой, что служило сигналом для милицейской заставы на мосту, разворачивать инженерное заграждения, закрепляя его на мостовой, а публика начинала разбегаться из мгновенно ставшего опасным места.
