Комсомолец - Федин Андрей Анатольевич
Пашка ухмыльнулся.
– Да и налог на бездетность платить не собираюсь, – сказал он. – Летом женюсь. Ну а потом… Нормально заживем. Съеду от вас на этаж к семейным. Ольга уже будет нянчить пацана, когда я пойду работать на предприятие. А может, и двоих. Кукиш им, а не налог на яйца!
Мы со старостой переглянулись.
– Э-э-э… Ольга знает о твоих планах? – спросил Аверин.
Могильный вытер о штаны ладони, пригладил рыжую шевелюру, будто прихорашивался перед встречей с подружкой.
– Нет, а зачем? – сказал он. – В нашей семье все будет решать мужчина. Мужчина – это я, если вы не догадались. Как решу, так и будет.
Я хмыкнул. Отогнал от лица мошкару. Смотрел на Могильного и вспоминал своего старшего сына. Тот тоже воображал себя главой семьи. Главным добытчиком и опорой. Семейным диктатором. Хотя я невооруженным глазом видел, что его похожая на серую мышку юная подруга вертела им, как хотела. Благо, девица сразу отнесла меня к числу «полезных» (понимала, что лишний источник денег их семье не помешает), ездила моему старшенькому по ушам в мою пользу.
– Ага, – произнес Славка. – Хочешь сказать: она и сейчас с тобой во всем соглашается? Да? Разочарую тебя, товарищ сержант: со стороны так не кажется.
Пашка махнул рукой.
– Кажется, не кажется… Сами знаете эти женские выдумки.
Он вздохнул.
– Приходится соответствовать. Быть культурным и галантным, как этот их… Ален Делон.
– Э-э-э… Делон из тебя получается… рыжий, – сказал Славка.
Мы со старостой уже не прятали улыбки.
– Выйдет она за меня замуж, – сказал Могильный. – Никуда не денется. Я же вижу, что ей понравился. И ее родителям тоже понравлюсь. Нет, ну чего? Так и будет!
Он стал загибать пальцы.
– Не курю, почти не пью, не урод. Отслужил. Будущий инженер! Для Ольги я просто идеальный жених. Ее родители же не глупые… надеюсь. Поймут, какого замечательного зятя могут получить.
Он снова погладил себя по волосам.
– Как вернемся в город, приглашу Ольгу в кино: она говорила, что любит смотреть фильмы. Конфет шоколадных ей куплю, ленинградских, «Белочку». Моя мама сможет их достать. Потом поведу в кафешку на Крупской, напою молочным коктейлем. Ну а там…
Махнул рукой.
– Нет, этот Делон в сравнении со мной покажется ей слабаком и неуклюжим уродцем!
Могильный стукнул себя кулаком по груди.
– Серьезные у тебя планы, – сказал Аверин.
В словах старосты мне послышалась ирония.
Не только мне – Могильному тоже.
– Нет, вы зря смеетесь, – сказал Пашка. – Мне один умный товарищ объяснил, как именно нужно ухаживать за девушками. Так что я все сделаю по-умному.
– По-умному – это правильно, – сказал Славка. – По-глупому делать не стоит. Правильно говорю, Сашок?
Я кивнул.
– Э-э-э… поделишься наукой с неразумными товарищами? – спросил Аверин.
Он метнул в вагон кочан капусты. Могильный не стал ловить снаряд – уклонился, позволил капусте врезаться в кучу за его спиной. Капустные листья разлетелись по сторонам, подобно искрам. Опускавшееся к горизонту солнце светило мне в спину – в лицо Могильному. Заставляло Пашку жмурить глаза. Павел оперся рукой о стену вагона, взглянул на нас с демонстративным превосходством.
– Вся хитрость в том, парни, – сказал Павел, – что женщины не похожи на нас, мужчин.
– Э-э-э… это мы и без тебя знали.
– Не перебивайте меня, студент Аверин.
Славка поднял руки.
– Простите, профессор, – сказал он. – Продолжайте.
Пашка потер переносицу, будто поправил оправу очков.
– Нет, они отличаются от нас не только внешне, – сказал он. – Они… с чудинкой. Женщины, как та Фемида у древних греков, всегда носят с собой воображаемые весы.
– Не замечал.
– Аверин!
– Молчу!
– Нет, парни, я правду говорю, – продолжил Пашка. – На тех весах женщины измеряют поступки и достоинства мужчин. Красивый – гирька на правую чашу. Умный – еще одна туда же. Трусливый – гирька на левую. Какая чаша перевесит – так девчонки и определят, стоит ли парень их внимания.
Могильный ногой подвинул к куче откатившийся в сторону кочан капусты.
– Но знаете, в чем тут весь фокус? – спросил он.
– Э-э-э… просветите нас, профессор.
– Все дело в том, что все гирьки у женщин – одинаковые.
Пашка многозначительно замолчал, указал в потолок вагона пальцем.
Я кашлянул (спрятал за кашлем усмешку): вспомнил, как сам впервые услышал похожую теорию, когда учился на третьем курсе института. И ведь тогда поверил в нее, не сделал поправку на то, что в каждой теории бывают и исключения. За что вскоре и поплатился: симпатичную сокурсницу из Тулы увели у меня из-под носа одним лишь благородным жестом, пока я малозначительными поступками терпеливо расставлял на ее весах те самые «одинаковые гирьки».
– Что нам дает это знание, многоуважаемый академик? – спросил Слава.
– Очень многое, студент, – ответил Могильный. – Оно вам поможет добиться успеха у девчонок и счастья в семейной жизни.
– Э-э-э… обещаете?
– Обещаю.
Пашка подпер кулаками бока и провозгласил:
– Просто помните, студенты, что подаренный на рассвете букет ромашек весит столько же в глазах женщин, сколько и убитый в их честь дракон!
Я оторвал от кочана чистый лист, откусил от него кусок – вместо попкорна.
– Не может быть! – притворно ужаснулся Аверин.
Он всплеснул руками.
– Поверьте умному человеку, юноша.
– Э-э-э… мы требуем объяснений! – сказал Славка. – Как же нам быть?
– Парни, рубите головы дракону одну за одной, – заявил Могильный, – чтобы за каждую получить на чашу весов по гирьке. А лучше… оставьте бедное животное в покое. Используйте для завоевания сердца женщины поход в кино, молочный коктейль и шоколадные конфеты (ни в коем случае не одновременно!). Они добудут для вас столько же гирек, сколько и три срубленные драконьи башки.
– Все ясно, учитель, – сказал Аверин. – Благодарим за науку.
Он отсалютовал Пашке воображаемым мечом – должно быть, тем самым, которым собирался рубить головы дракону.
– Надеюсь, мои слова помогут вам избежать налога на бездетность, – сказал Могильный. – Нет, я не шучу. Считаю неправильным отдавать ни за что ни про что кровно заработанные. Как, кстати, продвигаются твои дела со Светкой Пимочкиной?
– А то ты не знаешь.
Славка взглянул на меня, нахмурился.
– Ольга мне по секрету сказала, что папа Пимочкиной вот-вот станет большой шишкой в горкоме: мол, все уже решено, для нового назначения ждут подходящую дату.
– Да что мне ее папа? – сказал Аверин.
Вздохнул.
– Нет, тут ты не прав, – сказал Пашка. – Папа жены – это важно. Тесть на хорошей должности – это залог благополучия твоей семьи.
Славка махнул рукой.
– Какой тесть? Пимочкина – хорошая девчонка…
Аверин улыбнулся, будто что-то вспомнил.
– Она мне Тосю Кислицыну из «Девчат» напоминает, – сказал он.
– Совсем не похожа, – сказал Могильный.
– Я не про внешность говорю, – ответил Славка. – Светка такая же… шебутная. Я «Девчат» в прошлый раз еще до армии смотрел. Если бы этот фильм снова показывали в кинотеатре, с удовольствием посмотрел бы снова.
Пашка пожал плечами.
– Так смотри на свою Тосю-Свету, – сказал он. – Хоть каждый день – всю жизнь. Кто тебе мешает? Ты у нас геройский парень. В количестве гирек на правильной чаше весов любому из нас фору дашь. Ольга говорит: девчонки говорят о тебе чаще, чем о других.
– Говорят… Слышал я, о ком она говорит.
– Кто?
– Пимочкина, – сказал Слава. – Ты из-за своей Фролович вообще ничего вокруг не замечаешь. Герои сейчас не в моде, чтоб ты знал. Девчонкам теперь или смазливых Делонов подавай. Или…
Аверин замолчал, не договорив; снова взглянул на меня.
– Или кого? – спросил Могильный.
– Или вот таких, как Санек.
Староста наклоном головы указал на меня.
Я видел, что он злится. И даже понимал причину его злости. В прошлой жизни меня бы тоже обидела и разозлила подобная ситуация: если бы мне (высокому, атлетично сложенному красавцу!) женщина предпочла какого-то мелкого и невзрачного субъекта. Странно, что Аверин еще не пытался меня запугивать и «ставить на место». Я бы, вполне вероятно, именно так на его месте и поступил: никогда не страдал идеями всеобщего равенства и всепрощения.
