Олигарх 4 (СИ) - Шерр Михаил
— Алексей Андреевич, я не могу поверить в реальность происходящего, — Иванг Васильевич был явно растерян.
— Я, Иван Васильевич, тоже. Прикажите позвать Харуку и Мыльникова.
Мыльников японский знал очень посредственно, но очень старался и у него более-менее получалось, а Харука тоже очень старался понять, что от него хотят и в итоге получился неплохой результат.
Меня интересовал только один вопрос, какое может быть разумное объяснение происшедшему?
Харука думал недолго.
— Есть только одно разумное объяснение этого. На джонке находится сам сегун Иэнари Токугава и ему обязательно надо освободить кого-то из захваченных вами самураев, — Услышав это, Иван Васильевич даже с досадой хлопнул в ладоши.
— Так Алексей Андреевич еще может быть даже и прогадал? Наверное надо было больше просить, — чего-чего, а вот этого перла от всегда разумного господина Тимофеева я не ожидал и только смог произнести.
— Ну вы, Иван Васильевич и даете, — еще бы секунда и я бы рассмеялся, но меня успел опередить Харука, который очень серьёзно изрек.
— Будет чудом, если они согласятся.
Но чудо случилось и через час тот же японец опять поднялся к нам на борт. На этот раз он был не один, с ним был еще один надутый важностью господин в какой-то традиционной японской одежде. В руках он держал перевязанный лентой свиток бумаги.
Наш японец молча взял его и протянул его подошедшему Петру. Показав на Харуку, он сказал:
— Пусть ваш человек проверит наш договор.
Харука развернул свиток и медленно прочитал его, а Мыльников еще более медленно перевел на русский.
— Здесь написано, что князю в вечное владение передаются все затребованные им острова и ему разрешается торговать со страной Нихон через порт Сибецу, который для этого построят князья Мацумаэ на острове Эдзо напротив Кунашира. Здесь японцам будет разрешено общаться с русскими, в остальных местах запрещено под страхом смертной казни, японским кораблям также запрещено даже приближаться к этим островам, — Харука еще раз внимательно со всех сторон разглядел переданный договор. — Это действительно настоящий договор, подписанный сегуном и здесь стоит его печать.
Японец дождался пока Харука и Мыльников замолчали и с плохо скрываемым нетерпением спросил:
— Когда вы освободите пленных? Мы желаем получить их сейчас.
— Прямо сейчас я могу вам передать только ваших самураев, а остальные на берегу, — откладывать такое дело я считал не разумным и пленные самураи ожтдали своей участи в трюме.
— Остальные меня не интересуют, можете с ними делать, что хотите. Будет даже лучше если вы их не вернете, — я от такой откровенности даже опешил, интересно, а кто все-таки столь ценен среди самураев.
Пленных самураев я приказал выводить по одному с небольшим интервалом. И когда на палубу вышел третий из них и самый молодой, я увидел как довольная улыбка тронула лицо второго японца. Харука тоже это заметил и внимательно посмотрел на молодого японца. Тот похоже был безумно рад происходящему и с трудом сдерживался, чтобы не побежать.
Когда самураи покинули борт нашего корабля, второй японец тоже быстро последовал за ним. А японец-переговорщик спокойно подождал пока отвалит шлюпка с освобожденными и еще раз повторил.
— Все остальные нас не интересуют, — японец посмотрел на меня, явно ожидая моей реакции.
— Хорошо, я вас понял. И не забывайте моих слов об возможном ответе. Я и своей властью могу привести такой флот, что разнесу половину ваших островов, — японец никак не отреагировал на мои слова и не спеша с достоинством покинул палубу нашего корабля.
На этот раз японские шлюпки не летели, а просто быстро шли к своему кораблю. Я взял подзорную трубу и стал смотреть как освобожденные самураи поднимаются на палубу джонки. Сомнений не было, никого из них не встретили так радушно как самого молодого самурая.
Иван Васильевич опустил подзорную трубу. Он тоже как и я рассматривал, как освобожденные поднялись на борт джонки.
— У меня только одно разумное объяснение происшедшего. Этот молодой человек родственник дамы сердца сегуна Иэнари Токугавы.
— А он не может быть его сыном?
— Нет, Алексей Андреевич, у этих людей нет таких любимых сыновей, чтобы идти на такое. У того же сегуна их слишком много, только из-за какой-нибудь юбку все эти владетельные особы делают такое.
Возражать Ивану Васильевичу я не стал, скорее всего он прав. Но это не имело уже никакого значения. Главным вопросом было насколько можно верить этому самому сегуну и не последует ли все-таки через какое-то время карательная операция.
— Иван Васильевич, что будем делать с пленными? Японцы забирать их не желают, придется эту публику действительно вывозить на Камчатку, — до меня только сейчас дошло, что это будет пусть небольшой, но проблемой.
— А зачем, Алексей Андреевич? Мужиков у айнов я полагаю маловато, некоторые из них не пожелают возвращаться к своему традиционному образу жизни и попросят разрешения поселиться поближе к нам. Вот давайте спросим сначала их баб, может быть они этих узкоглазеньких и разберут.
Глава 10
Наши пароходы вернулись необычайно быстро, уже через четыре дня.
На Итурупе никакого сопротивления естественно не было, для устройства новой жизни там осталось пятеро казаков под руководством Емельяна Ермолаевича, трое людей Сысоя, брат айна Ивана со своими двумя женщинами и детьми, его стали звать Василием.
Как и предположил Иван Васильевич, многие айны уже не горели желанием возвращаться к своему традиционному образу жизни и действительно просили разрешения поселиться рядом с нашими людьми.
Самым удивительным для меня было то, что с Итурупа привезли всего полтора десятка пленных. Большинство японцев Итурупа осталось под крылышком своих теперь уже свободных жен-айнов.
После освобождения самураев настроение остальных пленных резко упало, оно итак у них было не очень, а здесь они откровенно были в отчаянии.
Харука сказал, что теперь они уверены, что в Японию им не вернуться, а если кто-то и сможет это сделать, то его там ждет смерть. Мысль, что я их вывезу в Россию, внушла им вообще какой-то мистический ужас и поэтому они сами начали переговоры со своими бывшими наложницами, чтобы уже их взяли в мужья и таким образом японцы останутся на Кунашире, да еще и на свободе.
Женщины-айны разобрали даже купцов с приказчиками. Безхозными в итоге остались только бывшие надсмотрщики и таким образом у нас осталось в подвешенном состоянии всего ровно сорок японцев. А вот что делать с этими четырьмя десятками, я не знал. Наверное все таки придется вывозить их на Камчатку.
Японскую джонку и английский бриг наши моряки за это время отремонтировали и когда пароходы собирались уходить неожиданно пришли к ним. Всех англичан они оставили на Урупе, а вот остатки японского экипажа прихватили с собой и кроме трех человек, все японцы неожиданно для меня уже тоже желали остаться с нами.
То, что я теперь владелец этих Курильских островов, потрясло всех вернувшихся и очень подняло настроение всем нашим людям. Действительно о подобном исходе войнушки, в которую мы все внезапно вляпались, можно было только мечтать.
Оставалось только устроить управление на Кунашире и можно с чистой совестью возвращаться на Камчатку. Я решил, что в свете всего случившего, предложить желающим из нашим морякам остаться на какое-то время на Камчатке в составе экипажей джонки, брига и одного из пароходов. Подобное решение просто само напрашивалось, регулярное сообщение с Южными Курилами будет крайне необходимо.
Начальником в своем новом владении я решил пока оставить хорунжего Попова. Он понравился и мне и крестному. Все казаки были не против такого поворота в жизни и просили только по-быстрее привезти семьи.
На Итурупе наше поселение я назвал Курильском, а на Кунашире Южно-Курильском. Его было решено сделать на самом удобном месте острова, в середине восточного побережья на берегу самой большой бухты.
