Время грозы - Юрий Райн
— Проблема упадка духовности на фоне материального благополучия, — полувопросительно-полуутвердительно сказал Румянцев.
— Именно, — подтвердил император. — Наши политики — технократы, им все это кажется вздором. А я уверен, что они неправы. Слава Богу, граф Чернышев, оставаясь жестким прагматиком и технократом, на голову превосходит коллег. Он способен если не разделить, то хотя бы умозрительно понять мою тревогу. Надо молиться, чтобы его предсказания не сбылись, чтобы в декабре народ проголосовал за либерал-консерваторов…
— Насколько я понял, — хмуро заметил Максим, — поддержка, простите меня, сексуальных меньшинств оппозиции обеспечена. Как у вас тут говорят, господи помилуй.
— А у вас, — оживился император, — к этим… эээ… наклонностям относятся иначе?
— У нас, — ответил Максим, — на этот счет статья имеется.
— Простите?
— В уголовном кодексе, — пояснил Максим. — До десяти лет. По-моему, это перебор. Пусть там что хотят и как хотят… Лишь бы не напоказ, я так думаю. Но считается, что мужеложество не сочетается с коммунистическими идеалами.
— Да… — задумчиво проговорил император. — Наши коммунисты совсем по-другому на это смотрят… Впрочем, мы отвлеклись. Коли Иван Михайлович полагает, что опасность существует, значит, она существует. Жаль, что по статусу мне нельзя открыто выказывать предпочтения… Ах, профессор, успех вашего проекта очень помог бы Ивану Михайловичу…
— До декабря не успеть, — твердо заявил Румянцев. — Кроме того, ваше величество…
— Владимир Кириллович! — перебил император. — Прошу вас!
— Кроме того, Владимир Кириллович, проект, в том числе в новой его части, названной «Иглой», имеет, полагаю, более широкое значение для…
— Знаю, знаю, конечно, вы правы! Но, видите ли, впервые за мою жизнь может сложиться ситуация, в которой я буду обязан принимать окончательные решения. Поэтому уж простите мне мои личные… переживания… пристрастия…
Император тяжело вздохнул. Повисла неловкая пауза.
Дверь открылась, вошел премьер.
— Государь… сударыня… господа…
Покончив с ритуалом приветствий, он сел и вопросительно взглянул на императора.
— Мы, Иван Михайлович, — сообщил тот, — о литературе побеседовали.
— Да, — чеканя слова, произнес Чернышев. — Дописывайте, издавайте. Одно условие — вероятно, Владимир Кириллович упомянул. Чтобы никаких мыслей у читателя не могло возникнуть о реальности параллельного мира. Пока я глава правительства — лично буду цензурировать. Погонят меня — государю решать.
Император, Максим и Наташа кивнули.
— Мне роман нравится, — немного мягче продолжил премьер. — Я, правда, не большой знаток, но мнению Владимира Кирилловича верю. Если это и вправду духовный прорыв для России — что ж, дай Бог… Хотя, должен признаться, тревог по поводу какого-то кризиса не вполне понимаю…
— Это может оказаться прорывом, — уточнил император. — Такая литература способна стать катализатором для…
— Да верю же! — нетерпеливо перебил Чернышев. — Давайте перейдем к делу. Оно видится мне куда более существенным и, позволю себе сказать, грозным, чем некие вопросы духовности. Напоминаю присутствующим о сугубой ответственности за сохранение содержания настоящего разговора в абсолютной тайне.
Он обвел собеседников тяжелым взглядом, остановился на Румянцеве.
— Скажите, профессор, какое количество параллельных реальностей предусматривают ваши теоретические построения?
— Бесконечное количество, — ответил ученый, и в его глазах мелькнула тревога.
— Вижу, что вы, Николай Петрович, уже поняли, — сказал премьер. — Может быть, продолжите вместо меня?
— Странно, что мне это не приходило в голову… — тихо проговорил Румянцев. — То есть параллельных пространств, разумеется, бесконечно много, но вот идея вторжения… Вы ведь об этом, Иван Михайлович?
— Об этом, — мрачно подтвердил Чернышев. — Тоже, должен признаться, не сразу сообразил. А ведь суть проста: мир Горетовского отстал от нашего. А другой какой-нибудь мир, напротив, ушел далеко вперед. Возможно это?
Устинов резко подался вперед.
— Поворотных моментов в истории предостаточно, — печально сказал император. — Батыево нашествие, к примеру.
— Хотя бы, — согласился Чернышев. — И предположим, что в том мире нашли способ преодолеть границу с нашим. Массово преодолеть. С оружием, превосходящим наше. С возможностями, которых мы и вообразить не в состоянии.
— Господи, — задохнулась Наташа. — Да зачем?
— Ресурсы, — сказал Максим, и премьер кивнул.
— Мы им тут не нужны, — произнес он. — И ваши, те, что в вашем, Максим, мире, тоже не нужны. Никто им не нужен.
— Да если они нас превосходят, — взволнованно заговорила Наташа, — то как же станут нам плохое делать? Они должны быть лучше нас, добрее, гуманнее!..
Максим усмехнулся. Устинов так и замер в своей неудобной позе, Румянцев и император оставались непроницаемыми, а премьер усмехнулся вслед за Максимом.
— Вижу, пришелец из отсталого мира понимает цену слову «гуманность». Да, мы, случись нам обрести такие возможности, вряд ли действовали бы во вред более слабым. Но ответьте, уважаемая Наталья Васильевна, на простой вопрос: согласны ли вы с тем, что мы тут переживаем пресловутый кризис духовности? — на лице Чернышева мелькнуло отвращение.
— Пожалуй, — неохотно признала Наташа. — Особенно после того, как я Максима узнала, — да, наверное.
— Стало быть, — проговорил премьер, — те, кто, предположительно, материально богаче и сильнее нас, могут оказаться совсем лишенными этой самой духовности? А с ней и гуманности? И доброты? И сострадания? Могут или не могут?
— У нас, — горячо возразила Наташа, — таких ужасов, как у них, — она показала подбородком на Максима, — не было! Коллективизация, тридцать седьмой год, холокост…
— Кстати, — заметил император, — тут вы, на мой взгляд… Впечатление сильное, ничего не скажешь, но, может быть, излишне сильное. Перегнули, мне кажется...
— Ничего не перегнули, — мрачно отозвался Максим. — Так оно все и было…
Император быстро перекрестился.
— Экстраполяция… — пробормотал Румянцев. — Можно вообразить себе этакий закон сохранения: сумма материальных и духовных высот постоянна. Больше одно — меньше другое. В некоем энергетическом состоянии социума… Чтобы и то, и другое увеличить — необходим скачок в новое состояние… Квантовый такой скачок… Бред вообще-то…Но исключить нельзя…
— В том-то и дело, — жестко сказал премьер. — Исключить нельзя. Знаю, знаю, Николай Петрович, оригинал осуществляет переход границы или же копия — вам неизвестно, вы докладывали. Согласен, что ежели переходит копия, а оригинал гибнет, то опасность существенно меньше. Вероятно… И все же: могу представить себе таких завоевателей. Ради экспансии в соседний мир на все готовы. Даже оставить в родном мире собственные трупы.
