Преступивший Грань (СИ) - Антон Клеттин
— Хорошо, — наконец проговорил попаданец, — я согласен.
— Тогда клянись своим настоящим именем, что поможешь моему духу обрести новое тело.
— Тебя то как зовут? — поинтересовался попаданец. — Ну, мне же нужно знать кому приносить клятву, — уточнил он, видя непонимание в глазах молодого шамана.
— Гадаар, — немного помолчав, представился тот.
— Я, Тимофей Лисин, клянусь, что помогу обрести другое вместилище шаману Гадаару, стоящему сейчас передо мной, как только он обучит меня всему, что знает сам.
— Принимается, — после непродолжительного молчания сказал Гадаар.
— Ну, когда начинаем обучение? — улыбнулся Тима, внутренне радуясь, что формулировка его клятвы не вызвала у молодого шамана никаких вопросов.
Глава 6
Солнечный лучик, каким—то образом сумевший пробиться сквозь довольно густые кроны деревьев, упал Тиме на лицо, вырывая того из объятий Морфея. Попаданец открыл глаза и некоторое время, еще не отойдя ото сна, бессмысленно смотрел вверх, любуясь трепещущими на ветру листьями. А потом он все вспомнил. Весь ночной разговор. После чего довольно грубо выругался, досадуя на несвоевременную побудку. Ну что стоило этому лучику разбудить его хотя бы на полчаса позже, когда они с Гадааром уже договорились бы о том как будет проходить обучение? Но нет, теперь придется ждать следующей ночи, а потом еще и утра.
Впрочем, Тима быстро успокоился. Ему некуда было спешить, так что можно будет и подождать. Тем более, что все так удачно получилось с клятвой. Ну не верил попаданец, что кто—то может просто так отказаться от своего собственного тела. Не верил и все тут. И, если Гадаар сказал ему правду про то, что клятву, данную духу, нельзя нарушить, то у него будет возможность для маневра. Да и не обещал он ему, что тело, в которое его вселит, будет обязательно человеческим. Да и про само тело в клятве ни слова не было. Успокоив себя таким образом, Тима решил, что хватит сибаритствовать — пора бы уже вставать.
Пока попаданец лежал в гамаке, то чувствовал себя, если и не отлично, то, по крайней мере, неплохо. Однако, когда выбрался из него, оказалось, что ему еще далеко до выздоровления. Впрочем, было бы удивительно, если было наоборот. Ведь только в книгах и фильмах так бывает, что сегодня героя метелят изо—всех сил, а на следующий день он вновь готов к приключениям. Тима же героем книги не был. А если начистоту — надеялся на это всей душой. Так что к его услугам, по—прежнему, был микс из головной боли и тошноты. Радовало лишь то, что головокружение почти исчезло.
Он сделал все свои утренние дела, отойдя на небольшое расстояние от места стоянки. Попытался, было, умыться, но чуть не свалился в речку из—за внезапно вернувшегося головокружения. Пришлось умываться стоя на карачках. Вернувшись в лагерь, он, борясь с тошнотой, через силу позавтракал оставшейся с вечерней охоты рыбой. Есть не хотелось совершенно, но его организму нужна была энергия, поэтому пришлось превозмогать.
Закончив свой нежеланный завтрак — занялся обустройством своего быта, хотя ему хотелось лишь одного — забраться в такой чудесный и уютный гамак и чтобы никто его не трогал. Но, при жизни в дикой природе, особенно в одиночку, наши желания, как правило, ничего не значат. Поэтому, Тима, невзирая на тошноту и вернувшееся головокружение, вырыл яму для костра, набрал хвороста и валежника, обустроил себе место для разделки рыбы. На все про все у него ушло никак не меньше четырех часов. Это было гораздо больше чем обычно. Но болезнь — есть болезнь.
Закончив с самыми необходимыми делами, он решил передохнуть немного, так как чувствовал, что еще чуть—чуть и свалится там где стоит. Попаданец, буквально из последних сил, доковылял до гамака и забравшись в него, мгновенно уснул.
Тима, впервые за то время, что он находился в этом мире, увидел сон. Ему снилась репетиция в одном из актовых залов его училища. Славик, его сокурсник, выступающий сейчас в роли режиссера их общей постановки, о чем—то спорил с невысоким, щуплым пареньком из их группы, по прозвищу Мямля. Мямля был из тех людей, у которых энергии больше, чем мозгов, а руки растут из задницы. Как он до сих пор умудрялся не вылететь из театрального, Тима не знал, ведь Мямлей—то его прозвали не напрасно.
О чем был спор и что именно вытворил Юрка, а именно так звали этого паренька в миру, Тима не знал, но судя по тому, что спор проходил у пульта управления, дело было или в кулисах или в осветительных приборах. Впрочем, ему это было совершенно не интересно, он как раз выполнял речевые упражнения, стоя на авансцене и к перебранке не прислушивался.
Отвлекся он от своего занятия лишь тогда, когда градус спора, явно повысился. Послышались выкрики. Тима обернулся, посмотреть что такого вытворил Мямля, раз Славик так разоряется, но не успел. Внезапный удар по голове и темнота...
Тима попытался, было, вскочить на ноги, однако, в гамаке сделать это было крайне проблематично и он чуть не отправился на свидание с землей. Снова. Но, попаданцу все же удалось удержаться. Он, насколько мог аккуратно, выбрался из своего спального места, оказавшегося столь травмоопасным и осмотрелся. Судя по всему, до вечера было еще достаточно много времени, а значит, у него еще было время хорошенько обдумать свой странный сон. Как раз будет чем развлечь себя во время охоты.
***
Сейчас Тима чувствовал себя, на удивление, неплохо. Видимо, сказался дневной сон. Поэтому, охота прошла для попаданца гораздо легче, чем утренняя подготовка лагеря. Он довольно быстро добыл себе четырех речных жительниц. Не пришлось, даже, особо стараться. Казалось, что те сами плыли к попаданцу, подставляя свои бока под удары.
А вот с убиением и потрошением добычи пришлось повозиться. А дело было в том, что Тима, наслушавшись рассказов Гадаара о том какой ценный камень попаданец унес с плато, решил, что негоже ему использовать его для таких вульгарных целей. Поэтому пришлось выкручиваться. Головы рыбе пилил наконечником копья. Это было неудобно, грязно и медленно. У него аж сердце кровью обливалось, когда он думал каково им самим в этом момент. Кем—кем, но живодером Тима никогда не был. Наоборот, животных он очень любил, особенно собак. И, хотя, перед разными морскими и речными тварями особого пиетета не испытывал, но ему
