Вадбольский 5 (СИ) - Никитин Юрий Александрович

Некоторое время мы помолчали, наконец он поднялся, сказал ровным голосом:

— Приходите, когда почувствуете. Увидите, у нас только по зову сердца.

Он не сказал, что почувствую, я не стал спрашивать, и так понятно, почувствую, что помощь бы не помешала.

Глава 11

Я проводил его взглядом, тут же углядел Сюзанну, вокруг неё не так уж и много ухажёров, все сыплют затёртыми до безобразия комплиментами, я сперва подумал снисходительно, какие дураки, но спину обдало жаром: чего это я? Да подзатёрты со временем, но сейчас, возможно, это самый свежак! Возможно, это и есть авторы, а Сюзанна — объект!

Я хотел было пройти мимо, не привлекая внимания, но Сюзанна быстро освободилась от кавалеров, догнала меня, сияющая и довольная, женщины могут вообще могут обойтись без тарелки жирного супа и даже без зажаренной в масле индейки, если будет достаточно комплиментов.

— Вадбольский, — сказала она с упреком, — Что вы весь как грозовая туча?.. Вы же на приёме! Неужели не выдавите из себя хоть одну любезность? Вы же сильный!

— Припадаю к вашим стопам, — пробубнил я, как по бумажке. — И целую туфельку… и лодыжку…. И голень…

— Но-но, — прервала она, — остановитесь, барон. Выше ничего нового, вы же догадываетесь, что у женщин тоже есть ноги. Это у королевы Англии нет, а у нас, простых смертных, всё на месте. Но выше туфелек заглядывать неприлично! Барон, да что с вами?

Я вздохнул, в голове всё ещё жернова перемалывают слова представителя Аскетов, есть о чём подумать, сказал виновато:

— Сюзанна, вы мой друг, потому скажу честно, я неинтересен… Вот так, оставшись наедине с женщиной, мужчина ни о чём другом не имеет права думать, кроме как задрать ей подол и…

— Вадбольский!

Я выставил ладони, показывая, что я не такой, я хороший, как ангелы, у которых даже писек нет.

— Я же в общем, не о нас с вами лично!.. Хотя инстинктивно мы всегда на первом месте, и думаем в первую очередь о себе, иначе не пролезли бы через бутылочное горлышко. Для выживаемости человечества тогда это было намного важнее, чем красиво станцевать маленьких лебедёв.

— Интересно говорите, — сказала она, слегка жеманясь, — хоть и непонятно. А вы значит, даже проявляя такой непристойно животный интерес к противоположному полу, хоть и свойственный всем мужчинам…

Она замолчала, дальше продолжать не совсем прилично молодой незамужней барышне, я кивнул, сказал почти печально:

— Но мы ещё и люди, не только кобеляки!.. Хотя, конечно, кобеляки размером со слонов, а люди не крупнее божьих коровок, но всё-таки и людьми, хоть это и адски трудно, надо бывать хоть иногда, но лучше — чаще.

Она рассматривала меня пристально и очень внимательно, отчётливо вижу, что старается понять, наконец на её чистый лобик набежала тень, из груди вырвался неглубокий вздох, полный чистого и незамутнённого сочувствия.

— Вадбольский… Мне кажется, у вас никогда не будет женщины.

Я изумился, полагал, что скажет, как и Иоланта, что я невыносимо скучный, что правда, таким бываю даже с собой, не только с женщинами, которых надо отпугнуть.

— Почему же?

— Ни одна, — ответила она просто, — не сможет шагать с вами рядом.

— Что, виноваты мои запросы?

— Да. Но я вас смутно, но понимаю, — проговорила она с некоторым трудом, посмотрела мне очень серьёзно в глаза и добавила едва слышно: — И постараюсь быть вам другом.

И ушла, оставив мне лёгкий аромат дорогих духов. Она права, мелькнула мысль, у меня всё ещё нет женщины. Те случайные связи, которыми перебиваюсь, даже связями назвать нельзя, я избегаю быть связанным даже в малейшей мере. Кухарка или стряпуха на кухне — не женщины, понятно, но вполне близкий суррогат, ничего не стоит, и внимания потом не требует.

Женщинами на моём уровне считаются барышни от простых дворянок вплоть до титулованных, хотя и здесь свои ограничения. К примеру, княжна, даже если заинтересуется мною, а я парень фактурный, всё равно не допустит до своего титулованного тела.

Мы привычно считаем, что по любви не может жениться ни один, ни один король, но это касается всех аристократов. Сын князя не может жениться даже на графине, разве что он из крайне захудалой ветви рода, а она из богатейшей и влиятельной, в её наследстве шахты и пароходы. Но если княжич возжелает взять в жёны простую дворянку или — упаси, Господи! — простолюдинку, то прочь из высшего общества, меняй фамилию и держись подальше от приличного общества.

Княжны меня не замечают с высоты своего величия, суфражистки не в счёт, они ж ненормальные. Графиням я тоже не пара, да и хрен с ними: за всю историю России существовало всего сорок семь русских княжеских родов и триста сорок два графских, что это супротив миллиона трёхсот тысяч дворян, столбовых и попроще?

Да, раздолье, но, увы, мне даже эти дворянские барышни не по карману. Платить-то приходится не только деньгами, но и временем, усилиями, постоянным вниманием к женским прихотям, а они должны быть обязательно, иначе что за дворянка, где же её трепетность, капризы и непостоянство натуры?

Нет, я человек крайне бедный, жалко потраченного времени и усилий на чёрт-те что. Когда на ходу и не снимая лыж позанимаюсь забавами ниже пояса с простолюдинкой, за мной не будет бегать её родня с требованием жениться, девица же опорочена, женись, а то убьём, а для меня понятно: если товар везде одинаков, как уже говорил, зачем платить больше?

Не знаю как и откуда, но я ощутил мощь, когда распахнулась дверь и в зал вошел крупный, но идеально сложенный мужчина в строгом костюме без всяких звёзд и орденов на груди. Другие наверняка не ощутят, но я со своей аугментацией чувствую даже усиление рентгеновского излучения звезды Второго Бернарда, так что мощь, которую внёс с собой этот человек, вошла как грозная давящая сила, словно танковая колонна на ударном марше.

Я поднялся, изучая его взглядом, он замедлил шаг, тоже всматриваясь в меня с живейшим интересом.

— Барон Вадбольский? — произнёс он сильным звучным голосом, вполне таким отправлять войска на битву. — Вы не пошли на контакт, как мы ожидали, пришлось воспользоваться такими вот местами. Я князь Клинский, Роланд Рогволодович.

К счастью, кресла и диванчики под стенами расставлены очень удобно, я с неловкостью пригласил его присесть, если он изволит, он опустился в кресло легко и свободно, двигаясь, как молодой и свирепый носорог, кто не видел их на воле, не поверит, с какой скоростью, точностью и грацией они могут перемещаться и наносить удары.

— Спасибо, — ответил я осторожно, сел напротив на диван, — со стороны, может, и так, но вообще-то я чувствую себя вполне обычно…

— Вы просто привыкли к необычности, — заверил он. — Но для других то, что творите вы, абсолютно не по силам. Одна ваша фабрика по производству винтовок чего стоит!

— По силам, — возразил я, — если не слишком тонуть в пьянках, драках, борделях, балах, салонных вечерах… тогда и силы найдутся, и время отыщется!

Он засмеялся, покачал головой.

— Вам резонно скажут, что за жизнь без пьянок, застолий и женщин свободного нрава!..

— Я обхожусь, — заметил я скромно.

— Я тоже, — ответил он неожиданно. — Но это лишь значит, что знаем радости выше. Остальному народу они неведомы, потому и пьют. Я знаю, вам предлагали присоединиться Аскеты.

Я насторожился, взглянул очень внимательно.

— А это к чему?

— У нас их четверо, — сообщил он с удовольствием. — Это немного на весь наш огромный и могучий Род, но у других родов и одного нет!.. Не говорит ли это, что у нас с вами много общего?

— У всех людей на свете много общего, — ответил я, — но вот почему-то не хотят жить одной дружной семьёй.

Он улыбнулся.

— Верно. Сам думал, почему не? А вы как полагаете?

Я сказал с неуверенностью:

— Многовато нас окажется в единой на весь мир империи добра и света. Регионы передерутся. Где-то зима теплее, где-то рыба толще, разве не повод? Это называется борьбой за справедливость.