Моя попытка прожить жизнь Бессмертного Даоса II - Ваня Мордорский

— Что случилось, Ян? Ты выглядишь…испуганным…и…

— Еле ушел….еле ушел….оборонялся как мог…злые твари меня схватили…

— Подожди, — взволнованно прервала его жена, — А где Чжунь Короткий Ус? Твой брат.

Ян горестно и печально вздохнул. Он бы может и всплакнул, да не умел.

— Увы, — сказал он горькую правду, — Мой брат погиб в неравной битве. Две коварные лисицы утащили его.

— Ох, Ян! — выдохнула со слезами на глазах Тян, его жена, — Бедный Чжунь…ох бедный Чжунь…

— Не убивайся. — попытался успокоить жену Ян, — Главное — что я выжил. Главное — что у детей есть их отец… Да, мои маленькие рачата?

Он с любовью взглянул на своих детей.

Маленькие краснохвостые рачки, его детки, грелись на большом камне. Будь они обычными рачками, они бы сварились. Но они были плоть от плоти, кровь от крови чистокровные краснохвостые раки. Огонь лишь способствовал их скорейшему развитию.

— Почему ты плачешь, Тян?

— Дети! Сегодня ваш отец, ваш папка спасся от страшной участи.

Рачки загомонили.

— Расскажи, папка…

— Расскажи.

— Да-да! Страх, как интересно!

Ян потянул за правый ус, за левый, и начал описывать историю своего спасения:

Рассказ его длился полчаса, и под конец он сказал:

— И я говорю этому святому человеку: «Отпустим меня, у меня детки».

— А он что?

— А он смотрит на меня, и говорит: «Вот вырву твой ценный хвост и отпущу». Без хвоста ты будешь жив, а мне нужен твой хвост.

— Но папка, как же ты без хвоста⁈

— Да, батя, без хвоста ты не рак, — добавил старший сын.

— И я ему так говорю. Без хвоста не жить мне. Не мила мне жизнь без хвоста, ибо не рак я тогда, а не пойми что. А он вздохнул, взглянул на меня и говорит: «Что ж, раз детки у тебя есть, значит и жена есть, наверняка красавица, красная-прекрасная».

— Тогда я дернул усом, и говорю: «Всё верно. Прекрасная красавица жена. Увидеть бы ее разок…хотя бы разок…напоследок…перед смертью…перед своей гибелью».

Его жена громко и безутешно всхлипнула.

— Не плачь жена, — обратился Ян к ней, — Я же жив. Видишь, всё хорошо закончилось.

А потом он повернулся к детям:

— И тогда он отпустил меня. И лисицы меня не догнали, так я хотел к вам, домой. Так хотел вас увидеть.

Конечно Ян знал, что немножко подвирает, но ведь всякую хорошую историю не грех и приукрасить? Тем более, как не приукрасить историю собственного спасения перед своими детьми?

Вдруг его жена сильно-сильно заревела.

— Эх, Чжунь, Чжунь…

— О дорогая, я тоже скорблю о брате своем, но не стоит так убиваться, ведь главное — я цел. Я твой муж. Да, мы с Чжунем были из одного выводка… Я помню каждый выступ на его чешуйке, каждое пятнышко. Как он помнил мое. Мы — единственные, кто так долго выживал в этих опасных водах… Но всегда кто-то погибает, кто-то выживает — это закон природы, любимая.

— Ах, Чжунь! — дернула клешней Тян. — Ах, дорогой Чжунь….Пропал твой короткий ус!

Тут-то Ян Длинный Ус всё и понял.

И частые захаживания брата сюда, в его теплую норку и…цепкие глаза Яна заметили то, чего не замечали раньше — незаметную крапинку на хвостиках его детей. И на сердце стало так больно. Будто его хвост вырвали и съели на его же глазах.

Ведь такая же крапинка была на хвосте его брата, Короткого Уса. А у него такой крапинки не было.

— Ах, любимая… — сказал он голосом, полным разбитых надежд и рухнувшей судьбы, — Как же ты могла⁈

А рачиха же лишь вскинула свои глаза, в которых была другая боль, и было равнодушие к Яну, ее мужу.

— Папа…папа…что случилось.

— Батя? — взволнованно спросил старший.

— Папка-папка! — закричали самые маленькие, — твой хвост горит.

— Это горит моя любовь…

— Папа…— потянулся клешнями к нему один из любимых сыновей.

Взгляд Яна наткнулся на крапинку на хвосте. Особенно большую. И в глазах закололо.

— Не сын ты мне больше…не сын…чужая кровь…

— Но как же…

Окинув взглядом крапчатых рачков и безутешную жену, Ян покинул свой дом, свою нору. Покинул навсегда.

Оказавшись снаружи он воскликнул:

— Ах, святой человек, зачем же ты спас меня⁈ Зачем не отдал на растерзание своим лисам! Пусть бы рвали меня на части, пусть бы грызли своими зубами, пусть бы валяли в песке. Даже это мне не было бы так больно, как-то что я увидел. Зачем?..Зачем ты это сделал?..Неужели это была твоя изощренная месть? Или…или ты не знал… и хотел лишь добра?..

Рак поплыл дальше. Он плыл не глядя, не обращая внимания на опасности и в эти дни опасности словно обходили его стороной. Смерть не находила его.

Ян пыл очень далеко. Как можно дальше от родных мест.

Он разочаровался в жизни. В своем брате. В своей жене. В детях. Он разочаровался во всем, даже в себе.

Ян забился в глубокую-глубокую пещеру. Он ощущал сильные потоки Стихии Огня и устремился к ним. Он устремился к своей погибели.

Он хотел умереть.

Но случилась странная вещь. Когда он окунулся в жерло Стихии Огня и его телу стало так больно от такого жара, что даже его панцирь начал плавиться, он потерял сознание. Он приветствовал свою смерть.

Вот только она не наступила.

Ян не знал, сколько прошло времени, и сколько он так валялся в средоточии Огненной Стихии, в потоках лавы, но он очнулся живехоньким. Огонь не убил его. Наоборот…его тело впитало огонь. Оно впитывало его весь тот месяц, который он лежал в стихии Огня. Пусть он этого и не знал.

И теперь не только его хвост был красным. Ян весь стал красным. Но было и еще кое-какое изменение. Рак его не сразу осознал, потому что самосознание его стало сложнее, не такое как раньше — оно обрело новые возможности.

Когда Ян сел на камне и структурировал свои мысли, он заговорил. Рак заговорил.

— Я изменился, — вдруг сказал он человеческим голосом.

Он понял, что стал Огненным раком. Духовным существом.