Курсант: назад в СССР 9 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— Пошли! — Штырь подтолкнул Дюшу к выходу, тот посмотрел на меня затравленными глазами пойманного в силки русака. Даже уши так же задергались.

— Уважаемый, — миролюбиво проговорил я, пытаясь разрядить обстановку. — Мы тут немного отмечаем сдачу моей сессии. Давай лучше я тебя пивом угощу.

— А студентам слова не давали, — прищурился красноносый. — Иди домой, а то мамка потеряет.

Эх… Хотел как лучше, а получится как всегда… По морде. Но драку учинять в общественном месте — дело хлопотное и последствиями моего раскрытия чреватое. Нужно принять любезное приглашение золотозубого и привести ему другие аргументы уже без свидетелей.

— Пойду с вами, — продолжал я невинно улыбаться. — Тоже воздухом подышу.

— Шел бы ты… — раздраженно скривился Штырь. — Домой, подальше.

Видно, не получится тихо-мирно выйти. Придется действовать прямо в пивной. Вокруг захмелевший люд братается, кто-то высказывает важные вещи громко вслух, мол, что новый автомобиль «Москвич-2141», о котором пока только в «Известиях» писали, фуфло, а не машина, потому как жопой и мордой похож на худого бегемота. В общем, гражданам совершенно не до нас, и только два гаврика за дальним столиком периодически поглядывают в нашу сторону.

Действовать надо, и немедленно. Я, как бы махнув на них рукой, допил остатки пива из массивной кружки и, улучив момент, когда те двое на нас не глазели, незаметным коротким ударом под высоким столом врезал Штырю пивной кружкой прямо в «солнышко».

Массивная посудина вмяла пиджак под грудину. Красноносый сдавленно охнул и осел. Я подхватил его под белы рученьки и помог сползти на замызганный пол с узором застывшей мраморной крошки.

— Товарищи! — воскликнул я. — Тут человеку плохо! Вызовите скорую!

Граждане загалдели, руками всплеснули, кто-то попытался даже давать нам пьяные советы, что, мол, надо уложить его на пол и язык вытащить, чтобы не проглотил сдуру.

Штырь хрипел с выпученным глазами, и даже воздух пытался глотать, как рыба на песке. Речи, естественно, на какое-то время он лишился.

Его дружки мигом к нам подскочили. Один из них, с серой и пупырчатой, как кирза мордой, подхватил главаря (а то, что он был у них старшим, я нисколько не сомневался) и прогнусавил:

— Штырь, ты чего? Что с тобой? Подавился, что ли?

— Сс-с… — шипел главарь.

— Чего? — недоумевал гнусавый.

Я потянул Дюшу за рукав, подмигнув, мол, уходим. Но тот застыл на месте, как гипсовый пионер с горном.

— С-ссука! — наконец, смог выдавить Штырь. — Это он…

Но договорить главарь не успел. Воодушевленный нашей полупобедой и вдруг осмелевший Дюша схватил со стола собственную кружку, еще с остатками пива, и хрястнул ей по башке сидящего на полу Штыря. Кружка стоически выдержала, черепушка, вроде, тоже, а вот Штырь взбрыкнул копытами и завалился на спину, будто резко уснул.

Пиво при этом из кружки выскочило янтарным облачком и благополучно приземлилось на голову плечистого мужика в тельняшке.

— Ах ты, падла! — заорал кирзовый и замахнулся кулаком на Дюшу.

Но тот уже был готов. Откуда только смелость взялась? Как будто на матах на одной из тренировок, нырком по-борцовски он прошел к нему в ноги и, дернув его кривые конечности за лодыжки, опрокинул того на пол.

Третий из их компашки уже было вытащил «бабочку», но даже не успел расправить ей «крылья». Получил короткий удар в нос (блин, метил в челюсть) и тоже сел на пол. Вроде враг повержен, но откуда-то появился мужик в тельняшке с мокрой от пива головой. Он сходу смял Дюшу, и они покатились по полу под возмущенные возгласы посетителей. Клубок попутно сбил с ног еще пару человек.

Я подскочил к борющимся и отшвырнул «матросика» от Дюши. Немного не рассчитал, и тот улетел головой в прилавок. Звонко тренькнула витрина, обдав дождем осколков ноги живой очереди. Крики, визги продавщицы и прочие маты смешались в симфонию хмельного дебоша.

— Милиция! — удивительно тонко визжала продавщица с фигурой Мордюковой. — Караул! Милиция!

На нашу беду, «морячок» оказался не один. Его дружки посчитали святым долгом отомстить за лихое и явно злонамеренное врезание его головы в витрину. Кинулись на меня сразу вдвоём. Тут еще очухался Штырь и его братки. Пытались выудить из общей свалки Дюшу. Но дзюдоист уложил сходу одного из них броском через бедро. Ноги поверженного сверкнули в воздухе и смели с соседнего столика трехлитрушку с пивом. С каждой секундой количество наших недругов росло в геометрической прогрессии, как головы у гидры.

Я зарядил кулаком в ухо раздухарившемуся Штырю, оттолкнул какого-то «доцента» в очках, который отважно пытался вмазать мне сушеной воблой, и вытащил из общей свалки Дюшу.

— Валим! Скорее! — дернул я его за рукав.

Но свалить мы не успели. Оглушительная трель свистка перекрыла звуки побоища. Резанула по перепонкам так, что все мигом встали по струнке, как по мановению волшебной палочки. В проеме пивнушки нарисовались трое дружинников. Лица решительные, на шеях галстуки (как же без галстуков-то патрулировать), на руках красные повязки.

Дружинников почитали и боялись почти так же, как милиционеров. Ведь они могли в вытрезвитель доставить и даже обладали полномочиями протокольчик соответствующий административный накатать.

— Спокойно, граждане! — гаркнул один из дружинников, сразу видно, старший, и галстук у него шире, и повязка ярче. — Что здесь произошло?

— Эти двое! — взвизгнула продавщица тыча в нас пухлым пальцем с малиновым ногтем. — Разнесли тут все!

Вот, блин… Собаку съел, а хвостом подавился. Мы уже бочком почти пробрались к выходу. Но затеряться среди толпы не получилось. Граждане почему-то нас опасались, как чумных, и шарахались от нас в стороны. В результате такого непонимания мы стояли на оголенном пятачке, видны, как на ладони.

— Пройдемте в отделение, граждане, — дружинники приблизились к нам, грозно сверкая повязками.

— А мы что? — притворился я немного пьянее обычного. — Мы ничего… Это вон те, это самое. А мы…

В отделение нам никак нельзя. Вскроется, что я мент, и Дюша меня спалит. Значит, будем играть роль до конца.

— Разберёмся, — буркнул старший, и нас вывели под руки.

Краем глаза я видел, как Штырь и его команда спрятались за спинами посетителей. Судя по всему, с милицией им дело иметь тоже, ой, как не хотелось. Еще даже больше, чем нам. Сразу видно, что рыльце в пушку и руки замараны.

Мы вышли на улицу. Солнышко в закат уходит. Мимо спешат прохожие, квакают клаксонами автомобили, на лавочке студенты брякают на гитаре, выдавая хрипотцу общеизвестного голоса: «Идет охота на волков, идет охота…» В общем, жизнь мирная кипит, будто и не было войны в пивнушке.

Дюша что-то лопочет, пытаясь доказать стражам правопорядка нашу кристальную невиновность. Я иду, немного заплетаю ноги, делаю вид, что петь еще могу, а рисовать точно уже нет.

— Алкашня, — шипели дружинники. — Ну ничего! По месту работы сообщим.

Руки у меня свободны. Никто дружинников наручниками не снабжал. Да и незачем было. Никому и в голову не приходило оказывать им сопротивление. Виданное ли дело, перечить представителям закона. Даже хулиганы в это время были «правильные».

Я не просто так ноги свои кривил. Оперся на Дюшу, будто помощи просил у боевого товарища в передвижении своего бренного тельца. Сблизился с ним и шепнул на ухо:

— Хорошо бегаешь?

— Угу,– кивнул тот.

— На раз, два три, готов?

— Ага.

— Три!!!

Рванули с места в галоп. Пиво во время драки изрядно из Дюши выветрилось. Адреналином, потом и прочим метаболизмом выгналось.

Припустили в сторону от проспекта, перескакивая через бордюры и небольшие чугунные заборчики. Разогнали стайку голубей, бессовестно обрызгали лужей капрон под мини-юбкой проходящей мимо красотки.

Дружинники, надо отдать им должное, самоотверженно рванули за нами. Но дядечкам возраста партработников не угнаться за молодыми и горячими.

Вскоре трели свистка за нашими спинами стихли, а мы, повиляв дворами и закоулками, очутились в глухой подворотне, где кроме кота и воробьёв никого не было.