Курсант: назад в СССР 9 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— Это самое… Ну, если угощаешь, то можно и по жигулевскому. Куда пойдем?

— А куда скажешь, — пожал я плечами, чтобы не выдать в себе не местного. — Предлагай. Я во всех пивнушках бывал, везде примерно одинаково.

— Прям-таки во всех? — прищурился Дюша.

— Ага.

— И на Ленина был? В той, что в подвале гастронома?

— А нет, эту я пропустил как-то…

— Ну так пошли туда. Там пиво не разбавляют. А корюшка вяленая — во рту тает. А еще там раки огроменные продаются! Вот такие! Всего десять копеек за штуку. Представляешь?

Ну чисто ребенок. И зачем такого могли принять в странное дзюдоистское братство?

Глава 9

Пивной бар оказался обычной «стекляшкой»: непрозрачный только потолок, но его преимущество перед пивным ларьком в том, что вкушать напиток можно было под крышей, а не на улице, стоя возле забетонированных грибков-столиков. Хотя сейчас это, скорее, был минус, ведь на улице стояла жара, и в помещении духоту с трудом разгоняли потолочные пропеллеры вентиляторов.

Несмотря на рабочие будни, народная тропа не зарастала, и цепочка страждущих выстроилась перед прилавком. Кто-то даже с канистрой пришел из синей пластмассы, в виде уплощенного бочонка с пристегнутой ручкой.

Пиво здесь было на десять копеек дороже, чем в киоске, в связи с предполагаемым сервисом, который заключался в предоставлении крыши над головой и наличием все-таки немного более разнообразной закуски. Кроме сушек на прилавке красовались вяленые тушки лещей, воблы и прочей камбалы. Имелась даже соломка и экзотика советских пивнушек — сомнительного вида мелкие креветки. Такой деликатес имелся далеко не в каждом городе. Местные называли их «насекомыми». Ну и гвоздь программы, конечно: великолепные, цвета советского флага, раки.

Стойко отстояв в очереди, мы взяли сразу по две кружки и по парочке раков. Выбрали самых больших и усатых.

Выставили «добычу» на круглый высокий столик. Янтарные пузырьки бодро поднимались со дна кружек и сбивались наверху в аппетитную пенку. В помещении витал запах «хлеба» и табачного дыма с помесью промасленных спецовок работяг, наводнивших пивную после трудового дня.

«Островок дружбы и человеколюбия», впрочем, как и всегда, приютил сегодня разношёрстный контингент с общими потребностями в мужицком общении. Здесь наблюдались все слои социума, начиная с хипповатых студентов и очкасто-костюмного вида интеллигентов, и заканчивая рабочим людом с заскорузлыми ручищами и загорелыми обветренными лицами.

На стене прилип плакат: «Граждане! Просьба требовать наливать кружку по черту — 0,5 литра!» На плакате изображена эта самая кружка с пенным, и красная стрелочка указывает на нужную риску посудины. Возле самого прилавка фанерка с надписью через трафарет: «После отстоя пены — требуйте долива!». С потолка свисают витки клейкой ленты с кладбищем из мух.

— Ух, хорошо… — выдохнул Дюша, опустошив сразу треть увесистой стеклянной кружки. Крепкой, как молоток для отбивных. — Вот скажи, Андрюха, ты вроде студент, а деньги на пиво имеешь? Даже меня угостил. Сколько у тебя стипендия?

— Предлагаешь записать тебе в долг? — усмехнулся я.

— Нет, что ты. А сколько правда степуха? Одеваешься ты не бедно, сразу видно.

— Сто рублей почти, — хмыкнул я. — Мне хватает.

— Ого! Не знал, что такие стипендии бывают.

— Так я Ленинскую получаю. Повышенную. За успехи в учебе и шахматах.

— А я вот простой слесарь, — Дюша вздохнул. — На цветной телевизор коплю, а жизнь, знаешь ли, проходит. А хочется здесь и сейчас. Понимаешь?

— Давай, за хорошую жизнь, — кивнул я и протянул кружку для «чока», язык у тезки с каждым выпитым глотком развязывался все больше, поэтому чокался я с ним почаще.

Даже тосты задвигал разные глубокомысленные, типа «Выпьем за то, благодаря чему мы, несмотря ни на что…», ну и, традиционно, за женщин, конечно. Нам-то все равно, за что пить, а им — приятно.

Умяли по две кружки пива быстрее, чем мужик за соседним столиком успел ощипать лещика. Я взял еще по одной. Дюша уже раскраснелся и норовил по-братски положить руку мне на плечо. Истово брызгал слюной, разглагольствуя о том, какой же я все-таки хороший человек, хоть и студент.

Потом он задрал рукав рубашки и снова показал мне татуировку:

— Отпад, да? У меня никогда такой не было. Только «Валя» в армии когда-то наколол. Чтобы дождалась меня, но Валя не дождалась, вот с таким же студентом, как ты, спуталась, курва.

Тезка хряпнул по столу кулаком. Его рак испуганно дернул клешнями.

— Ага, все бабы дуры, — заявил я, стараясь держаться на одной волне с собеседником.

— Вот… Только ты меня, брат, понимаешь, — дзюдоист снова меня обнял одной рукой. — А знаешь! Скоро все изменится! Валька локти кусать будет. Я не только телевизор куплю, но и магнитолу японскую. И ковер новый на стену.

— Какие твои годы, — кивнул я. — Конечно, накопишь.

Ведь он именно про это и говорил, так? Конечно, я уже давно смекнул, что ждать мой собутыльник не собирается.

— Не-е… — покачал он головой, подтверждая мои думы и подогревая любопытство, — Тут долго копить придется. Другая есть тема. Только, тс-с… — Дюша приложил указательный палец к губам и заговорщически на меня посмотрел, потом подмигнул. — Тока между нами Андрюх, л-лан?

— Обижаешь! — взбрыкнул я. — Конечно, я — могила.

— Тренер наш предложил подзаработать. Ты думаешь, они просто так с мужиками вместе собираются, ради дзюдо? Они делами серьезными занимаются, Андрюха. Вот меня, вроде, тоже хотят к себе подтянуть. А я не против. Да я ради магнитолы, и чтобы Валька увидела… У-ух!

Парень снова хлопнул по столу кулаком. Однако, развезло его прилично на голодный желудок. Это гут. Контакт налажен.

— А что за дело-то? — осторожно спросил я, придвинувшись к нему еще поближе, якобы для конфиденциальности. — Надежное? Может, и меня к себе возьмете?

— И возьмем! — хлопнул меня по плечу собутыльник. — Палыч к тебе только присматривается. Если понравишься ему, то такую же татуировку будешь носить. Понял? А дело, дело такое…

Но, как назло, договорить ему не дали.

— Андрюха! — за спиной раздался возглас, я поначалу думал, меня кто-то зовет, но мой новый дружок обернулся и как-то сразу помрачнел.

К нам подошел квадратного вида мужик с глазами хитрого Мюнхгаузена, но с мордой отнюдь не баронской. Красный нос картошкой, золотые зубы, кепка Ильича и кримпленовый пиджак цвета старого носорога.

Незнакомец бесцеремонно втиснулся между нами и по-свойски положил массивную руку на плечо Дюше, так что тот под ее тяжестью ссутулился.

— Ты мне долг когда отдашь, Дрюня? — с ехидцей проговорил красноносый.

— Штырь, да на той неделе, все верну, зуб даю, — замотал головой Дюша. — Мне просто премию в этом месяце зарубили, я ведь на работу несколько раз проспал, меня еще и в стенгазете нарисовали, до кучи со всеми опоздунами. И на на совете трудового коллектива пропесочили. Вот…

— Беда-а… — картинно протянул Штырь. — В стенгазете нарисовали, это не хухры-мухры.

— Вот и я про то же, говорю же, черная полоса прямо какая-то. Всегда доберутся до честного человека.

— А в прошлый раз ты говорил, что кошелек с получкой у тебя в троллейбусе вытащили, а сейчас стенгазета, значит?

— Так и правда вытащили, — парень ударил себя кулаком в грудь. — Щипач какой-то сумку порезал, могу показать.

— Пошли выйдем, поговорим, — Штырь потянул Дюшу за плечо. — Людно тут. Сам понимаешь, что я ждать больше не могу…

Я незаметно огляделся, чтобы оценить обстановку. Как я и предполагал, Штырь оказался с группой поддержки. Еще два хмыря в пиджачках попроще, вероятно, из шерсти советского мериноса, поглядывают в нашу сторону из-за дальнего столика, и, о чем-то переговариваясь, гогочут. Не просто так им наш разговор любопытен.

Ксивы у меня нет. На тренировку брать ее не станешь, да и представляться милиционером никак нельзя — вся легенда моя деревенско-студенческая тогда полетит к чертям. Если Дюша чухнет, что дружок его новый — из органов внутренних, перестанет мне доверять, еще и тренеру, как пить дать, сольет. А компашка дзюдоистов, судя по его рассказу, что-то очень интересное задумала. Явно не заборчик в парке уделывать собрались, а совершить что-то запрещенное кодексом, скорее всего, даже уголовным. Мне во что бы то ни стало надо узнать весь расклад. Чтобы можно было Палыча за жабры взять крепко и цепко.