Голограф (СИ) - Мусин Шамиль

— Зайдешь? — спросила она, выйдя из такси. Сославшись на головную боль, я отказался и, попрощавшись, уехал домой на той же машине. На следующий день, проходя мимо приоткрытой двери в соседнюю комнату, услышал голос какой-то женщины:

— Да не нужна ты ему, вчера его видели на Пушкинской площади с красивой женщиной. Лучше бы обратила внимание на Антона – он с тебя глаз не сводит.

Ответа Нади не разобрал, и быстро прошел к себе, не дай бог, подумают, что подслушиваю. Она зашла с видом побитой собаки через полчаса, держа в руках копию из американского журнала. Если бы она знала, что Ляля не стоит ее мизинца. Мне хотелось прижать ее к себе, погладить волосы и сказать, что дороже ее у меня никого нет, но я только забрал бумаги и велел зайти за переводом через час.

После обеда проторчал у Матвеева, обсуждая план работ, и, выходя из проходной, встретил Надю. Оказалось, что нам по пути, и, не удержавшись, я проводил ее до дома, дорогой налюбовавшись ею вдоволь. На следующий день после работы, выйдя из проходной, увидел на аллее Надю, мило беседующую с Фрэнком. Стоя в сторонке, я дождался, пока он не уехал, и подошел к ней.

— Что от тебя хотел Митчелл?

— Ты его знаешь? Он готовит репортаж о российских ученых, и хотел бы написать о тебе. Расспрашивал, чем ты занимаешься, часы вот подарил. Дешевая штамповка, наверное, но все равно, красивые. — Я, взяв ее за запястье, осмотрел часы:

— Это не штамповка. ORIS, Швейцария. Сапфировое стекло, механика с автозаводом, 300 метров водозащита. Две штуки баксов, не меньше.

Надя удивленно посмотрела на часы, потом на меня:

— Зачем он это сделал? Как мне их вернуть?

— Зачем возвращать? Носи на здоровье. Может, он запал на тебя. — Надя покраснела.

— Я верну, где мне его найти?

— Прости, я пошутил. Он сам найдет тебя. Часы не возьмет. Если будет спрашивать обо мне, говори, как есть. Если увидит, что между нами ничего нет, он отстанет.

— Он шпион?

— Если бы! Все намного хуже. Держись от него подальше, и от меня тоже – это опасно для тебя.

— А для тебя? Ты сам в опасности?

— Нет. Я ему не по зубам. Но он может шантажировать тобой, если почувствует, что ты дорога мне.

— А я …?

— Все, хватит об этом. Прости, я больше не смогу провожать тебя. — сказал я и быстро зашагал домой.

По дороге зашел в магазин: по утрам стало холодать, надо бы что-то купить на осень. То, что я там увидел, можно было надевать только темной ночью, спрятавшись под одеялом. Лучше уж куплю у спекулянтов, немного денег есть. В девять вечера раздался звонок, и, открыв дверь, я увидел перед собой мужчину лет сорока, который показал удостоверение КГБ. Предложил ему сесть и спросил, что ему нужно.

— Вы знакомы с журналистом из США Фрэнком Митчеллом?

— Видел его в гостях один раз.

— Расскажите содержание вашей беседы.

— Беседы не было, он просто перепутал меня с кем-то из Барселоны.

— Вы бывали за границей?

— Нет.

— Два часа назад на него было совершено покушение, при обыске у него были обнаружены фотографии вас и вашей ассистентки. Вы знаете, что он является сотрудником Центрального Разведывательного Управления США?

— Впервые слышу.

— Вы владеете иностранными языками?

— Да, английским, постоянно перевожу научную литературу.

— Как вы думаете, почему он интересовался вами?

— Этого я не знаю, но сегодня он подарил ей дорогие часы.

— Вот как? Хорошо, я оставлю вас, но попрошу пока из города никуда не уезжать.

Оставив визитку с надписью Жуков Владимир Иванович, он ушел. Я приуныл. Выходит, я зря избегал Нади – они знают о нас, и Надя уже в опасности. Зачем Фрэнк носил наши фотографии, если мы давно знакомы? Выходит, он не тот полицейский из Барселоны? Полночи я не мог уснуть, беспокоясь за Надю. Если в Заречном у меня было оружие, то здесь голыми руками я не смогу защитить не то, что ее, даже себя.

С утра Нади не было – появилась только к обеду.

— У меня отобрали часы.

— И, слава богу, скорее всего, туда встроена прослушка. Плохо другое – Фрэнка ранили, и у него нашли твою фотографию. Теперь они от тебя не отстанут, и я не знаю, как тебя защитить.

— Зачем меня защищать?

— Потому что тебя могут выкрасть и взять в заложники. Прости меня, я должен был сразу уехать отсюда. Теперь мне нет смысла сторониться – я постараюсь уберечь тебя, если смогу, только будь возле меня. Потом все объясню.

— Ты сторонился меня, чтобы уберечь?

— Да.

Надя вспыхнула, заглянув мне в глаза. Радость и нежность сменились на ее лице за какую-то секунду, и теперь, застыв, она взволнованно смотрела мне в лицо, словно не верила тому, что слышала. Наконец, найдя в нем то, что ждала, расслабилась и улыбнулась той самой улыбкой, которая всегда сводила меня с ума.

В столовой Вася пристроился ко мне в очередь, и за обедом спросил:

— Надька сегодня светится изнутри, с чего бы?

— В лотерею выиграла. — Внимательно изучив меня, Вася изрек:

— Наконец-то. Я уж думал, ты совсем лопух. Что за женщина, с которой тебя видели вчера?

— Да так, знакомая одна.

— Слушай, Леш, я тебя предупреждаю: если ты обидишь ее, не посмотрю, что ты мне друг … В общем, не обижай ее.

— Обещаю.

Вечером я проводил Надю до дома и велел никому чужому дверь не открывать, а утром пообещал ее встретить. Битый час я ломал голову, как защитить Надю, но ничего придумывать не пришлось – в семь заявился Жуков.

— Алексей Владимирович, давайте начистоту. Мы следим за вами с тех пор, как полгода назад к вам проснулся интерес иностранных спецслужб. Все это время ничего необычного за вами замечено не было. Ну, разве что, вчера вдруг выяснилось, что вы свободно владеете иностранным языком. Кроме того, по словам ваших коллег, вчера же обнаружилась ваша необычная эрудиция в различных областях, не связанных с вашей профессией. Причем, настолько необычная, что к некоторым темам иностранные корпорации только приступают. Я уже не говорю о наших научных школах.

— Ну, что же, может, так даже лучше. Я расскажу вам все, только вы не поверите.

— Рассказывайте, а мы посмотрим, верить или нет.

Он вытащил диктофон и, включив запись, стал слушать. Я рассказал ему все, что произошло со мной, начиная с парка в Заречном. Только умолчал, что могу самостоятельно создать установку, а то как бы не затеяли осчастливить трудовое население земли в добровольно-принудительном порядке. Надо признать, Жуков держался безупречно – ни удивления, ни недоверия не выразил, только по напряженному взгляду можно было догадаться о его возбужденном состоянии.

— Собирайтесь, возьмите все необходимое, сюда вы вернетесь не скоро, заявил он, когда я закончил.

Сев в ожидавшую «Волгу», подъехали к дому Нади, и, велев ждать, он зашел в подъезд. В молчании просидели с водителем, ожидая Жукова, пока он не вернулся с объемистой сумкой в руке, рядом шла взволнованная Надя. Она села рядом и встревоженно посмотрела на меня.

— Ничего не бойся, все будет хорошо, — сказал я, и, обняв, притянул ее к себе.

Она посмотрела на меня лучистыми глазами и доверчиво прильнула, прижав мою ладонь к себе. «Господи, только бы уберечь ее», думал я всю дорогу, прижимая к себе свое сокровище, «должно же человеку хоть немного счастья достаться». Так мало времени прошло после Крита, что я продолжал чувствовать Надю, как будто и не терял ее, ведь лицо, тело, запах – все было ее, неважно, где, неважно, когда. Водитель через зеркало одобрительно посматривал на нас, и Жуков, почувствовав момент, деликатно молчал.

На Лубянке Жуков привел нас в комнату, обшитую деревянными панелями и, забрав диктофон, ушел. Надя ни о чем не спрашивала, полностью доверясь мне, только заинтересованно осматривалась по сторонам, впервые попав в грозное учреждение. Через час Жуков вернулся с седым мужчиной лет пятидесяти, который сразу спросил:

— Кто-нибудь, кроме вас, знает о том, что здесь записано?

— Нет, но я все расскажу ей, — кивнул я на Надю.