Лина Люче - Город для троих (СИ)
В тот раз ее, наконец, поймали. Но все пошло не так, как она предполагала. Ее не повели в Службу безопасности, а оформили ордер на обыск квартиры. Где были найдены еще два краденых украшения, о которых она совсем и не думала. Первый раз дурное предчувствие кольнуло ее, когда полицейский указал в протоколе статью обвинения: не ту, легкую, с неделей удаления, а другую, с двумя отягчающими обстоятельствами. Кража ценных предметов, совершенная многократно, на общую сумму свыше…
Ашка до крови прикусила нижнюю губу. Она прекрасно знала наказание по этой статье. Реальный месяц удаления - два года в мирах. Плюс штраф. Плюс запрет работать в официальных органах.
Когда протокол был заполнен, бледная Ашка умоляюще посмотрела на незнакомого офицера, не в силах вымолвить ни слова.
- Мне жаль, - мягко сказал он, но явно не был настроен помогать. – Я вынужден сообщить вашему руководству. Протяните руки, пожалуйста.
На нее надели наручники – дальнейшее она вспоминала с болью и ужасом. Не только Яльсикар, но даже ее непосредственный начальник не сочли нужным с ней встретиться – ее допрашивали только полицейские. Она не сразу осознала, что это происходит именно потому, что она сотрудник СБ: конфликт интересов не позволял ее руководителям расследовать ее дело по закону.
Конечно, ей надо было все рассказать следователю. Можно было привести достаточно доказательств невиновности: она почти никогда не носила украшений. Можно было бы нанять адвоката, привлечь психоаналитика и доказать, что совершила это из-за идиотской, патологической влюбленности в мужчину, а не в деньги и украшения. Наверняка бы ее простили. По крайней мере, наказание уж точно не было бы таким суровым.
Но парализованная своими надеждами, все еще находясь во власти распланированного сценария, она не проронила ни слова об истинных мотивах, лаконично отвечая на все вопросы, до последнего ожидая, что ее возлюбленный вмешается. И только когда предстала перед Ксеаром - поняла, что все кончено. Закрыв лицо руками, он разревелась, и через минуту проснулась в своей кровати в восьмом. Между ней и мирами на месяц выросла стена. Но хуже того – она убедилась, что Яльсикару не было до нее никакого дела.
Когда Ашка осознала, что совершила страшную глупость, нелепую до зубной боли, она закрылась в себе, не проронив и слезинки. На нее вдруг напало страшное онемение и отупение. Она ни с кем не могла разговаривать в восьмом, не могла спать, есть, ходить в школу. А потом…
Ашка тяжело задышала, когда тонкая нить воспоминаний оборвалась. Дальше опять встала черная стена – а казалось, что вспомнилось уже все. Как она очутилась в этом странном городе? Как получилось так, что она снова связалась с мужчиной, которому до нее нет дела? Только на этот раз еще и переспала с ним сдуру!
Полная отвращения к себе, она со злым стоном сквозь зубы поднялась с пола и дотащила себя до душа. Маленькая, до тошноты тесная квартира душила ее, но выйти на улицу с зареванным лицом было невозможно. Босые ноги ступили на холодный поддон крошечного душа, и Ашка невольно вспомнила роскошь апартаментов Грея. Ей бы хотелось изменить хоть что-то в этой убогой квартире, но хозяин мира ясно дал понять, что трогать ничего нельзя – иначе она снова вылетит. И куда она тогда попадет? Лететь в неизвестность хотелось меньше всего: хоть этот мир не идеален, но другой может оказаться еще хуже. Оставалось только подчиниться дурацким правилам.
Наступила ночь, но спать не хотелось совершенно. Ашка вышла из ванной, завернулась в халат и умостилась на небольшом стуле возле окна на кухне, качаясь на нем, как ребенок. Унизительные воспоминания о приключениях гадкого утенка, которым она была, добивали ее. Хотелось вернуться и зубами перегрызть шею Яльсикара и всем полицейским, которые недорасследовали ее дело – вышвырнули ее ни за что, когда ей требовалась помощь.
Открыв ящик стола, Ашка достала пачку сигарет и закурила – этим Полис выгодно отличался от Семи миров – здесь можно было делать что угодно. Запрещены только насильственные преступления. Кражи пресекаются, но за них не наказывают. Наркотики – сколько угодно. Продаются в аптеках, распространяются в ночных клубах. В первый же день она попробовала, хотя никогда в жизни даже не собиралась. Правда, ей не очень понравилось. Ашка смотрела на свое темное отражение в стекле и чувствовала себя конченым человеком. Возможно, именно поэтому окружающие так с ней обращались – должно быть, вокруг нее какая-то нездоровая аура.
Она не раз ловила себя на мысли сделать что-то запрещенное. Воровство не привлекало, но те кражи все-таки разбавили ее кровь адреналином. В школе ей нравилось иногда прогуливать уроки и подбивать на это одноклассников. В двенадцать она начала тайком курить, в пятнадцать первый раз напилась коньяком. Правда, на все это она не подсаживалась – ее единственной зависимостью оставалось рисование. Единственной до Яльсикара – потом зависимость возникла от него.
Но сейчас мысли о Яльсикаре были скорее спасительным средством, чтобы не думать о Грее. Не вспоминать, как он взял ее первый раз на траве, причинив сладкую боль. Как расширились его глаза, когда он обнаружил ее невинность. Как он нежен был потом. И как он целовался с каким-то небрежно одетым здоровяком на диване. Ашка прикурила вторую сигарету, но не успела сделать затяжку - потому что поняла, что уже не одна.
Прямо посреди ее кухни, словно вывалившись прямо из ее воспоминаний, материализовался здоровяк со сломанным носом. Он выглядел запыхавшимся, но ни капли не смущенным, каким, безусловно, следовало бы быть нежданному гостю, заставшему хозяйку полуодетой.
- Ну, привет, - выдохнул он, наклонился, прикрепляя что-то на ее халат, и поднес к губам нечто, похожее на рацию: Нашел ее, всем спасибо, - проговорил он в рацию. - Грею скажите, через пять минут будем у него.
Ашка резко встала и одернула халат, шарахнувшись в сторону. Рот ее непроизвольно открылся, а в легкие хлынул воздух от судорожного сильного вдоха. Казалось, вместе с этим воздухом по ее телу разлился и гнев.
- Вон отсюда! - в секунду наполнившись и переполнившись им, заорала она.
Но незнакомец не думал исчезать и лишь поднял руку.
- Ой-ой, - поморщился он, нисколько не впечатленный громкостью и эмоциональностью ее требования. – Не кричи, бога ради, у меня с утра болит голова. Меня зовут Лоран.
- Да мне насрать, как тебя зовут! – выпалила она, возмущаясь все больше, хотя секунду назад казалось – больше уже невозможно. - Убирайся из моей квартиры. Убирайся неме…
Здоровяк шагнул вперед, обхватил ее голову ладонями и заставил посмотреть в глаза. Через секунду весь мир погас.
Ашка инстинктивно схватилась за его ладони и грубым рывком оттолкнула его. Но обернувшись по сторонам, с беспомощной злостью поняла, что находится уже посреди гостиной Грея: в двух шагах обнаружился бассейн, в котором ей уже довелось поплавать.
- Все, все, спокойно. Просто перенос, - темно-карие глаза смотрели вполне дружелюбно, но Ашка пылала от гнева.
- Как ты смеешь меня переносить! Это мерзкое похищение!
Высокий незнакомец моргнул и на секунду отвел взгляд, словно искал поддержки. Ашка мгновенно поняла, что он тянет время и ждет Грея.
- Ну, похищение - пожалуй, но что в нем мерзкого? – развел руками он, улыбаясь.
Ашка сцепила зубы и прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Надо просто перенестись… просто…
Но у нее не выходило. И, распахнув глаза, она встретила сочувствующий взгляд:
- Ты не можешь перенестись, - пояснил Лоран, указав на лацкан ее халата. Ашка ошеломленно перевела взгляд на брошку и вцепилась в нее, пытаясь сорвать, но лишь сломала ноготь и громко выругалась, засунув палец в рот.
- Мне жаль, но снять тоже не получится, - еще мягче добавил друг Грея.
Ашка перевела дыхание, а потом закрыла лицо руками, пытаясь успокоиться. Она понимала, что ведет себя как истеричка, и толку от этого никакого, поэтому надо просто перестать.
- Ладно, - медленно выдохнула она наконец, осторожно оглянулась и опустилась на диван: Что вам надо?
- Мне ничего. Мы просто ждем Грея, и он все вам объяснит.
- Объяснит что? Что он гей, а со мной перепихнулся по ошибке? – процедила она.
- Э-э… Ашка – вас ведь так зовут? Грей не гей, уж поверьте, - Лоран опустился на кресло напротив и протянул ладонь:
- Позвольте, я починю вам ноготь.
Ашка скрипнула зубами, оценивая выражение лица нового знакомого – он был сама любезность. Первым порывом было отказаться, но потом она решила не вести себя как ребенок – раз она и так предстанет перед Греем в халате, то нет никакого резона щеголять еще и сломанными ногтями.
Вложив свою руку в теплую ладонь, она невольно стала рассматривать его лицо, когда он склонился над ней. Грубоватые черты, широко расставленные глаза – не красавец. Но что-то было в ироничном изгибе его губ, и длинных ресницах, которые немного завивались, сообщая обманчивую мягкость взгляду, который был полностью сосредоточен на ее руке. Ашка закусила губу, ощутив легкую щекотку, а потом ноготь стал прежним.
