Перелетная птица 2 (СИ) - Ежов Сергей Юрьевич
– Мамору-доно, сегодня в Павильоне Журавлей намечено заседание нашего музыкального общества. Вы – известный мастер, композитор и исполнитель, и, если найдёте возможность посетить наше собрание, станете почётным гостем. Мы бы хотели получить от вас урок композиторского мастерства и просто пообщаться в непринуждённой обстановке.
– С удовольствием побываю на вашем собрании, но, к сожалению, только один. Моя супруга больна.
– Это не препятствие, Мамору-доно. – поклонился неформальный лидер этой группы, Идзуми-сан.
По тому, как переглянулись молодые люди, Александр понял, что Агату в этом музыкальном обществе не слишком-то ждут и слегка обеспокоился: не голубенькие ли развлечения там намечаются? Однако отбросил подозрения, поскольку гомосексуализм у японцев хотя и не считается чем-то позорным, но и не принимает отвратительных форм, присущих этой субкультуре в Европе и Северной Америке.
На закате, когда солнце едва коснулось гор, Александр в сопровождении двух служителей отправился на встречу с молодыми музыкантами. Парк был прекрасен, ухожен и безлюден, но тревожное чувство зародилось и не исчезало: это Шолто Тавиш что-то почуял и настороженно сканировал окружающее пространство. Но не вылезали из кустов безумцы с обнажёнными катанами, не летели аэропланы с пулемётами – только цикады звенели, да откуда-то сзади доносились звуки флейты. Кто-то неопытный разучивал мелодию, и теперь, раз за разом, отчаянно перевирая, безумно медленно повторял одну и ту же музыкальную фразу. Впрочем, звучал этот урок не раздражающе, а скорее забавно.
Павильон Журавлей оказался очень красивым строением в традиционном стиле, изнутри расписанным пасторальными пейзажами, с непременной деталью: везде был один или пара журавлей, а на потолке – большой неровный косяк красивых птиц, летящих над осенними горами. Вдоль стен, на резных деревянных полочках и стойках, размещались разнообразные музыкальные инструменты – как японские и китайские, так европейские и арабские. Александр, невеликий специалист в музыкальной культуре, но кое-что узнал, например, арабскую лютню с неприличным названием уд. В юности он учился играть на таком инструменте, и даже добился некоторых успехов. А рядом лежала прекрасная испанская гитара.
Десять юношей и девушек, встречающих Александра, стояли полукругом, их представлял Идзуми-сан. Гость не запомнил ни одного псевдонима присутствующих, да и не было смысла запоминать Летящих Ласточек и Строгих Цапель – в реальной жизни эти люди носят совсем другие имена. Но кое-кого он здесь, пусть и мельком, уже видел. Девушку лет восемнадцати, что стоит с правого края, Александр узнал: она сидела в ложе императора во время торжественной встречи на ипподроме. Надо полагать, член монаршей семьи? Предположение подтверждало и отношение окружающих к Беспечной Стрекозе: старательно не показывая этого, они проявляли почтение к девушке. Или только к её статусу? Нет, внимательный взгляд выделял истинное уважение: к её суждениям, даже произнесённым вполголоса, прислушивались, и, в тех случаях, когда были не согласны, тщательно подбирали слова для аргументации своей позиции.
– Мамору-доно, – попросил Идзуми-сан, носящий в этой компании псевдоним Задорный Дрозд, –все или почти все оркестры Японии сейчас репетируют ваше Болеро. Расскажите нам о том, как вы пришли к идее написания этого произведения.
– Охотно поделюсь с вами этой историей. – улыбнулся Александр – Но все ли поймут мои рассуждения на русском языке? Может быть, следует говорить по-английски?
– Мы изучаем русский язык, и знаем его довольно хорошо. – успокоил его Идзуми-сан – А если кто-то не поймёт, я объясню ему.
Сам он уселся на удобный стул-тумбу, а его слушатели расселись, как кому удобнее. Кто-то –прямо на циновки, кто-то – на стулья, а Беспечная Стрекоза устроилась на круглой камышовой подушке, напротив Александра.
– Нынешний век является переломным в истории человечества: мы решительно повернули на путь механического, а, вернее, индустриального развития. Вслушайтесь в окружающее! Ритмично стучат колёса поездов, мерно бухают паровые молоты, что куют сталь и забивают сваи. Невиданные прежде громады линкоров и трансокеанских пароходов, словно плуги, взрывают морскую гладь. Авиационные и автомобильные двигатели рычат в бешеном ритме, а мы управляем этими машинами, прекрасно отдавая себе отчёт, что и машины отныне задают нам свой ритм. Мы сами, подобно механизмам, движемся, кто в простом солдатском строю, кто в более сложном механизме контор корпоративного и государственного управления. Дело не в том, плох новый мир или хорош. Дело в том, что он другой, он совершенно не похож на вчерашний, на тот, что мы помним с детства. Мы живём в непрерывно меняющемся мире, в котором есть только одна постоянная, или, говоря языком физики, константа – это душа народа.
Александр посмотрел в глаза своим собеседникам и увидел там понимание. Он продолжил:
– Так получилось, что в этом мире два народа, до недавних пор, живших на противоположных концах обитаемого мира, оказались соседями. Впрочем, это неудивительно – народы мигрировали всегда. Дело в другом: мы разные внешне, по одежде, еде, в быту, оказались очень близки внутренне. Мне захотелось написать о том, что нас делает близкими. Собственно, произведение об этом. О том, что при всех своих различиях мы поем похожие песни. Я имею в виду не музыку, которая культивируется в среде образованного слоя, а настоящие народные песни и наигрыши, в которых лучшие наши композиторы черпают вдохновение. Я здесь слышал, как поют простые крестьяне, очищая канал, и нашел их песню изумительно красивой.
– Спойте нам свою песню, Мамору-доно. – попросила Беспечная Стрекоза – Такую, чтобы и японцы сочли её своей.
Александр поднялся, отошел к стене и взял гитару, которую приметил сразу, ещё у двери, когда оглядывал помещение. Подстроил под себя и объявил:
– Песня называется «Журавленок». Считайте, что я её выбрал в соответствии с названием и отделкой павильона.
Ушло тепло с полей, и стаю журавлей
Ведет вожак в заморский край зеленый.
Летит печально клин, и весел лишь один,
Один какой-то журавлёнок несмышленый.
По глазам было видно: песню понимают, она, что называется, зашла:
У нас лежат снега, у нас гудит пурга,
И голосов совсем не слышно птичьих.
А где-то там, вдали, курлычут журавли,
Они о Родине заснеженной курлычут.
– Прекрасно – сказала Беспечная Стрекоза, когда Александр замолк – Нельзя ли ещё что-то о журавлях? Впрочем, вы правы, все на свете песни написаны о людях.
– Пожалуйста:
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
– Да, эти песни непременно станут популярными в нашем народе. – поклонилась девушка – Мамору-доно, вы не будете против, если они будут опубликованы большим тиражом?
– Напротив, я буду счастлив такому обстоятельству. Прислать вам ноты?
– Не стоит беспокойства. Мои друзья запишут тексты и ноты.
Синхронный поклон, и девять юношей и девушек переместились в другой конец павильона, а это ни много, ни мало, метров пятнадцать. Там они уселись в кружок и в нотных тетрадях, совершенно беззвучно принесённых расторопным слугой, принялись записывать, попутно что-то обсуждая тихими голосами. Значит, можно спокойно разговаривать, но вот о чём? Александр мучительно искал тему для нейтрального разговора, но, как назло, в голову не приходило ни единой мысли. В сущности, ситуация была насквозь понятной и, можно сказать, естественной, во всяком случае такая, в его учительской практике, случалась четырежды. И эта юная женщина, если глядеть с точки зрения его истинного возраста, всего лишь девочка.
Девочка влюбилась в звезду. Девочкам вообще свойственно влюбляться, вот они и находят для себя объект обожания. Чаще всего это одноклассник или мальчик из соседнего двора. Для тех, кто более требователен, есть эстрадные, поп и рок карамельные мальчики. Девочкам, которым нужен умный герой, влюбляются в учителей, особенно из числа мужчин, овеянных романтикой прежней службы: случаются в школах отставные военные, моряки или представители других мужественных профессий. Сердечко этой девочки растревожил совсем уж героический персонаж, в одно лицо совершающий немыслимые деяния вроде создания новых образцов техники и перелётов огромной дальности, а попутно, одной левой побивающий всяких плохишей. Герой немножко женат, это минус, но ведь жена – не стена?
