Проклятый Лекарь. Том 8 - Виктор Молотов
Ехали мы молча. Он — потому что за молчание платят. Я — потому что думал.
Город за окном мелькал привычными картинами. Пробки на Садовом, строительство новой ветки метро, рекламные щиты с призывами купить что-то ненужное. Нормальная жизнь.
А где-то сейчас Ярк стоит у кладбища и боится. Чего? Мертвецов? Банально. Некроманта? Возможно. Но Ярк видел некромантов. Уже побеждал их.
Проехали Кутузовский. Свернули на Рублевку. Машин стало меньше, заборы выше, камер больше.
Кладбище Ливенталей. Родовое. Там похоронены шесть поколений. От первого графа, получившего титул за подавление восстания декабристов, до матери Аглаи, умершей пять лет назад от рака. Онкология не щадит даже аристократов.
Водитель включил поворотник. Съезд с трассы, проселочная дорога. Старые березы по обочинам, как костлявые руки, тянутся к небу.
Почему сейчас? Почему именно это кладбище? Слишком много некромантической активности в последние дни. Сначала воронка Ордена. Потом паразит в клинике. Теперь это. Совпадение? В медицине совпадений не бывает. Есть недостаток информации.
— Приехали, — водитель заговорил впервые. Голос хриплый, прокуренный.
Старые кованые ворота. Ржавчина проела узоры, превратив розы в абстракцию. За оградой я увидел силуэты склепов и памятников. Древние дубы создают тень даже в пасмурный день.
И тишина. Абсолютная. Даже ветра нет.
Мертвая зона. В прямом смысле этого слова.
Я вышел из машины. Первое, что поразило — отсутствие запахов. Вообще. Ни травы, ни земли, ни ржавчины. Ничего. Как в вакууме.
У ворот стояли трое. Ярк — массивный, в черном костюме, лицо каменное. Но я видел, как подрагивает мышца на его челюсти. Тик нервный. У него такое бывает только в крайнем стрессе.
Аглая бледная до синевы. Держится за ограду, костяшки пальцев белые от напряжения. На ней простое черное платье, волосы собраны в хвост. Без макияжа выглядит еще моложе. И испуганнее.
Третий — молодой парень в форме охранника. Весь трясется. Зрачки расширены, пот градом. Классическая паническая атака.
— Доктор Пирогов, — Ярк кивнул. Голос ровный, но я услышал напряжение. — Спасибо, что приехали.
— Рассказывайте, — я подошел ближе. Нюхль на моем плече зашевелился, принюхиваясь. А вот он, похоже, что-то чует.
— Аглая приехала навестить могилу матери, — начал Ярк. — Как делает каждый месяц. Но…
Аглая сделала шаг к воротам. И тут же схватилась за живот, согнулась пополам. Лицо стало зеленоватым.
— Видите? — Ярк подхватил ее, оттащил назад. — Стоит приблизиться — начинается. Тошнота, головокружение, слабость.
Я подошел к воротам. Сделал шаг. Еще один.
Ничего.
— Вы не чувствуете? — удивился охранник.
— Чувствую. Но иначе.
Активировал некромантическое зрение. Мир потерял краски, остались только оттенки серого и черного. И тогда я увидел.
Над кладбищем вращалась воронка. Но не хаотичная, как в клинике. Эта была структурирована. Семь опорных точек создавали идеальную семиконечную звезду. Потоки энергии циркулировали по четким траекториям. Как кровь по венам.
В центре пульсировало ядро. Черное, плотное, голодное. С каждым ударом оно втягивало в себя жизнь из окружающего пространства. Трава вокруг кладбища пожелтела. Деревья начали сбрасывать листву. И птицы…
— Посмотрите на землю, — сказал я.
Все посмотрели. За оградой, на территории кладбища, лежали птицы. Десятки. Вороны, голуби, воробьи. И все мертвые.
— Когда это произошло? — я присел на корточки, рассматривая ближайшую тушку через прутья ограды.
— Минут пятнадцать назад, — ответил Ярк. — Мы видели. Они пролетали над кладбищем и просто… падали.
Трупное окоченение еще не началось. Значит, смерть действительно недавняя. Массовая гибель птиц… Некротическое поле высокой интенсивности. Но откуда?
— Это какой-то ритуал? — спросила Аглая слабым голосом.
— Это уже проклятье, — поправил я. — Сложное, многоуровневое. Кто-то потратил много времени и сил на его создание.
— Зачем? — Ярк сузил глаза.
— Пока не знаю. Нужно осмотреть периметр.
Начал медленно идти вдоль ограды. Нюхль спрыгнул с плеча, побежал рядом, обнюхивая землю.
Семь точек. Классическая конфигурация для призыва или удержания. Но модифицированная. Добавлены стабилизаторы — умная работа. Без них воронка схлопнулась бы под собственным весом.
— Когда последний раз здесь был кто-то из ваших? — спросил, не оборачиваясь.
— Садовник, неделю назад, — ответил Ярк, идя следом. — Подстригал кусты, убирал листву. Все было нормально.
— Камеры есть?
— Есть. Но… — он замялся. — Последние три дня показывают пустоту. Как будто их отключили.
— Или создали иллюзию пустоты. Базовое ментальное воздействие на электронику. Значит, ритуал начали три дня назад.
Я обошел половину периметра. Воронка оставалась стабильной. Слишком стабильной.
— Тут есть оператор, — сказал вслух. — Кто-то управляет процессом. Поддерживает баланс.
— Кто? — Ярк напрягся.
— Узнаем. Где живет смотритель?
— Кузьмич? В сторожке, за тем холмом, — Ярк указал направление. — Но он старик. Безобидный.
— Безобидные старики на кладбищах — это оксюморон. Идемте.
Сторожка оказалась именно такой, какой я ее представлял. Покосившаяся крыша, прогнившее крыльцо, окна затянуты паутиной. Классический домик смотрителя кладбища из фильмов ужасов.
Почему они всегда выглядят одинаково? Есть ли где-то ГОСТ на сторожки кладбищ? «Пункт пятый: степень обветшалости должна вызывать тревогу, но не панику».
И это фамильное кладбище Ливенталей! Хотели не выделяться из толпы и соответствовать антуражу? У них получилось.
Из трубы вился дымок. Пахло махоркой и самогоном. По крайней мере, тут запахи были.
Ярк постучал. Грубо, требовательно. Дверь задрожала на петлях.
— Кузьмич! Открывай! — потребовал он.
Шарканье шагов. Звяканье цепочки. Дверь приоткрылась, в щели показался глаз. Мутный, слезящийся. Старческий.
— Ярк? — голос дребезжащий, испуганный.
— Открывай давай.
Дверь распахнулась. Передо мной стоял типичный деревенский дед. Семьдесят лет минимум. Седая борода, трясущиеся руки, рваный ватник. Но…
Глаза. В глазах мелькнуло нечто. На секунду… Узнавание? Нет. Страх. Но не Ярка он боится.
Кузьмич посмотрел на меня. И попятился.
— Кто… кто это? — прошептал он.
— Доктор Пирогов, — представился я, входя в сторожку без приглашения. — Специалист по аномалиям.
Внутри оказалось еще хуже, чем снаружи. Грязь, бутылки, окурки. На стенах висели иконы вперемешку с языческими оберегами. Интересное сочетание. Крест и коловрат на одной полке.
— Я ничего не знаю! — Кузьмич рухнул на колени. Слишком театрально. — Ничего не видел! Клянусь!
— Кузьмич, — Ярк взял его за плечо. Не грубо, но крепко. — Что происходит на кладбище?
— Не знаю! Честное слово, не знаю!
Я присел на корточки перед стариком. Посмотрел в глаза. Активировал частичное зрение — достаточно, чтобы увидеть его ауру.
Грязная. Но не черная. Серая, с красными прожилками. Страх, вина, отчаяние. И еще что-то. Облегчение?
— Кузьмич, — голос сделал мягким, почти гипнотическим. — Ты знаешь, кто я?
Он закивал. Слезы потекли по морщинам. Его предупреждали обо мне.
— Знаешь, что я могу? — спросил я.
Снова кивок.
— Тогда говори правду. Всю правду. Иначе я выдерну ее из твоей головы. А это будет больно.
