Гость из будущего. Том 3 (СИ) - Порошин Влад
— Привет, — поздоровался со мной поэт и сценарист Геннадий Шпаликов, с которым мы за всё время не перекинулись ни словом.
Он здесь гулял и выпивал с одной компанией, а я общался с совершенно другими людьми. И судя по рассеянному взгляду, Геннадий меня явно с кем-то перепутал.
— Здоров, — буркнул я, пожав его руку.
После чего поэт присел с левой от меня стороны, безапелляционно потеснив, немного опешившую, Марианну Вертинскую.
— Кто с кем играет? Какой счёт? — равнодушно поинтересовался Шпаликов.
— Сборная «Ленфильма» пытается выиграть ещё один ящик коньяка у сборной «Мосфильма», — кивнул я. — Счёт 6:6.
— В чью пользу? — пробурчал он.
Я с удивлением посмотрел на Нонну, которая сидела справа от меня, затем на Марианну и Анастасию Вертинских, которые, усмехнувшись, недоумённо пожали плечами, и ответил:
— В пользу киностудии Довженко.
— Выпить есть что? — невозмутимо спросил Шпаликов.
— Есть, — я протянул Геннадию бутылку минералки, а когда он недовольно поморщился, добавил, — это экспериментальный нано алкогольный напиток, сделанный специально для гостей кинофестиваля. Последнее изобретение советской пищевой промышленности. Даже этикетку сменить не успели.
— Чего только люди не придумают, — тяжело вздохнул поэт, затем взял бутылку минералки и в несколько больших глотков осушил её до дна. Потом по телу Шпаликова пробежала мелкая дрожь, словно его ударило электрическим током, и он, заметно повеселев, громко причитал одно из своих любимых стихотворений:
Лают бешено собаки
В затухающую даль,
Я пришел к вам в черном фраке,
Элегантный, как рояль.
— Ну что, какой счёт? — тут же заулыбался поэт.
— 5:5, — ответила вместо меня Нонна.
— В чью пользу? — удивился Шпаликов.
— В пользу киностудии Довженко, — хором ему ответили хихикающие сёстры Вертинские.
— Не люблю футбол, — довольный выпитой минералкой, заявил он. — Кстати, я только что в посёлке встретил Андрюшку Тарковского. Он прогуливался под ручку с Валей Малявиной, и представляете, что он заявил?
— Неужели уезжает в Голливуд? — усмехнулся я.
— Нет, — хохотнул Гена. — Это ты сейчас смешно сказал. Надо бы запомнить. Андрюша сказал, что сегодня вечером в просмотровом кинотеатре будут показывать новый фильм бездарного Феллини. Сказал, приходи, поржём вместе. И вот я иду и думаю, почему Феллини-то бездарность? Слышали, что об этом? — спросил он и меня, и девчонок.
— Слышали, Геночка, слышали, — ответила ему Марианна Вертинская, которая успела поработать со Шпаликовым на фильме «Застава Ильича» и знала его очень хорошо. — Обязательно сегодня приходи. И ещё неизвестно — кто у нас окажется бездарностью.
— Ладно, может быть, а с другой стороны работы сейчас выше крыши, пишу сценарий, — пробормотал он, затем встал со скамейки, рассеянно потоптался на месте и медленно побрёл на выход со стадиона.
— Совсем Гена сдал, — шепнула Марианна. — С Инкой у него постоянные скандалы. Денег нет, работы нет. Дочери полтора годика, нужны лекарства, пелёнки, распашонки. А кормить семью и нечем.
Я покосился в спину удаляющегося поэта и тяжело вздохнул, зная его печальную судьбу. С актрисой Инной Гулая он скоро разведётся, уйдёт из дома с одним чемоданом в руках. А затем начнёт скитаться по друзьям и знакомым, ночевать в парках и в скверах. И покончит жизнь самоубийством в доме творчества писателей в поселке Переделкино. Талантливейший человек проиграет неравный бой обычной бутылке водки.
— Феллини, едрит-мадрит! — заголосил Илья Киселёв, который тоже принимал участие в матче, но на поле главным образом выделялся не дриблингом и пасом, а криком и матом. — Феллини, ёкарный бабай, уснул что ли⁈
— А меня такой футбол вгонят в сон! — проворчал я.
— Кешку Смоктуновского сломали, давай быстро на ворота, — затараторил Илья Николаевич, подбежав к самой кромке поля. — Пять минут всего осталось, нужно ещё чуть-чуть продержаться и ещё чуть-чуть простоять.
— А можно я ещё чуть-чуть просижу? — я «включил дурака».
— Ты вроде хотел павильон №2? Теперь забудь, — криво усмехнулся директор «Ленфильма».
— Я с детского сада на воротах не стоял, — махнул я рукой и, ещё раз тяжело вздохнув теперь уже по поводу футбола, встал с лавки, снял через голову рубашку и, оставшись в одной майке, отдал её Нонне.
— Фе-лли-ни! Фе-лли-ни! — загоготали Высоцкий и Крамаров.
— Феллини, давай! — дружно захихикали Фатеева и Кустинская, немного разозлив этим режиссёра Чулюкина.
А Владимир Семёнович чтобы как-то выделится оригинальностью, рубанув по гитарным струнам, запел песню из кинофильма «Запасной игрок»:
И вот мы выходим на поле,
Правдивые помня слова:
'Не только ноги нужны в футболе —
Нужна в футболе, между прочим, голова!'.
«Ну, Высоцкий, ты у меня сейчас допоёшься, — пробубнил я про себя и обречённо посеменил в рамку ворот. — Вот возьму, и все твои лучшие песни в течение месяца запишу на студии и сам же выпущу диск-гигант. Посмотрим тогда, как ты женишься на Марине Влади».
Тем временем актёра Смоктуновского вынесли с поля на носилках. Кто-то во время подачи углового, в сутолоке около ворот саданул ему лбом в челюсть и отправил нашего Гамлета в глубокий нокаут. И теперь Иннокентий Михайлович не то, что стоять не мог, он пока не совсем понимал, что здесь происходит и где он находится. Не то на футбольном поле в посёлке Комарово, не то в датском королевстве в замке Эльсинор.
— Ты в воротах-то раньше играл? — спросил меня Кирилл Лавров, который был весь мокрый от пота, чёрный от пыли, словно только что вылез из преисподней, но довольный и злой.
— В детском саду один раз, — честно признался я, надевая на себя грязный вратарский свитер и старые вратарские перчатки.
— Ладно, не дрейфь, прорвёмся, — азартно хохотнул он. — Играть осталось всего ничего. Мы их сейчас к воротам как прижмём, тебе и делать-то ничего не придётся. Ха-ха.
«Хорошо бы», — подумал я, заняв место в рамке. Кстати, ворота на футбольном поле посёлка Комарово были значительно меньше стандартных. Да и сама поляна имела протяжённость всего 60 метров в длину и 30 в ширину. А ещё весь центр этого так называемого газона был безбожно вытоптан налысо. Зато по краям росли такие «джунгли», что мяч в них часто застревал и отказывался выкатываться за боковую бровку.
— Дай-дай-дай, б…ть, мне! — заорал Василий Шукшин, как только возобновилась игра.
Почему-то сборная «Мосфильма», вопреки обещаниям Кирилла Лаврова, слишком быстро перехватила мяч и пошла в одну из последних атак на наши, точнее говоря, уже на мои ворота. Олег Видов, снова выступавший за московских киношников, ловко обвёл в центре поля одного из наших игроков и по правому краю выскочил на оперативный простор. Ему наперерез кинулся Илья Киселёв, но с таким животиком он явно не успевал. Поэтому Видов легко прокинул мяч ещё дальше и, в то время пока наш директор прилёг чуть-чуть позагорать, поднял голову в поисках хорошей передачи.
— Дай уже мне, мать твою! — заголосил Шукшин, набегая по противоположному левому краю.
И Олег тут же вырезал чёткий и нацеленный пас на своего ретивого партнёра по команде. Однако я к такому повороту событий был готов и, резко ускорившись, сделав три стремительных шага, шибанул слёта по мячу с такой силой, что он взмыл в воздух на высоту четырёхэтажного дома.
— Сила есть, ума не надо, — прокомментировал мой удар Илья Николаевич.
— Между прочим, сделал вашу работу, — огрызнулся я. — Кто же, играя последнего защитника, так бестолково выбрасывается⁈
Илья Киселёв открыл рот, чтобы в ответ сказать что-то обидное, но не успел, так как мяч, вернувшись на землю, по странному стечению обстоятельств вновь достался нашим московским гостям. Правда, за эти секунды кроме директора «Ленфильма» в защиту оттянулись и другие игроки команды. Они быстро и слажено выстроили перед моими воротами двойной эшелон непробиваемой обороны. Поэтому «мосфильмовцы» почти минуту, передавая мяч друг другу, безуспешно пытались его взломать.
