Моя Святая Земля (СИ) - Далин Макс Андреевич
Но за Эральда было неспокойно.
В этом слишком многолюдном, шумном и пёстром городе король чувствовал себя, как рыба в воде. Ему тут правильно было, хорошо. Он тут всё знал. В конце концов, именно этот город с умными машинами, живыми картинками, сияющими лампами и чудесами был для короля своим. И всё это — своё, привычное, новую родину — Эральд решил бросить навсегда ради Святой Земли, которую видел лишь несколько часов сразу после рождения.
Правда, он — король, думал Сэдрик. И белый Дар его тянет и ведёт. Он тоже должен чувствовать себя, как стрелка компаса — а полюс там, на Святой Земле, которой сейчас до ада рукой подать.
И отправляться туда, даже просто жить, не говоря уже о попытках обуздать ад — страшно и не хочется. И за государя страшно. Но разве с Даром совладаешь?
Сэдрик и сам чувствовал этот призыв или приказ. Ему казалось даже, что он увидел бы белоснежную сияющую стрелу, протыкающую бездны адовы, очищающий свет благодати — если бы тьма не застила глаза. Сэдрик уже почти не сомневался, что этот самый свет привёл его сюда. Воля Небес?
А ведь воля Небес — это подстава, думал Сэдрик, играя прекрасным ножом, купленным на базаре, где государь выбирал нужные для путешествия вещи. Нож был так хорош, что Сэдрику хотелось провести обряд именно этим ножом, а не отцовским, из чёрного вулканического стекла. Хотя бы потому, что это было — чистое лезвие. Ничего на нём ещё не было: ни открытых адских врат, ни крови, ни проданных душ. Сэдрик ласкал тёплую рукоять и думал о чистой и честной стали — и о таких сомнительных вещах, как Божья воля.
Творец ведёт. Но это вовсе не означает, что он прикроет в драке или спасёт от смерти. Творец счёл Эральда своим орудием — держал тут, как утяжелённую кость в рукаве, чтобы бросить в игру за миг до полного проигрыша, а сейчас решил, что время пришло. Творец счёл своим орудием и Сэдрика — хотя, казалось бы, зачем ему сдался Сэдрик с его тёмным Даром, адский прихвостень? Но — неважно. Творец избрал. И теперь им двоим — двум несчастным щенкам — разгребать то, что долго загаживали взрослые могущественные люди и силы ада… вот спасибо!
Предполагается, что они справятся? Ага, уже.
Разве Творец послал небесное воинство спасать покойную королеву? Разве он защитил барона Гектора? Оставил жизнь младенцу, спасибо и на том. Но надолго ли?
Ни на что Сэдрик особенно не надеялся. Ему хотелось всего-то напоследок ещё раз вымыться. С тем жидким мылом, которое пахнет сладко, терпко и прохладно, как море, омывающее эдемский сад. Под струями горячей воды — как под чародейским дождём. Это было на редкость сильное наслаждение. Но просить было неловко: в соседнем покое Сэдрик слышал взволнованные голоса купца и его жены и знал, даже не понимая языка, что спорят они о том, можно ли государю покинуть дом — именно в его, Сэдрика, обществе.
Хорошо, если король не сказал приёмным родителям, что Сэдрик уже мылся их водой — они бы пришли в ярость и наняли бы людей, чтобы оттереть ту белую лохань со щёлоком и облить её кипятком. Проклятыми брезгают. Государь — единственное исключение.
И Небеса отправляют такого государя прямо в ад. Слишком светлый?
В стеклянном ящике, в чистой, подсвеченной тёплым, словно солнечным, светом, воде плавали золотые рыбки. Сэдрик подносил руку к прозрачной стенке — и стайка рыбок отплывала в сторону. Снова подносил — рыбки снова отплывали. Рыбкам не нравилась близость смертной магии — рыбки привыкли к благословенным рукам короля. Даже этим крохотным и неразумным созданиям скоро будет тяжело и плохо.
Сэдрик заберёт их благодетеля.
Кошка короля смотрела на Сэдрика бледно-голубыми, всепонимающими, некошачьими глазами маленького демона. Купец с женой пререкались за стеной. Жёлтый свет уличных фонарей освещал комнату — в бурой мути чужого неба не было видно луны. И тоска тянула Сэдрика за душу, но неизбежное он уже принял и смирился.
В конце концов, он умудрился задремать в кресле — и пёстрые картинки мелькали перед глазами, а в уме всплывали странные бессмысленные слова. Сон напоминал горячечный бред — но когда запела-зазвенела переговорная коробочка Эральда на столе, Сэдрик очнулся очень легко и ощутил себя отдохнувшим.
А король улыбнулся ему тёплой сонной улыбкой ребёнка.
— Идём?
Сэдрик кивнул, вкладывая нож в ножны.
— А куда? — спросил король. — Где твой портал?
— Портал? — удивился Сэдрик. — Не знаю этого слова. Если ты про место, где лучше открыть вход в преисподнюю, то мне всё равно, в общем. Только под открытым небом. Мне земля нужна.
Король задумался.
— А зрелище — здорово страшное? Когда ты вход открываешь?
— Тебе понравится, — съязвил Сэдрик.
Король нервно рассмеялся.
— Я не о себе. А вдруг кто-нибудь ещё увидит?
— И что? Пусть смотрят, я за посмотр платы не беру. Не наша беда, государь… ну да, Кирилл, прости. Задумался.
Они не пошли есть на кухню. Эральд принёс нарезанный хлеб и нарезанный сыр для Сэдрика, а для себя что-то мясное — и из-за этого мясного они ели, повернувшись спинами друг к другу. Король пытался сбивчиво расспрашивать о чём-то, но Сэдрик отвечал односложно — он сосредоточивался на сложном обряде и настраивал себя на всё плохое, связанное с опасной магией.
Если государь не имел понятия об оплаченном шаге, а потому совершенно не переживал по поводу будущих ощущений, с ним связанных — то Сэдрик знал об этих ощущениях прекрасно и нервничал. Он давно привык к боли, с которой связана почти вся смертная магия, но шаг стоил больше боли — надо было как следует себя подготовить.
И Дар послушно наполнил тело жидким огнём. Сэдрик, ощущая только его, ничего больше, пропустил мимо глаз и ушей прощание короля с приёмными родителями, машинально закинул на плечо лямку рюкзака — и вышел во двор, не застегнув куртки.
Ему было жарко.
Дар сам повёл его. Сэдрику не пришлось выбирать место рассудочно — его выбрала разбуженная магической силой интуиция. Из памяти пропал путь к недостроенному или полуразрушенному зданию с тёмным и глухим пространством между глухими стенами. Чародейская мостовая, которую король называл «асфальтом», растрескалась, её покрывала жидкая грязь, но всё равно она великолепно подходила для работы. И мел, спрессованный в палочки, великолепно подходил для работы. Сэдрик скинул рюкзак и опустился на колени в эту слякоть, не чувствуя холода и сырости; он хорошо настроился — Дар рдел в его теле, как разгорающийся костёр.
— Сэдрик! Сэдрик! Мне-то что делать? — донёсся откуда-то из неизбывного далека голос короля, но Сэдрик отвлёкся от рисования пентаграммы с тройной защитой только на то, чтобы предостерегающе махнуть вымазанной мелом и грязью рукой и пробормотать, не оборачиваясь:
— Скрести руки и не дёргайся.
— Фантастика, — восторженно сказал король на другом конце Вселенной. — Как ты можешь так ровно…
— Заткнись, — приказал Сэдрик. Сейчас не до любезностей было. Он замкнул последнюю сферу силы и поднялся, чтобы наполнить Звезду собой.
И реальность лопнула, как кожура каштана в огне.
II
Кирилл боялся последнего разговора с приёмными родителями, но всё вышло совершенно не так, как он ожидал.
Мама чмокнула его в щёку, хихикнула и сунула ему в карман плитку шоколада. Отец улыбнулся и кивнул. И Кирилл вдруг понял: они переговорили, обсудили поведение своего бестолкового приёмыша — и решили, что это такая игра. Кирюша решил побродить по белу свету и изобразить взрослого. Нагуляется, проголодается — и придёт.
Кирилл беспомощно взглянул в лицо отца. Ни тени беспокойства он не увидел. Отец улыбался, будто кошмарного объяснения два часа назад вовсе и не было.
Даже тёмная аура некроманта поблизости не заставила родителей воспринимать Кирилла всерьёз и мыслить хоть сколько-нибудь критически.
И если до этого момента Кирилл ещё чуточку сомневался в необходимости такого отчаянного шага, как возвращение на родину из уютного и гостеприимного Питера, то сейчас последние сомнения отпали.
