Моя анимежизнь. Пенталогия (СИ) - Смолин Павел

– Пап, давай посидим на улице? У гриля неудобно, поэтому вынеси, пожалуйста, стол.

– Хорошо, – пожал он плечами и выполнил требуемое. В это время заранее проинструктированная мной Есикава‑сан кромсала овощи. Мы с Чико вынесли во двор стулья, попрощались с собравшейся домой Есикавой‑сан. Проверил гриль – жарило как надо. Набрав в пластиковую бутылку воды, ножиком пробил в пробке пару дырочек – жар надо притушать.

По моей просьбе батя притащил кастрюлю, и, пока он выкладывал мясо на решетку, мы с Чико накрыли стол, выставив на него хлеб, овощи и соевый соус. Надо было купить кетчупа, но чего уж теперь. Прежде чем я приступил к жарке, батя попросил нас с сестренкой одеться поприличнее. Ладно, повод есть. Я одел костюм, заметив, что брюки стали коротковаты. Я расту! Почему‑то это открытие меня сильно удивило и обрадовало. Нет, я знал, что это неизбежно, но насколько же это забытое чувство!

Через балкон ко мне в комнату проникла Чико, наряженная в новое синее платье. Взяв ее за руку, вышел на улицу как раз вовремя, потому что у калитки батя раскланивался с дедом и Хэруки. Хэруки была в таком же виде, как и во время нашего первого и пока единственного свидания. Прелесть! На деде был европейский костюм – в нем он приходил за нами в участок. Ринтаро‑сенсей протягивал отцу бонсай. Я узнал (спасибо Хэруки) дикую яблоню в неформальном прямом стиле.

Мы с Чико присоединились к приветствиям и благодарностям. Счастью отца не было предела – такой‑то подарок на новоселье! Меня больше интересовала практическая сторона вопроса – ухаживать за бонсаем наверно очень запарно.

– Не против посадить его прямо сейчас? Будет лучше, если дать растению провести ночь на новом месте. К тому же прошлой ночью был дождь, и земля влажная.

– Если вы так считаете, у меня нет причин спорить, – поклонился отец, и они с дедом пошли вглубь двора. Видимо, дед заранее присмотрел место для бонсая – неподалеку от фруктовых деревьев. Чико увязалась за ними, а мы с Хэруки направились к грилю.

– Иоши, я всего на пару часов. Надо доделать домашку, – немного расстроила меня она. Долбаная школа крадет мое драгоценное время рядом с лучшей девочкой.

– Ничего, я понимаю, – улыбнулся я ей.

– Кассеты пока не записала, – продолжила она меня обламывать.

– Не к спеху, – махнул я рукой, – Приходи в субботу вечером, пересадим гортензию, – предложил я.

– Хорошо! – с готовностью согласилась она.

– А сложно ухаживать за таким бонсаем? – кивнув в нужном направлении, спросил я.

– «Уличные» бонсаи совсем не требуют какого‑то особенного ухода, – успокоила она меня, – Я потом тебя научу.

Положив решетку с мясом на угли, остался контролировать процесс, краем глаза наблюдая, как батя, сняв пиджак и закатав рукава, неумело копает яму под руководством Ринтаро‑сенсея. Смешно, но шутить на эту тему не стану – отсутствие какого‑нибудь ненужного для жизни навыка у человека – не повод для стеба. Пришел Сакамото‑сан, которого я выгонял с утра погулять. Почуял шашлычок? Запах, кстати, стоял обалденный.

Мясо как раз было готово, когда отец с дедом закончили. Сходив в дом, чтобы помыть руки (пересадку дед отцу не доверил, поэтому тоже запачкался), они вернулись с бутылкой сакэ. Присоединившаяся к нам с Хэруки и держащая котика на руках Чико поморщилась, но не стала ничего говорить.

– Сегодня праздник. Сегодня папе и дедушки Аоки можно, – потрепал я ее по голове, потом выставил готовый шашлык за стол. Мы расселись и отдали должное угощению. Батя с дедом накатили, пообсуждали политику, отец поблагодарил деда за наводку на прекрасный дом. Потом они сходили в гараж посмотреть новую машину. Время пролетело незаметно, на улице стемнело, батя принес из дома стилизованный под средневековый фонарь электрический светильник и еще одну бутылку. Когда отец с дедом ее «раздавили», Хэруки засобиралась уходить, попросив меня проводить ее.

Через полчаса, несколько растрепанным покидая дом Аоки, сделал важный вывод: отныне комната Хэруки – зона хардкорного этти. Интересно, в какой момент этти превратится в хентай?

* * *

Вернувшись домой, увидел сидящих перед третьей бутылкой деда и батю. Чико, присев у пруда на корточки, кормила рыбок кусочками хлеба. С ней же сидел Сакамото‑сан, который горящими глазами смотрел на воду и облизывался. Надо будет сделать котику внушение. Приблизившись, услышал грустный пьяный голос отца:

– …и он заявляет, что наша экономика – финансовый пузырь, и кризис неминуем. При это сам признал, что ни черта не смыслит в экономике! Мой сын чертовски изменился за последние месяцы – с ним стало сложно находить общий язык. Нанятая мной няня говорит, что он, возможно, гений. Что мне делать, Ринтаро‑сан?

Хе, жалуется на сыночку‑попаданца. А еще они с дедом перешли на имена, что меня очень радует.

– Не знаю, как там насчет гения, но он точно не обычный, – не очень внятно ответил пьяненький дед.

Я решил, что настало мое время. Выйдя из тени, уселся на стул.

– Гений‑не гений, но я твердо знаю, что контроль за мировой финансовой системой – в руках США, и им ни разу не нравится происходящее. Наши корпорации активно конкурируют с американскими, и, если это не остановить – Япония станет первой экономикой мира. По крайней мере, пока не поднимется Китай. А когда американским элитам что‑то не нравится – этому «чему‑то» становится очень плохо, – надавил я на больное место деда, жену которого пиндосы убили ядерной бомбой.

– Причем тут Китай? Нищая клоака, – пренебрежительно махнул рукой отец.

– Нищая клоака с миллиардным населением, готовым трудиться за плошку риса. Как думаешь, если развитые страны начнут переносить туда производство, чтобы максимизировать прибыль, как много времени понадобится китайцам, чтобы обогнать, к примеру, нас? – ответил я.

– Опять конспирология! У нас хорошие отношения с Америкой.

– У США нет постоянных партнеров. У них есть только постоянные интересы, главный из которых – контроль над планетой.

– И как скоро, по‑твоему, начнется кризис? – вмешался посерьезневший дед.

– Где‑то в декабре, – пожал я плечами, – Так что, Ринтаро‑сенсей, раз уж отец мне не верит, хотя бы вы продайте все японские акции и переведите сбережения в доллары до зимы.

Батя дернулся и грустно сказал, обращаясь к деду:

– Вот и что с таким делать? Разве такие разговоры – норма для ребенка, который только‑только поступил в старшую школу?

– Дэйчи‑сан, я считаю, что к словам твоего сына стоит прислушаться. Каждый раз, когда Япония пыталась отвоевать себе место под солнцем, она тяжело платила за это. Сейчас – третья попытка, экономическая, – почти дословно повторил дед мой вчерашний тезис, – И я согласен с Иоши‑куном – США не позволит этому случиться.

– И вы туда же, – грустно вздохнул отец, наполняя чашки для сакэ. Они выпили.

– Так что я собираюсь поступить так, как говорит Иоши‑кун, – порадовал меня доверием дед.

– Вокруг меня одни пессимисты, – вздохнул батя.

– Еще раз прошу тебя, бать – продай акции «Хонды» до декабря. Так мы сможем сохранить хотя бы мою долю, – решил я предпринять еще одну попытку.

– Какую долю? – заинтересовался дед.

– Миллион долларов, – рассеянно ответил отец, о чем‑то задумавшись.

– Откуда у тебя миллион? – выпучил на меня глаза Ринтаро‑сенсей. Я объяснил.

– Что же будет дальше… – вздохнул дед, – Теперь я еще больше рад, что моя внучка выбрала именно тебя, – улыбнулся он.

– Даже не представляете, насколько рад этому я,  – широко улыбнулся я в ответ. Вспомнив о важном, ткнул отца в руку и сказал: – Окинава.

– Точно, совсем вылетело из головы! – встряхнулся батя, – Ринтаро‑сан, я планирую приобрести дом на Йонагуни. Приглашаю тебя погостить там недельку. Разумеется, вместе с внучкой.

– Хо, давненько я не был на Окинаве! – мечтательно прищурился дед. Видимо, у него с ней связаны какие‑то воспоминания, – С радостью приму твое приглашение, Дэйчи‑сан. А теперь, простите, но я должен вас покинуть. Прекрасный шашлык, Иоши‑кун, – похвалил он меня напоследок. Приятно.