Рысюхин, 12 градусов хватит? - Котус
От работы пришлось оторваться, когда приехала дочка тётки Яди с мужем и детьми: нужно было с ними познакомиться лично и подписать бумаги о найме. Дочка оказалась худощавой и весьма, скажем так, некрупной женщиной неопределённого возраста, в интервале от двадцати пяти до сорока пяти. В противоположность няньке её муж = внушал, даже очень. Дед тоже был под впечатлением:
«Вот зачем он зарывает свой талант на рынке⁈ Мог бы народным целителем подрабатывать, вполне успешно и без особых усилий».
«Да ладно⁈ С чего ты так решил⁈»
«Да-да, правда, лечить будет только от одной болезни — от запора».
«Смеёшься?»
«Ты только представь: дать ему в руки топор, поставить в тёмной комнате. Потом завести туда пациента, оставить одного и через десять секунд включить свет. И всё — запора как не бывало!»
«Да уж. Только одежду стирать придётся».
«Угу, и возможны побочные эффекты в виде заикания и энуреза».
Короче говоря, муж нашей новой няни на первый взгляд превосходил её по объёму и весу минимум раза в два с половиной. Я даже приотстал и спросил у Ульяны:
— Интересно, как они, вместе-то, ну, ты понимаешь. Как он её на раздавил, и как она решилась⁈
— Мышь копны не боится! — Ответила поговоркой хихикнувшая Уля.
Пока Ульянина горничная, сама имевшая дочку шести лет, увела пребывающих в восторге от поездки «на настоящем автомобиле» детей знакомиться между собой и с новым жильём, мы в кабинете подписали договор с женщиной. Кстати, из документов узнал, что её зовут Зоя Матвеевна, фамилия по мужу — Веткина. Муж, Прохор Лукич, подтвердил желание жить рядом с женой и готовность занять любую подходящую работу, если оплата будет не меньше, чем у него сейчас. Но уйти с рынка может не раньше, чем с первого августа, иначе придётся выплачивать крупную неустойку. Пообещал что-нибудь придумать к тому времени и вернулся в мастерскую.
Собирал «сверкалку и крякалку» я у себя в кабинете, и сдуру решил там же испытать. Точнее, испытания мигалки прошли спокойно, но когда я, подумав явно не головой, включил сирену… Я и сам подскочил от неожиданности, от того, как это прозвучало в помещении, что уж тут говорить про моих домашних! Мало того, что поднял весь дом, ещё и перепугал и слуг, и домашних, за что потом заслуженно, а потому безропотно, получил по шее, и не только в фигуральном смысле. Надо же додуматься, включить сирену в доме в десять вечера! И дед не помог — он просто не успел вмешаться, как сам потом заявил, просто не ждал от меня подобного и потому не отреагировал. И, по его словам, я сделал это вообще бездумно, не выдав свои будущие действия предварительным обдумыванием. Просто решил — и тут же воткнул. Действительно — придурок комнатный, пусть вслух меня так поименовать и не рискнул, дед только оторвался за всех. Ну, с «придурком комнатным» я согласился, тут и спорить не о чем, с «Джулио Балбесини» тоже всё понятно, но вот что такое «педольдо африканское»⁈ И почему именно африканское⁈
Ночевал я в этот раз в своём кабинете, в воспитательных целях, ага.
В воскресенье я, томимый чувством вины перед Беляковым, а также укоризненными взглядами домашних, сбежал в мастерскую. Там не только доделал карету «Скорой помощи», но и начал работу над разъездным пикапом для бухгалтера. Автомобиль для больницы я обкатал на изнанке, чтобы не вызывать излишнего ажиотажа у местных жителей на лице, поскольку сирену с мигалкой я тоже испытал. Местная живность, кстати, рванула от такой светомузыки во все стороны, аж трава зашевелилась. Волнами.
Весело было, но после обеда мне позвонили с просьбой «вернуться в семью». Так что остаток дня прошёл в традиционных для выходного занятиях, начавшихся с фамильного обеда и закончившихся планированием следующей недели.
В понедельник в Смолевичи выехали целой командой, на двух фургонах: впереди, на нашем семейном, Ульяна с Машей, сзади — я на новом медицинском автомобиле. Да, жёны поехали обе: Уля до сих пор не освоила вождение как следует, рисковала разве что по двору кататься, потому для её выезда всегда приходилось кого-то искать на роль шофёра. А вот Маша — та за последние пару месяцев соскучилась по рулению. Или, скорее, соскучилась по относительной свободе, так что, оставив накормленного Ромку няне, взялась свозить вторую жену в типографию. Ну, а по дороге мы все втроём хотели вместе передать свой подарок.
Возле больницы нас ждал Сребренников с дарственными документами, чтобы у больницы не возникло проблем с отчётностью. Я, из немного хулиганских побуждений, поставил фургон рядом с телегой, видимо, той самой, для поездок. Пусть стоит, для контраста. Надо сказать, наш подарочный фургон, белый с красной продольной полосой по каждому борту и медицинскими эмблемами на каждой двери, вызвал большой интерес. Пока мы всей толпой дошли до начальника заведения, а потом с ним вместе вернулись ко входу, возле подарка собрались все работники больницы, которые могли, причём вместе с пациентами. Ну, а когда выяснилось, что «вот эта телега вам вместо вон той» — было большое изумление, переросшее в бурный восторг. Оказалось, что слухи о том, насколько мои автомобили отличаются по удобству от обычных уже довольно широко гуляли по городу, так что все были в ожидании чего-то особенного. Ну, особенное или не особенное, а подарок явно понравился, и нам ещё минут тридцать пришлось всё объяснять, показывать и рассказывать.
Оставив довольных врачей около сверкающей огнями «кареты» гадать о том, где взять для неё шофёра (а вот это мы не продумали), погрузились в свой автомобиль и поехали на вокзал: мне ещё на службу. Там и расстались: я — в Минск, жёны мои — в типографию, а оттуда домой, в имение, потому как Ромку больше, чем на пару часов без мамы не оставишь. После того, как Маша подпишет все приглашения, кто-то должен будет опять приехать в Смолевичи, отдать их для рассылки в Дворянское собрание, оплатив работу курьеров. Поскольку неизвестно было, ни сколько времени займёт у Маши её работа, ни насколько я застряну в лаборатории идею подождать меня с поезда отвергли: я сегодня ночую в Смолевичах, о чём и предупредил заранее Ядвигу Карловну.
Собственно, примерно так всё
