Шаг третий. Ключи и калитки - Антон Витальевич Демченко
— А ты шустёр, купцов сын, — неожиданно с уважением в голосе протянул Вавила. — У нас не всяк десятник движения Жука даже увидеть может. А уж упредить-то…
Да, стрельцам я представился сыном купца, отправленным отцом в испытание… вместе с невестой, ага. Ну, вот не пришло в голову ничего более обыденного. Да и как понять, что в здешнем обществе есть это самое «обыденное», когда мы кроме этих вот стрельцов здесь ещё никого не видели? А так… «легенда» не хуже прочих. Вырос сын купца, невесту за себя сговорил. Вот, прежде чем приставить сына к делу, отец и отправил того вместе с невестою в путешествие. Новые пути разведать, мир посмотреть да диковинки для грядущей торговли подобрать. Почему вдвоём и без охраны? Так испытание же.
— А ежели сгинули бы? — поинтересовался непосредственный Никша.
— Так, не единственный же я сын у батюшки, — развёл я руками. — Старший уже пятый год у него в учении, готовится семейное дело перенять, да младшие подрастают. Послушные и исполнительные.
— А родители невесты? — слюбопытничал Вавила, поглядывая на по-прежнему молчащую Свету. — Они не против были?
— А нет тех родителей, — вместо меня ответила подруга, не забыв стрельнуть в мою сторону недовольным взглядом. — Ероша меня вопреки воле своего батюшки сосватал.
— Поня-атно, — в один голос протянули стрельцы.
Ну да, ну да. Теперь они додумают историю о пошедшем поперёк воли отца юнце, отказавшемся жениться по указке и выбравшем себе невесту по собственному разумению. Отец, само собой, взъярился за такое неуважением и скандал, да и погнал сына со двора, лишив наследства и обставив это, как испытание. Ну, или выдумают ещё что-то эдакое, душещипательное. И чёрта с два потом кто-то сможет эту «легенду» размотать. Уверенного в своих умозаключениях человека довольно трудно заставить переменить мнение. Это ж, придётся признать, что он был не прав, а кто такое любит? Нет, если за дело возьмутся профи, тогда, да… могут быть проблемы. Но где их взять в здешней-то глуши?
В общем, несмотря на завиральность, наша со Светой история вполне зашла стрельцам, хотя и вызвала некоторое удивление, не без того, конечно. Если бы ещё подруга моя отнеслась к этой легенде полегче. Вот чего фырчит, спрашивается?
От размышлений меня оторвал Жук. Послеобеденный трёп этому живчику явно надоел, и теперь молодой стрелец рвался «растрясти жирок».
— А что, говорят купцы не дураки кулаками помахать, — с эдакой деланной ленцой протянул Никша, с намёком поглядывая в мою сторону.
— Есть такие, — кивнул я в ответ, прекрасно понимая, к чему идёт дело.
— Так… может, смахнёмся? — прищурился Жук, поднимаясь с бревна и расстёгивая широкий боевой пояс. Я почесал кончик носа, бросил взгляд в сторону шалаша, где скрылась Света и… махнул рукой.
— А, давай! — поднимаясь на ноги, ответил Никше. Но тут же поспешил уточнить: — Правила?
— Оружия не брать, кулак не утяжелять. Кровь не пускать, под брюхо не бить. В висок и горло не метить… Упавшего не добивать, — протараторил вместо брата Вавила, подскакивая со своего места и, в свою очередь, расстёгивая пояс с саблей. Ну да, понятно, старший из братьев тоже не против размяться после сытного обеда. Тем более, что плов в наших желудках уже улёгся, а травяной взвар выхлебан до донышка.
Смахнулись. Сначала с Жуком, потом и с Враном. И если младший стрелец ничем особенным, кроме, разве что, действительно хорошей реакции и скорости, меня удивить не смог и был сначала легко взят на болевой, а потом и на лопатки уложен, чтоб уж точно не возмущался возможной «нечестностью» приёма, то с Вавилой пришлось повозиться. Резкий боец оказался. Удивительно техничный, с весьма тяжёлым ударом и… какой-то запредельной устойчивостью. Влетевший «на дурака» удар в скулу едва заставил его покачнуться, даже на миг не смутив. Но… я справился, хотя и получил несколько о-очень ощутимых плюх. Бока мне Вран намял весьма и весьма основательно. Но и сам он поднимался с земли, кряхтя и потирая побитые места.
Никша, которому досталось куда меньше тумаков, попытался было затеять ещё и сабельный потешный бой, по его выражению. Но, во-первых, прозвучало это предложение уж очень неуверенным тоном, а во-вторых, его на корню зарубил старший брат, смерив Жука одним-единственным суровым взглядом. Да уж, с отбитыми-то рёбрами только саблей махать, конечно!
— Ты ведь специально это устроил? — тихо спросила Света, обрабатывая мои синяки мазью и тихонько помогая себе лекарским конструктом.
— Ну-у… да, — так же тихо ответил я. — Какой из меня фехтовальщик, сама подумай?
— Откуда я знаю. Ты же не рассказываешь ничего, — буркнула в ответ подруга, сворачивая аптечку. Обиделась. Точно. Только на что, кто бы подсказал?
Получив помощь от Светы, я помог стрельцам привести себя в порядок, заодно потратив на них часть наших запасов мази от синяков, после чего мы дружно решили наведаться в гости к их начальству. Сборы были недолгими, так что спустя полчаса наша компания уже топала вдоль ручья, на встречу с полусотником Стояном Хлябей, давно заждавшимся своих подчинённых, отправленных им разведать местность добрых четыре часа тому назад.
* * *
Отправляя Никшу Жука и Вавилу Врана пробежаться по округе да посмотреть, нет ли поблизости какого жилья или обжитой охотничьей стоянки, полусотник Стоян и думать не думал, что шебутные братья и в самом деле найдут в этой глухомани каких-никаких людей. Делом хотел занять бузотёров, вот и отправил разведать округу. Всё лучше, чем терпеть очередную их шкоду, на которую молодые стрельцы всегда были горазды. Через что, собственно, и угодили в дальний острог на Бие.
А вот неча было шутить над похмельным полуполковником. Тот пусть и приходится братьям родным дядькой, но терпеть поношение боярской чести не стал. Всыпал горячих затейникам, да и сплавил их на две зимы в дальний острог. Да только братьям это наказание было, что с гуся вода. Как чудили, так и чудят. Ума не прибавили… Ну а полусотнику Стояну куда деваться? Его малый острог, принявший наглецов на кошт — последний на реке, дальше ссылать неугомонных родственничков боярина Сколского попросту некуда. Ниже Ловгайское озеро, а по другую сторону Бии земли местных самских племён, с которыми ни войны, ни мира.
Нет, будь у полусотника под рукой людишек поболе,
