Господин следователь. Книга 2 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
— Деверь Анны Николаевны — младший брат покойного супруга, служит в Санкт-Петербурге и, как раз и занимается закупкой хлеба, — пояснила Лена. — Он по делам и в Нижний Новгород ездит, и в Самару, на хлебные биржи. А если в Рыбинск, к нам заезжает. Жалуется, что купцы у крестьян зерно скупают, пока еще урожай не собран. И баржи для перевозки трудно купить — все разобраны. А ему надо зерно в столицу везти по Мариинской системе. Петербург город огромный, его кормить надо.
Нелепо во время прогулки с женщинами вести разговор на тему экономики, но во мне проснулся историк.
— Тогда какой смысл крестьянам зерно государству продавать? — удивился я.
— У казны и закупки больше, и деньги она точно заплатит, — ответила тетушка. — Солидные люди с казной предпочитают дело иметь. Пока у крестьян закупают, то счет на пуды идет, но при продаже уже на ласты, а если по европейскому, то на тонны[5]. Купцам трудно состязаться с казной. Не купят они столько, сколько, казна закупает. На армию сколько зерна уходит? Мой деверь говорил, что лучшие артели — это женские, — сообщила тетушка.
— Пьют меньше? — улыбнулся я.
— И пьют поменьше, — кивнула тетка, — и надежные они, а самое главное — обходятся дешевле.
Ну да, ну да. Труд бурлака тяжелый, явно, не женский, а оплата меньше. Но даже в двадцатые годы прошлого, то есть — будущего столетия, когда Советская власть провозгласила равенство, женщинам платили меньше, чем мужчинам.
— Иван Александрович, что мы все о скучном? — сказала вдруг Анна Николаевна. — Девушки мне говорили, что вы читаете прекрасные стихи. Не прочтете ли что-нибудь? Если хотите — то о любви. Читайте Леночке, а я просто постою, послушаю.
Неожиданно. Что бы этакое прочитать? Стихи о любви я Лене уже читал. Все остальное лезет из школьной программы. Если Блока? «Под насыпью, во рву некошеном, лежит и смотрит, как живая, в цветном платке, на косы брошенном, красивая и молодая».
Мрачновато, да и поезда здесь не ходят. Если Есенина? «Ты меня не любишь, не жалеешь, Разве я немного не красив?». Вроде, и ничего. Нет, там пойдет про чувственный оскал, а через строчку еще хуже «Расскажи мне, скольких ты ласкала? Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?» А про клен опавший? Нет, про это тоже не стоит. Не для ушей гимназистки про пьяного сторожа, приморозившего ногу. Ладно, была не была. Прочитаю Анну Ахматову.
— Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
'Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой'.
Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.
А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля…»
Аплодисментов я не дождался, но и тетя и племянница почти одновременно полезли в карман, за носовыми платочками. Отерев слезы, Анна Николаевна кивнула племяннице, показывая на набережную:
— Леночка, ступай-ка вперед. Мне нужно поговорить с Иваном Александровичем наедине.
— Ну тетя! — попыталась возмутиться Лена, но тетка была неумолима.
— Ступай-ступай… Не съем я твоего ухажера.
Моя будущая невеста немного надулась, но спорить с теткой не стала, а пошла вдоль набережной, демонстрируя спиной свое недовольство.
Я решил, что тетка сейчас начнет выговаривать мне за стихи, в которых имелся явный намек на женское прелюбодеяние, но Анна Николаевна заговорила о другом.
— Иван Александрович, как я понимаю — у вас вполне серьезные намерения в отношении Леночки?
Во как! Я еще даже и поухаживать не успел, а меня уже о намерениях спрашивают. Ответил честно.
— Серьезные. Правда, меня смущает, что Елене всего шестнадцать лет.
— Шестнадцать с половиной, — уточнила тетушка. Покачав головой, хмыкнула: — Вы знакомы меньше месяца, а у вас уже серьезные намерения. Не рановато?
— Рановато, — не стал я спорить. Пожав плечами, сказал: — Только, какая разница? Понимаю, иной раз бывает и так, что люди годами примериваются друг к другу, а бывает наоборот. Мне достаточно. А сколько, по вашему мнению, нужно для того, чтобы полюбить девушку и сделать ей предложение?
Тетушка тоже неопределенно пожала плечами, потом сказала:
— Наверное, вы правы. У всех все по-разному. Но мне другое непонятно.
— Что именно?
— Почему Леночке самой приходится делать первые шаги?
От изумления я даже остановился.
— В каком смысле — Леночке самой приходится делать первые шаги?
— В прямом. Понимаю — когда вы болели, девочка забеспокоилась и явилась в ваш дом. Но потом-то почему вы не пришли в гости? Явились бы, девочке не пришлось бы искать предлог для знакомства с родственниками. Где это видано, чтобы барышни сами кавалеров в дом приводили?
Вот те на! Ну, Наталья Никифоровна, консультант хренов!
— Я думал, что для прихождения… для прихода в гости нужен какой-то повод, персональное приглашение, — проблеял я.
— Да уж какой повод? — усмехнулась тетушка, став вполне симпатичной. — Мы, чай, не при Алексее Михайловиче живем, барышень по теремам не прячем. Коли придете –кто вас прогонит? И мне спокойнее, если вы на глазах будете. А если приглашение станете ждать — Лена за это время замуж успеет выйти.
— Нет уж, никому другому не отдам! — всполошился я. — Прямо сейчас к вам в гости и набьюсь. У меня вон, даже конфеты есть к чаю.
Я полез в карман, чтобы продемонстрировать свой подарок. Но снова конфуз. Не подумал, что у пальто карман более тесный, нежели у шинели и конфеты, сложенные в пакет, слиплись. Решив, что шоколадом смогут перекусить вороны и голуби, населявшие Соборную горку, собрался выбросить содержимое пакета, но был остановлен тетушкой.
— Куда это вы их? — перехватила она мою руку.
— Сейчас в лавку забегу, еще куплю, и побольше, — пообещал я.
— Ничего, эти тоже еще сгодятся, — заявила тетушка, отбирая пакет. — А в лавку вы сбегайте. Я даже подскажу, что Леночка марципан любит.
Анна Николаевна, я вас люблю!
[1] По данным археологических раскопок, Череповец возник еще раньше — в X-XI вв.
[2] Остался только один — Воскресенский собор. Троицкий собор был разобран на кирпичи в 1947 году.
[3] Позднее, по инициативе И. А. Милютина, в городе Череповце разобьют парк, получивший название «Соляной городок». Название связано с тем, что на том месте находились склады соли. Чтобы посадить деревья, почву пришлось поменять.
[4] Не все соблюдали установленные правила. Например — художник Василий Суриков не носил ни Анну, ни Владимира. Да и городской голова Иван Андреевич Милютин не всегда надевал орден святого Владимира, хотя и обязан был это делать.
[5] Да, уже не на ласты, а тонны, чтобы — 1 тонна с четвертью, а тоннами
Глава восьмая
Это не Сонечка Мармеладова
Плохо, если приходится трудиться в поте лица и бегать с высунутым языком, но еще хуже, если работы нет. А ее нет уже две недели, не меньше. Никто никого не убил, не ограбил. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Но даже плевого дела, для мирового судьи — кражонки рублей на сто, незначительных увечий, тоже нет.
Вся моя деятельность за последнее время свелась к «раскрытие самоубийства» реалиста Гришки Петрова, оказавшееся инсценировкой. Фрол Егорушкин со смехом рассказывал, как они отыскали «утопленника» в бане у одного из его дружков, вытащили и отвезли домой. Отец и мать, уже получившие известие о гибели сына, появлению отпрыска вначале обрадовались, потом, узнав детали, пришли в ярость и порешили его выпороть. Но так-как Петьке уже стукнуло шестнадцать, а лоб он здоровенный, то попросили городовых о содействии. Егорушкин со Смирновым с удовольствием подержали ревущего парня, а отец с матерью, с не меньшим удовольствием, его выпороли. Думаю, родители давно мечтали отодрать сына-балбеса, но сил не хватало справиться с орясиной. Зато теперь отвели душу.
