Имперский престол (СИ) - Старый Денис
Потому и был вызван Козьма Минин, чтобы скорректировать информационную повестку. То, как действует на умы печатное слово, я, как и Козьма, увидели, потому нужно быть осторожнее, чтобы не создавать для себя необязательные проблемы.
— Я сожалею, что так произошло, что война продолжается, но мы предлагали Сигизмунду мир, предлагаем его и сейчас. Пусть соглашаются и тогда не придется разорять Львов, Луцк, ну и так дальше. Я император миролюбивый. Но своего не отдам. Вот так нужно описывать, — инструктировал я главреда.
— Принуждение к миру! — сказал Минин и словил мой растерянный взгляд.
Впрочем, я вспомнил, что уже произносил такой лозунг.
— Да. Нам нужна торговля и развитие, а не постоянные войны, — сказал я и встал. — Трудись Козьма Минич!
Минин встал, поклонился, и вышел из моего кабинета. Уверен, что он все сделает правильно, этот человек на своем месте. А мне не нужно перегревать народ. Перегретый, накаченный кровавыми нарративами народ, сильно мешает правителю быть гибким на переговорах, так как даже царю необходимо учитывать общественное мнение.
— Государь! Кого нынче? — спросил Акинфий, как только вышел Минин.
— Кто есть? — уточнил я.
— Лекарь прибыл, ожидает и духовник царицы, есть Лука Мартынович. С него начать? — схитрил мой секретарь.
Конечно же Акинфий, исподволь, подталкивает меня принять вначале Луку. Вот только те вопросы, которые подымает Лука Мартынович требуют внимания, которое рассеяно. Причины, почему я несколько не собран, просты, обычны, но от этого не менее неприятны. Это отношения с Ксенией.
Плохо, очень плохо, когда судьбы народов могут зависеть от либидо монарха и его увлеченностями женщинами, не дай Бог, миловидными мальчиками. Что было бы, если Николай II отправил генерала Иванова не охранять юбку женушки Алекс, а навести порядок в Петербург? Скорее всего, особо ничего не изменилось, так как общество той России имело очень много проблем и гнилья, но все же… И сколько в истории можно привести примеров, когда монаршие проблемы сексуального характера оказывали влияние на всю политику государства? Много, начиная с женщины низкой социальной ответственности — Елены, жены спартанского царя Минелая, которая сбежала с троянским принцем Парисом. Тысячи смертей принесла эта похоть. Хотя… там, вроде как и борьба за лидерство в Эгейском море имела место… Но все равно виновата Елена.
Как бы то ни было, я приказал привести лекаря, который лечил Ксению и других от оспы, как и сейчас находится рядом с царицей, ну и личного духовника моей жены.
— Ну? Я жду! — после приветствий я проявлял нетерпение. — Отец Иоанн! Скажи, почему моя жена разрушает наш брак!
— Государь, так то тайна исповед…
— Ты, поп, мне, православному государю, про тайны не рассказывай! Если Ксения уйдет в монастырь, это коснется всего. Думаешь я землицы дам церкви? Али серебра, вольницы, колоколов? Если только моя жена не образумится? Почему ты, отец Иоанн, не говоришь с ней, что детей бросать нельзя? От чего не отговариваешь?
Иоанн, относительно молодой, но, как я считал, очень даже не глупый, священник, был уже как полтора года духовником царицы. Он являлся, если можно так выразится, учеником патриарха Иова. Отсюда и доверие Ксении, как и преданность Иоанна.
И ранее я ничего не имел против подобного. Пусть рядом с царицей будет верный человек. Вот только сейчас ситуация несколько изменилась и духовник, который не может переубедить царицу уходить в монастырь и нормализовать отношения со мной, в Кремле не нужен. И я уже давал понять, нет, я прямо говорил Иоанну, что его судьба и карьера зависит от того, как он сможет помочь мне, да и самой Ксении, может, и всей России. А для того всего-то и нужно — переубедить жену.
— Государь, она не на тебя озлобилась, она… ей… нет охоты у нее, как женщины. А ты брал ее с охотой, а без охоты она не хочет, — Иоанн был явно не коучем в сексуальных отношениях, но эта «охота-неохота»… Ему бы и риторику подтянуть.
Ладно бы, если нужно подождать, чем-то помочь жене, я же не зверь какой, но не знаю же что и делать. Жмякать девок по углам? Так было уже, не то это, не так. Я не могу довольствоваться только лишь физиологией, при этом использовать рандомное женское тело для опустошения своей похоти.
— Лекарь, ты лечил ее, много после разговаривал. Что не так? — спросил я молоденького лекаря, еще, по сути, учащегося школы, но одного из тех, с кем даже я разговаривал и выдавал свои знания.
В какой-то момент, я даже приревновал Марка Лискина, надежду русской медицины и вероятного вирусолога.
— У царицы были поражены органы. Оспа не проходит бесследно, не только для кожи, но и для внутренностей. Боль у нее там… государь, — и этот не может называть вещи своими именами.
— Так разве ж это причина отталкивать меня и в монастырь уходить? И придет же к ней снова желание? — заинтересовался я. — Придет же?
— Я смотрю еще пятерых женщин, которые выжили после оспы. Наблюдая за ними, я понял, что женщины не хотят близости с мужчинами и чувствуют, когда это происходит, боли физические и терзания душевные, начиная ненавидеть мужей своих и все больше молиться, дабы замолить грех непочитания мужа, — объяснял мне лекарь. — Ну и оспины. Для любой женщины это скорбь по красоте.
— Отец Иоанн, ты слышал, что лекарь говорит? Временно все это. И я не стану силой брать жену, но хватит уже закрываться в горнице и рыдать. Жду ее сегодня на обеде! Коли не придет она, то и ты более в Кремле не появляйся! И только хоть что-нибудь скажешь о нашем разговоре Ксении… Ты понял, Иоанн! — я был строг и, действительно, готов был искать «козлов отпущения», чтобы хоть на ком отыграться.
Наступила пауза. Марк Савелич смотрел на духовника царицы, тот же стоял задумчивым. Было видно, что Иоанн не злится, не ищет путей, чтобы хоть как-то противостоять мне и не сделать требуемого, он решает, как именно уговорить Ксению. А со мной нечего бодаться. Газета, да и мои действия, сильно подняли имя государя, как защитника православия.
Да и Герману не с руки со мной даже пререкаться, учитывая, сколько именно денег направлено на церковь только в первом полугодии этого года. Мало того, организовав уже три Пушкарских избы: Московскую, Тульскую, Сольвычегорскую, я разрешил выделить отдельную избу, Колокольную. Так что часть мастеров теперь специализируются именно на колокольном производстве, при этом используются принципы мануфактуры, хотя в таком ремесле мастерство отдельного человека все еще играет большую роль.
— Отец Иоанн, ты иди и увещевай Ксению! Через час я иду обедать и хочу ее там видеть! — сказал я и указал рукой на дверь. — А ты Марк Савелич, останься.
— Государь, ты хотел узнать об опытах? — спросил лекарь Лискин, как только Иоанн ушел.
— Первое, что спросить хочу, Лискин, — я сделался еще более строгим. — Ты где, стервец, взял женщин, больных оспой? Я правильно понял, что сам и заразил?
Лекарь понурил голову.
— В глаза мне смотри, сука! — уже орал я, когда лекарь своим видом сознался, по сути, в преступлении.
— А как государь понимать болезнь? Нужно было баб опрашивать, за ними следить, кабы понимать, что с царицей происходит. Вот я что-то, да и понял. Ходил я к немцам, те ничего не знают, искал на торговище и персов, может у них в стране что знают о том, как женщина себя чувствует и отчего мужика… прости, государь, мужа, чурается, не подпускает, — после некоторой растерянности, лекарь выпрямился и, пусть в его глазах была обреченность, готовность умирать, он четко описывал свои мотивы.
Я молчал. Уже и не знаю, как к такому относится. Не бывает омлета без разбитых яиц. Нельзя изучить болезнь, если не исследовать ее носителя. До крыс и мышей не додумались. Но… заражать людей! С другой стороны, если я сейчас одерну Марка, могу сильно подорвать энтузиазм, который царит в лекарской школе.
— Слушай сюда, лекарь, — слово «лекарь» я выделил уничижительной интонацией. — Еще раз нечто подобное сделаешь, я посажу тебя на кол, который лично заострю. Лови мышей, заражай их, следи за повадками и всем прочим. Только так, но не на людях. Никто не должен узнать о том, что ты уже сделал. А всем умершим женщинам, их семьям со своих денег выдашь по двадцать рублей. Сколько умерло?
