Большие дела (СИ) - Ромов Дмитрий
— Да чего понимать-то? Тут всё просто. Зарабатываешь на моей территории и ни в одном глазу, как будто так и надо. Как-то странно, не находишь?
— Так вы и есть главная шишка, что Ашотика крышует? — простодушно спрашиваю я, понимая, что главная шишка точно не он. — Но я-то к этому всему какое отношение имею? Я здесь в командировке от швейной фабрики «Сибирячка». Направлен в ЦК ВЛКСМ по комсомольским делам.
— Чего? — хмурится он. — Ты разговор-то не уводи. Парень большой уже, за свои поступки отвечать должен.
— Слушайте, Вадим Станиславович, мне нравится, что вы придерживаетесь гуманистических подходов в работе, но разговор у нас очень странный и неконкретный получается. Вы скажите, чего от меня хотите, а я отвечу смогу или нет вам помочь. Всё же просто. Давайте отбросим ложную стыдливость.
— Чего я хочу? Есть два варианта. Первый. Ты закрываешь свою богадельню и валишь из Москвы подальше. В родные края, например. Второй. Начинаешь мне платить двадцать пять процентов от выручки.
Я смотрю на него некоторое время, пытаясь понять, что на самом деле у него в голове.
— Ну, что выбираешь? — спрашивает он.
— Послушайте, товарищ майор Плешивцев Вадим Станиславович. Я не могу поверить, что из-за этой ахинеи оказался здесь. А пока ваш Ашотик с катушек не слетел вы почему не приходили? Это так, не для записи, чисто абстрактные размышления. Вариант первый. Вам и так нормально было. Вариант второй. У кого-то наверху что-то засвербело, пукан рвануло или ещё чего. Собственно, эти два варианта означают одно и то же, правильно?
— Так, ты особо не зарывайся. Знаешь, что с такими дерзкими в этих стенах случается?
— Знаю, лучше, чем вы думаете. Так вот, поясняю. Я понимаю, что вы птица подневольная, скорее всего. Получили задачу, теперь отрабатываете. Но вы же умный, я ведь по глазам вижу. Я этих вопросов не решаю и вообще не понимаю, о чём вы говорите. И человек я несамостоятельный, как и вы. Всё. Точка.
— Не надо, мне известно гораздо больше, чем тебе хотелось бы.
— Ну, тогда вы должно быть проинформированы, кто за этим стоит. За всем тем, в чём вы меня подозреваете, и к чему я не имею отношения.
— Слушай, хватит уже дурака валять. Думаешь я запись веду?
Чего тут думать-то, ясно дело, ведёшь.
— Это не я, — продолжаю я говорить так, чтобы мне нечего было предъявить. — Наверняка понимаете, что победить этого кого-то вам вообще не светит. Это я предполагаю, если что. Ни сейчас, ни в будущей пятилетке. Да и вообще никогда. А вот этот кто-то может вас извести с вашими точками, кишащими уголовниками. Это, повторяю, исключительно мои домыслы. И что мы тогда тут делаем? Странно, что мне приходится объяснять такие очевидные вещи.
— Ты очень умный паренёк, — улыбается он. — Ну, тогда пойми вот что. Контора далеко, а ты вот он, уже у меня. И на тебя у нас зуб имеется. Не у меня конкретно, а у всей нашей советской милиции. От рядового до самого министра. За то, как ты подставил своего начальника обл УВД и подложил нас под контору, буквально. Думаешь, всё забылось? В этом мире ничего не забывается. Так что за тобой должок имеется.
Я демонстративно смотрю на свои часы. Скучно, товарищ майор.
— И я могу тебя за что угодно взять. Хоть за хулиганство, хоть за кражу, хоть за спекуляцию или за хищение соцсобственности. Был бы человек, а дело найдётся. Я лично нарисую. И что, подумай и скажи мне, будет контора за тебя впрягаться?
— Не понимаю, о чём речь, но с интересом выслушаю ваш вывод.
— А вывод такой, что несмотря на твои связи и мнимую неуязвимость, ты вот у меня где.
Сказав это, он сжимает кулак и демонстрирует с близкого расстояния, поднося к моему носу. Я молчу, жду что будет дальше.
— И никто не будет тебя вытаскивать.
— Уверены? — усмехаюсь я.
— А давай проверим. Посидишь у меня недельку, а я пока дело тебе подберу поинтереснее. Ты сам рассуди, чего в тебе такого ценного, чтобы за тебя биться? Кто захочет из-за тебя подставляться, если ты в дерьмо вляпаешься? Ты свою роль уже сыграл. Можно дальше и без тебя. Оборудование заказать любой более-менее опытный контрабандист сможет. Персонала тоже хватает. А если тебя не станет, доля твоя корешам пойдёт. Так что единственный выход для тебя — это дружба со мной. Личные связи они ведь очень многое решают в нашей жизни. К тому же двадцать пять процентов — это не так много. Я, как видишь, не жадничаю. Но не только с московского объекта, но и с сибирских тоже. Со всего, короче.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— А что взамен? Иммунитет? Это чисто теоретические вопросы.
— А взамен защита от преследования.
— А если бы я убил кого-то?
— Ну, надеюсь, ты не такой дурак. За что будешь платить, в том будешь иметь защиту.
Я хмыкаю:
— И сколько у вас стоит убийство?
— Мы такими делами не занимаемся, — отвечает он. — Наш интерес лежит в области экономики.
— Заманчиво, товарищ майор.
— Да, предложение хорошее. Но придётся ещё кое-что делать. Будешь сообщать информацию об урках и о конторских. Я тебя оформлю, как агента. И если что, даже если со мной что-то случится, тьфу-тьфу-тьфу, тебя никто за жабры не схватит. Всё чётко, въезжаешь, Бро? Работай практически легально.
Въезжаю, конечно. Схема-то неновая. Воруют под прикрытием агентурных сетей.
— Ну, что скажешь?
— Скажу, всё бы ничего, да работаете вы больно топорно, и была бы реальная защита, в случае, если бы я оказался тем, за кого вы меня принимаете, непонятно. Схватили у гостиницы на глазах у восхищённой публики, можно сказать. И если бы всё было, как вы говорите, то вы бы своего агента подставили, с самого начала. Это в крови у вашего брата. А дальше вообще пошло бы поехало вкривь и вкось через одно место. Я вас знаю. Ещё скажу, что вы сами меня толкаете на преступление. Я бы сроду этими делами не занимался, а вы меня запугиваете, грозите преследованием по сфабрикованным делам. К тому же двадцать пять процентов — это вообще грабёж. Это я теоретически рассуждаю. Если бы какой-то человек согласился на ваше предложение, можно предположить, что у него ничего бы не оставалось. Вряд ли же он всё себе забирает из тех заработков, о которых вы говорите. Зачем такому человеку вообще вся эта канитель, если денег с гулькин нос бы оставался?
— Ну ты мне-то не заливай про гулькин нос. А то я не знаю, сколько одна точка приносит.
— Ну, вы по Москве-то не равняйте. В регионах по-другому дела обстоят. Там все три дают меньше одной вашей. Я так думаю. И, будь я действительно тем, за кого вы меня приняли, я бы, несомненно, хотел подумать, прежде чем давать ответ. Но вам тоже было бы о чём подумать. Ашотик ваш, говорят с катушек слетел. Вы что, думаете он сможет отжать что-нибудь?
— А мне зачем думать? Это его дело. Отберёт — хорошо, значит контора с носом останется. Не отберёт — тоже нормально. Ситуация не поменяется, но вам по-любому урон нанесёт. Мелочь, а приятно. Помотает вам нервы, конторе помотает. Персонал потреплет. А там глядишь, и прирастёт чем-нибудь, а копейка, как известно, рубль бережёт.
— Странная позиция, близорукая. С экономической, да и политической точки зрения в корне неверная.
— Это почему? — любопытствует майор.
— Потому что тот, кому мотают нервы, вполне возможно, тоже может нервы на кулак намотать. Только теперь уже вам. Смотрите, это я вам, как разумный человек говорю. Сделает он что-нибудь такое, учудит, а именно вам это в вину и вменят. И вы всем своим главным управлением будете волоски из одного места у себя драть, да только это уже не поможет. Какой же вы руководитель, если доводите до такого?
— Это ты о чём сейчас⁈ — настороженно переспрашивает майор Плешивцев.
— Ни о чём конкретном, просто размышляю о логике момента.
В этот момент в помещение входит капитан Торшин, похожий на Дольфа Лундгрена. Он проходит к майору и, наклонившись, что-то шепчет ему на ухо. Взгляд Плешивцева тут же становится диким, как у Петра I в нашем кинематографе.
— Ты знал⁈ — вскакивает он и нависает надо мной. — Ты знал, сучонок?