Анимус. Дилогия (СИ) - Нетт Евгений

– Но друг ли? – От Элина не укрылся тот факт, что образ перед ним был всего лишь образом. Реалистичной, но всё ещё нематериальной иллюзией, источником которой, казалось, являлись сами стены этого места. – Я опасаюсь всего того, чего не понимаю, и ты в этот список тоже входишь, Марагос.

– Марагос? – Фантом хмыкнул. – Помнить об этом имени должны лишь симбионты. Значит, ты всё же столкнулся с ними… – Маска задумчивости легла на его лицо, но спустя секунду мужчина вновь вернул себе самообладание. – Сколько раз ты погиб, Элин?

“Что ж, теперь я, по крайней мере, не юный” – подметил перерождённый в своих мыслях, пытаясь решить, стоит ли ему открываться этой на удивление самостоятельной иллюзии. Перерождённый ожидал чего угодно, начиная от лабиринта с загадками и заранее записанными проекциями до простой библиотеки, в которой будет собрано всё то, что хотел передать наследнику неизвестный, но все эти ожидания были цинично разбиты и втоптаны в грязь. Стало очевидно, что это место создал Марагос, каким‑то образом оставивший вот такую разумную и бессмертную копию себя.

– Дважды. Когда отыскал гримуар, и когда столкнулся с симбионтами, принявшими меня за тебя. – Сделав непростой выбор, Элин самую малость расслабился, смирившись с собственным непониманием. – Но мне казалось, что обо всём этом ты должен был знать и так…

Перерождённый смутно догадывался о том, что этот вопрос изначально был лишён смысла, так как перед ним стояло отнюдь не живое существо, но он хотел задать направление разговора, чтобы как можно быстрее получить ответы.

– Ты правда хочешь говорить о столь важных вещах посреди коридора? – Фантом развернулся, степенным шагом направившись вглубь зала, в котором обнаружился в числе всего прочего стол с парой монолитных каменных стульев. Элину оставалось лишь в очередной раз подивиться тому, до какой степени иллюзия походила на человека, да последовать за ней, внимательно осматриваясь. – Как ты уже понял, я – фантом. Иллюзия, в которую настоящий “Я” заключил копию своей личности и той части памяти, которой хотел поделиться. И с момента своего рождения я знал только то, что происходило “до”. “После” мне было неведомо, но наша встреча всё равно была предсказана…

– Судя по твоему вопросу, предсказание оказалось не слишком точным. – Элин вроде и огрызнулся, но инициатива не торопилась переходить в его руки. – Как ты смотришь на то, что я буду спрашивать, а ты – отвечать?

– В конечном итоге мне всё равно придётся многое объяснить, ведь твои вопросы… ограничены. – Фантом не изменился в лице, и даже его тон остался тем же, но Элин почувствовал отголоски неприятной липкой снисходительности. – Спрашивай, Элин.

Перед тем, как с уст перерождённого сорвался первый вопрос, он успел как следует оглядеться, составив о зале первое впечатление. Во‑первых, помещение нельзя было назвать просторным – этому всецело препятствовали стороны длиной немногим больше десяти метров каждая, что отчасти это компенсировалось непропорционально высокими потолками. Во‑вторых, обитель фантома была донельзя минималистичной, и явно не предполагала нахождения здесь живого человека. Даже кто‑то вроде Элина, не испытывающего дискомфорта от одиночества и нахождения в четырёх стенах, не продержался бы здесь дольше пары лет из‑за таинственной давящей атмосферы, источником которой было не что‑то конкретное, а само место.

Ну и, наконец, в‑третьих.

Помимо скудной обстановки и, собственно, Фантома, здесь не было ровным счётом ничего. Обычная комната со стенами из монолитной кости без малейших признаков тайных проходов. Следовательно, единственным источником информации оставалась копия Марагоса.

Вот уж кто точно не ошибётся, и передаст знания только тому, кому нужно.

– Почему мы так похожи? – Перерождённый не стал ходить вокруг да около, сходу взяв быка за рога. Ведь именно этот вопрос беспокоил его больше прочих из‑за страха оказаться не тем, кем он себя считал.

И Марагос юлить не стал.

– Вспомни фреску на дверях, Элин. В центре – изначальный мир, от которого во все стороны расходятся линии, называемые ветвями реальностей. Именно между ними ты, погибая, и перемещался. – Мужчина выждал секунду, будто бы рассчитывая услышать ещё один вопрос, но Элин молчал. – Но задавался ли ты вопросом о том, почему они вообще существуют, и по какой причине именно ты, умирая, переносишься в другую реальность?

– Задавался, и поначалу считал, что виной тому Гримуар. – Перерождённый кивнул сам себе, задумчиво поджав губы. – Но способен ли даже самый могущественный артефакт не только создавать реальности, но и общаться с тем, кто по ним перемещается? Сама по себе концепция разумной цепочки рун безумна, и, отталкиваясь от этого, я решил, что гримуар был всего лишь связующим звеном между мной… и кем‑то, создавшим множество реальностей.

– С Миром в общем понимании этого слова. – Марагос ухмыльнулся и, убрав руки со стола, щёлкнул пальцами. – Давай с этого момента условимся, что место, в котором мы сейчас находимся – реальность. И таким реальностям нет числа, в то время как Мир один‑единственный.

– Разумный Мир? – Элин вздел бровь.

– В нашем понимании его нельзя назвать разумным, но у него есть воля. И прямо сейчас он хочет объединить всё множество реальностей в одну, как это было до устроенной мною катастрофы, случившейся немногим позже падения истинных людей. – Мужчина коснулся ладонью поверхности стола, и в то же мгновение по камню пробежала рябь, под которой проступили вполне узнаваемые, – пусть и неясные, – образы. Множество людей, странные города… и симбионты, в какой‑то момент покинувшие тела своих хозяев. – Как тебе известно, я – истинный человек. Один из представителей расы, подчинившей себе все обозримые области вселенной. И главным оружием в этом завоевании стали симбионты, с силой которых мы в определённый момент не смогли совладать. Золотая Эпоха подошла к концу, и наша цивилизация всего за полторы сотни лет канула в лету…

Слова Марагоса, подкреплённые формируемыми им же образами, превращались в историю, которую действительно можно было назвать захватывающей. И если поначалу рассказ был довольно общим, то к нынешнему моменту фантом сделал главным героем самого себя. Столетия поисков способа совладать с обрётшими огромное могущество слугами, десятки стычек, в каждой из которых гибли истинные люди, и, наконец, закономерный итог.

Марагос остался один.

– Эта война лишила меня всего: сначала дома и товарищей, а после и семьи. Я выжил в бойне, которую не смогли пережить мои дети. Выжил – и остался последним истинным человеком. – Не просто так говорят, что глаза – зеркало души. Души, которой, казалось, у иллюзии быть не может… но почему тогда вновь переживаемая боль утраты Марагоса оказалась столь велика, что ею невольно проникся даже Элин, человек, способный удержать в узде даже самые сильные эмоции? – Симбионты отобрали у меня последнюю надежду на восстановление былого уклада. Мне было нечего терять, и я, ведомый горем и яростью, попытался перекроить мироздание. Для этого мне потребовалось всего лишь отказаться от человеческой сути… и уничтожить богов, о которых мы, как оказалось, никогда ничего не знали.

В человеческом представлении боги во все времена были олицетворением чего‑то вполне определённого. Громовержцы, владыки океанов, воплощения плодородия или войны – в каком‑то смысле люди наделяли существ высшего порядка своими собственными чертами, напрочь игнорируя истину.

А истина заключалась в том, что богам не было никакого дела до происходящего вокруг. Их единственной задачей было поддержание порядка в Мире, с чем они успешно справлялись вплоть до того момента, когда по их души заявился обезумевший Марагос, жаждущий повернуть время вспять.

– Я не буду вдаваться в подробности и рассказывать, как именно я этого достиг – человек всё равно не способен этого понять, так как его существование ограничено временем и местом. Важен сам факт: хранители мироздания пали от моей руки, и более не было ничего и никого, способного мне помешать…