"Фантастика 2023-183". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Леженда Валентин
– Я не вижу тут никаких шор. То, что вы предлагаете, – всего лишь еще одно искушение.
– Это потому, что вы в шорах… В шорах, к которым так привыкли, что не замечаете их. А когда шоры случайно спадают, яркий свет истины так режет ваши глаза, привыкшие к сумраку предрассудков, что вы сами – сами! – подхватываете шоры и старательно закрываетесь ими.
Я поморщился:
– Это не мои шоры… И это не свет истины. Это трусливые оправдания, Диана. Это слабина тех, кто поддался этому искушению.
– Слабость – это жить в шорах, боясь выглянуть из них. А взгляд без шор – вовсе не искушение, вовсе не преступление и уж никак не слабость. Это шаг к истине. Первый шажочек – по пути сильных… Да сбросьте же шоры! Идите же с открытыми глазами! Не как трусливая овца, что семенит по огороженной тропинке к бойне, боясь поднять голову и взглянуть на то, что впереди, а с гордо поднятой головой! Все видя, все понимая, все преодолевая. Даже смерть. Попробуйте, Влад. Вдруг у вас получится? Попробуйте идти путем сильных. Хотя бы один шажок.
– Путь сильных?.. По трупам?
– О каких трупах речь? О всех тех женщинах, которых вы убили?
– О тех мальчишках, которых вы зарезали! И резали бы дальше, чтобы длить ваш путь… сильных… – с гримасой проговорил я. – Так и шли бы по трупам дальше, не останови я вас.
– И это тоже, – холодно сказала Диана. – Чтобы идти путем сильных, надо перестать бояться думать о смерти. Нужно перестать относиться к ней как к табу. Нужно привыкнуть думать и о своей жизни, и о чужих жизнях, ставя рядом мерку смерти. – Она медленно покивала. – Да, это нелегко, разрешить себе думать о смерти, заставить себя заглядывать смерти в глаза – когда отдаешь ей других. Сделать смерть частью своей жизни. Это нелегко… и страшно. И трудно. Взять на себя смелость распоряжаться чужими жизнями, не впадая в пошлость самобичевания и постоянных изматывающих самооправданий. Это очень трудно. О, это вовсе не слабость. Это не отступление, но – победа. Не столько даже над смертью, сколько над самим собой, над испуганным ребенком, который боится взглянуть смерти в глаза. Боится принимать жизнь такой, какая она на самом деле…
Глава 3
ПОЦЕЛУЙ ЗМЕИ
Снилось ли мне что-то?
Не помню. Но наверное, снилось – должно было сниться. Я проснулся со смутным ощущением чего-то светлого – как возвращение домой после долгой охоты. Чего-то такого же теплого, как кишащий людьми, горячий от жизни родной городок…
Голова была ясная-ясная, как утреннее небо в окне.
Все перед глазами яркое, как на глянцевой картинке.
Мысли – четкие следы на сверкающем под солнцем снежном поле. Каждая малюсенькая ассоциация не улетала в никуда, а змеилась рядышком тугими кольцами, готовая коброй броситься туда, куда мне захочется…
И вчера, между прочим, тоже. Тоже выспался замечательно. Удивительно замечательно…
Я попытался выцапать из памяти, что же мне снилось.
Оно не хотело всплывать из глубин сна. Лишь чувствовалось, что это что-то теплое и уютное, но теперь отдавало едва-едва, а все-таки заметно лавандовым привкусом.
И уверен, дело не в самообмане. О нет.
Я, конечно, не Гош, с его умением разбираться в многоходовых комбинациях. Но с такой прозрачно-ясной головой даже я кое-что способен состыковать.
Тугой жар наполнил скулы. Рывком я слетел с постели, рывком подскочил к стулу с одеждой, рывками, от ярости не туда попадая в чертовы штанины, наконец-то натянул брюки, накинул рубашку и злым ветерком вылетел из комнаты. Промчался по коридору, вниз по лестнице…
На миг замер, закрыв глаза.
Лавандовый холодок в висках не появлялся, но все-таки я чувствовал пульсацию ее невидимых ниточек, раскинувшихся паутиной вокруг нее…
Я повел головой, ловя, где же сгущение, и одна из ассоциаций выстрелила: принюхивающийся пес, поводит носом. Да, мой тотем волк, и вот я принюхиваюсь, все ниточки ведут в один узелок…
Куда же – к сердцевине паутины?
Не в комнате.
Внизу-сзади – в подвале – тоже нет…
Справа. Да.
Я промчался через холл, грохнул плечом в прикрытую дверь столовой.
Она была здесь. Грелась у огня, подтащив тяжелый стул к самому камину. Обернулась на грохот – с самой кроткой из своих улыбок.
– С добрым утром, мой…
– Диана, черт побери!
– Неужели моему господину плохо спалось?
– Хорошо. Слишком хорошо!
– Прошу прощения?
– Диана! Мне казалось, мы договорились.
Она нахмурилась, разглядывая меня. Вдруг улыбнулась.
– Ах, вы об этом… Сущие пустяки. Не стоит благодарности.
– Диана… – почти прорычал я.
Покачал головой. Мне такие шуточки не нравятся.
– Вы не видели вчера себя в зеркало… мой господин. – Смешливые искорки плясали в ее карих глазах. – Небо и земля. Неужели это было плохо?
– Это было великолепно, Диана. Но я не люблю бесплатного сыра.
– Бесплатный сыр? – Кажется, она удивилась. Или очень умело изобразила это своими высокими бровями и ореховыми глазами. – Вы думаете, я сделала это с расчетом что-то получить взамен?
– Мы договаривались, что без разрешения вы не лезете!
– Но я и не лезла. – Впервые я видел Диану невинно оскорбленную. – Я ничего не высматривала, ничего не правила… Ничего, кроме того, что вы бы и сами разрешили мне поправить, если бы не были столь горды… если бы мой господин не был столь великодушен ко мне и не жалел бы свою покорную рабу, а заставлял ее ночи напролет выщипывать подсознательных блошек, от которых никакой пользы, только вред и плохой сон, тогда как высыпаться надо так, чтобы утром как заново родился… – докончила она со своей вечной улыбкой, где сквозь игривую покорность проглядывала ирония, но и та тоже игрушечная, незлая.
Не эмоции, а намеки эмоций призрачно угадывались в ее лице, выглядывая друг из-за друга, как многократные отражения в двух зеркалах – в ее ореховых глазах.
– Вы красиво плетете слова, Диана…
– Не только слова… – потупилась она с улыбкой.
– Но это всего лишь слова.
– Мой господин не верит мне? – Она перестала улыбаться. – Прислушайтесь к себе, Влад. Разве я где-то надавила? Что-то исказила?
Нет. Это бы я сразу почувствовал… если бы это было столь явно.
Но ведь она могла сделать это не так грубо. Могла и иначе. Хитрее. Тоньше.
Ночью я был открыт. Открыт не только потому, что без защиты, мог и не встрепенуться от ее касания. Не только поэтому.
Во сне я, как и любой человек, не дневной я. Во сне я причудливая химера из кусков меня привычного, дневного, и странных лоскутков с самого донышка моей души. Того, чего днем как бы и вовсе нет.
Во сне я вывернут наизнанку. И если Диана вышила там что-то мелкими, аккуратными стежками… Сейчас, когда я в сознании, – вся эта изнанка невидима даже мне самому. Если Диана и расшила там лавандовыми бисеринками, то я их и не должен заметить. Ни сейчас, ни потом.
Но постепенно, незаметно эти лавандовые бисеринки прорастут – с самого донышка моей души. Вплетаясь в мои мысли так, что и не разделить, где чужое, а где мое. Вообще не заметить, что во мне пустило корни что-то чужое… И я буду уверен, что и эти побеги тоже мои. Тоже из самого моего нутра. Выжимка из моих ежедневных дел, желаний, стараний… но планировка садика-то будет ее, Дианы.
– Если я этого не чувствую сразу, это не значит, что оно не скажется на мне потом. Когда будет поздно.
– Ах, вам все-таки продолжает чудиться мышеловка… Но, поверьте, кроме мышеловок на свете бывают и подарки. Просто подарки, – улыбнулась она.
– Конечно. Просто подарки. Вроде книг об охоте, каждая страница которых покрыта ядом…
– Вы думаете, я пыталась во сне заставить вас поверить во что-то, во что верю я?
– А разве нет?
– Влад, вы в плену иллюзий…
– Да ну?
Она кивнула, улыбаясь. Очень по-доброму улыбаясь. Кажется, даже с сочувствием.
– Мне не нужно хитрить, чтобы переманить вас на мою сторону. Хитрости нужны, когда обманывают. В религиях для глупых, слабых и пугливых. Это их нужно оплетать сетью лжи и подстегивать кнутом страхов. Лишь слабых и глупых призывают во что-то верить, а о чем-то запрещают размышлять… Но чтобы встать на путь сильных, не нужно ничего этого.
