Столичный доктор. Том VII - Алексей Викторович Вязовский
— Нет, — прошептала она. Затем громче: — Нет! Пожалуйста, нет!
Агнесс закричала, заглушая слова Гота:
— Не отдавай меня им! Забери меня! Не надо!!! Ты же обещал!! Почему твое лекарство... Оно всем помогает!!! Почему мне не помогло? Ты обещал!!!
Каждое слово, каждый крик будто хлестали меня по щекам.
— Агнесс, — попытался я заговорить, но голос сорвался.
Гот жестом остановил меня. Он опустился на одно колено перед ней и тихо, почти шёпотом начал что-то говорить. Я не слышал слов — в ушах шумело. В какой-то момент я понял, что не могу больше выносить её взгляд, полный боли. Опустив голову, я сделал то, что было единственным возможным: отошёл в сторону, позволяя Готу завершить уговоры.
Глава 6
«По Россіи. Арестъ бунтовщиковъ крестьянами. При мѣстечкѣ Шерешовъ, Пружанского уѣзда урядникъ съ помощью крестьянъ арестовалъ на дорогѣ въ деревню четырехъ рабочихъ-смутьяновъ. При нихъ найдено три револьвера, большое количество экземпляровъ возмутительнаго воззванія и письмо со штемпелемъ партіи соціалъ-революціонеровъ.»
СТОЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ. Вчера въ городской Управѣ состоялись торги на поставку дровъ въ различныя городскія учрежденія. Торги шли удачно для города, торговались энергично и цѣны на подрядъ въ общемъ, спустились очень низко.
Задержанный съ револьверомъ. 16 ноября на углу Фонтанки и Невскаго проспекта городовой задержалъ подозрительнаго человѣка, въ рукахъ котораго былъ заряженный револьверъ. Незнакомецъ былъ тутъ же обезоруженъ и отправленъ въ участокъ, гдѣ назвался нѣкимъ Л. Съ какой цѣлью онъ вооружился Л. объяснить не могъ.
Боже, сколько же у нас барахла! Я не рискнул бы даже приблизительно подсчитать все эти чемоданы, кофры, коробки и прочую утварь. Князь едет, не хухры-мухры. Два носильщика еле дотащили эту гору до извозчика на Восточном вокзале Парижа. Отдельный экипаж забили доверху. До Северного вокзала недалеко, можно бы и прогуляться, но ноблесс, как говорится, оближ. Поехали в экипаже. А там — сразу в зал ожидания пассажиров первого класса. Здесь можно было расслабиться, не переживая за вещи — грузчики уже занимались их погрузкой в поезд.
— Может, съездим куда-нибудь? Пять часов всё же ждать посадки, — предложил я, глядя на жену.
— Нет, я здесь отдохну, — ответила Агнесс и открыла книгу.
Хорошо, что разговаривает. После того рокового дня шесть долгих месяцев жесточайшей депрессии, с ложечки кормили, чуть не силком запихивали. Коллеги советовали психиатров, но я всех послал с этим предложением подальше. Эти деятели и через сто лет мало чего сделать смогут. А сейчас — и подавно. Рассказы о «замечательных специалистах» местной психбольницы с новомодным лечением электричеством я пресек иезуитским вопросом, как быстро они вылечили Ницше, и как сейчас себя чувствует пациент. Сразу отстали. Так что всё только дома, с единственными лекарствами под названием любовь и терпение. Каждый день сидел и рассказывал, чем занимался. Книги читал вслух. Тестя чуть не на веревке приволок, чтобы тот вспомнил все увлечения детства и приятные воспоминания. Но Гамачек помог мало — устроил себе тур по местным кабачкам и с дочкой общался мало. Та, впрочем, потихоньку начала оживать. И я надежды не теряю. Не сегодня, так завтра всё пройдет. Причина понятна — сильное эмоциональное потрясение. Возможно, случится еще что-то — и мы двинемся к выздоровлению.
— Я тогда к Мечникову съезжу.
— Передавай от меня поклон, — тихо ответила она, не поднимая глаз от книги. — И Ольге Николаевне тоже.
Кто ругал российские дороги, рекомендую срочно отправиться в Париж для контраста. Их мостовая напоминает поле боя после артиллерийской подготовки, а движение — хаос на уровне базара в Самарканде. Вьетнамские улицы двадцать первого века нервно курят в сторонке. Только вместо скутеров тут экипажи и автомобили. Жалкие пять километров до Института Пастера мы преодолевали сорок минут, едва не убившись пару раз.
Да и еще и ездил почти напрасно: Илья Ильич оказался занят. Впрочем, как всегда. Он выкроил для меня всего десять минут, в течение которых мы сидели в его кабинете, пили крепкий кофе и говорили о насущном.
— Стоит ли рисковать своей жизнью ради этих... — он махнул рукой куда-то в сторону, где в его воображении, наверное, располагался Петербург. — Зачем вам эта война, Евгений Александрович?
Он откинулся в кресле, и, взлохматив пятерней и без того растрепанные волосы, выглядел скорее уставшим учителем, чем бойцом за здоровье человечества.
— Война? Она никому не нужна, Илья Ильич. И мне тоже. Но я еду не ради «этих». А для того, чтобы, прошу прощения за пафос, спасать жизни простых солдат. Если хотя бы один из них вернется домой к семье, а не в землю ляжет, это уже стоит затраченных сил.
Страна мне была тоже небезразлична, но затевать политическую дискуссию я не хотел.
— А вы не думали, что у себя в больнице вы делаете в разы больше? Уже спасли сотни жизни, а спасете еще тысячи. Занимайтесь чем можете, — с грустью в голосе сказал Илья Ильич.
— А там кто это сделает? — спокойно ответил я. — Совесть деньгами не откупишь. Если я могу оказаться полезен, то должен быть там.
Мечников посмотрел на меня долгим взглядом, словно взвешивал мои слова. Затем неожиданно сменил тему:
— А где Агнесса Григорьевна? Вы приехали вместе?
— Да, она ждет на вокзале. У нее не было настроения ехать со мной. Захотела немного почитать и отдохнуть.
— Это хорошо. Я рад, что она едет с вами. Знаете, Оля недавно рисовала ее портрет. По памяти. Вспомнила наш визит в прошлом году. Я попрошу её, она отправит его вам почтой.
— Если можно, на петербургский адрес. Передайте ей нашу благодарность.
***
В вагоне Норд-экспресса произошла еще одна знаковая встреча. Владимир Алексеевич Гиляровский возвращался из поездки по Европе. Знакомство-то с ним у меня состоялось после утопленников в Москве-реке, но не продлилось долго — я уехал в Питер. А сейчас столкнулся в коридоре вагона... и не узнал сначала. Постарел Гиляровский. Пышные седые усы, лысина, морщины резче стали. Но голос — тот же: громкий, энергичный, будто он до сих пор на улицах собирает материал.
Репортер меня узнал первым и, не слушая возражений, буквально втолкнул в свое купе.
— Что же, Евгений Александрович, на Родину
