Физрук 2: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович
Уф… Спасибо, Сашок, выручил… Сам бы я так связно не смог бы всю эту премудрость выложить… Мне опять похлопали, а дальше покатилось как по накатанной. Кубки, медали и грамоты раздали победителям, и можно было, наконец, расслабиться. Однако удрать мне не не удалось. Едва я намылился слинять, как меня догнал старший тренер спортшколы, обнял как красну девку, за плечи и сказал:
— Молодец, парень! Хорошо выступил… Поедем сейчас, вспрыснем это дело…
— Терентий Григорьевич! — взмолился я. — Мне же завтра на работу!
— Всем завтра на работу! — сурово отрезал он. — А людей уважить надо!
Я махнул рукой. Все равно не отвертишься. Мы вышли со стадиона. Сели в черную «Волгу» и поехали. Я не удивился тому, что старший тренер спортшколы привез меня в элитный кабак, которым заведовала Лизонька. Была там и она. При виде меня глаза «хозяюшки» стали томными, но она сохранила невозмутимо-приветливое выражение на своем милом лице, но и я тоже ничем не выдал нашего близкого с ней знакомства. Мадам Кривцова проводила нас к столу, где уже заседали мои старые знакомые.
Директор станции технического обслуживания Коленкин, классик местной литературы Третьяковский, руководитель спортивного общества «Литейщик» по фамилии Дольский.
К счастью, не было Стропилина и женщин. Видимо, намечался не столько сабантуй, сколько чисто мужское толковище. Ну что ж, я был не против. В смысле — поужинать и послушать, что скажут. От бухла я отказался наотрез, но сотрапезники и не настаивали особо. Видимо, им от меня нужно было что-то другое.
— Мы тут потолковали, Шурик, — обратился ко мне Митрофаныч, который, судя по всему, был некоронованным хозяином города, — и решили, что секция в школе — это все мура… Нет, желаешь вести, веди… Это твое личное дело… Но вот ежели ты хочешь принести пользу людям… И не просто людям, а людям, которые могут оказаться тебе же самому полезны, то будешь вести еще две секции и обе — при городском спортобществе… Верно, Панкратыч⁈ — Дольский солидно кивнул лысой, как колено головой. — Одну для пацанов, вторую — для девок… Вот, Григорьевич не даст соврать, как ты его дочуру за пару занятий натаскал от хулиганов отбиваться…
Я обомлел. Какую еще дочуру?.. И тут до меня дошло! Ведь старшая пионервожатая по отчеству Терентьевна!.. Выходит, старший тренер тоже Егоров⁈
— Да, — буркнул тот. — Симка, во всяком случае, довольна…
— Ну и вот, а я о чем! — продолжал Коленкин. — Как ты, Санек, потянешь?
— Даже не знаю, — пожал я плечами. — У меня же шестидневка…
— Этот вопрос мы где надо утрясем! — отмахнулся «автомобильный бог». — И с директором твоим, и если потребуется — с городским начальством… Самое главное, что не обидим, Шурик… Будешь получать две ставки, по расценкам за ведение занятий с детьми, ну и все, что надо по части благоустройства — организуем… Ты же в общаге до сих пор живешь?.. Это мы исправим!.. Поговорю со Степановым, у этого хитрожопого «мэра» наверняка есть фонды… А ты возьмешь его сынка в секцию, он все равно в вашей школе штаны протирает…
— Хорошо, — сказал я в ответ. — Если все официально — я не против!
— А у нас все официально, — гордо заявил Коленкин. — Мы не шаромыжники какие-нибудь, мы — отцы города… Писатель, скажи!
Уже изрядно подвыпивший классик кивнул, хотя вряд ли понял, о чем речь.
— Миня, вот даже роман решил написать о русских богатырях, — продолжал директор СТО. — Верно?
— Да! — оживился Третьяковский. — Я хочу написать роман о трех богатырях… Истори-ик-ческий… Отсеять всю былинную шелуху, оставить только народную правду… И Алешу Поповича я буду с тебя писать, Александр Сергеич… Ты будешь его прототи-ик-пом…
— Ну это вы как-нибудь потом перетрете, за полбанкой, — перебил его «автомобильный бог». — Ты, Санек, с него не забудь процент взять с гонорару… Все равно ведь пропьет… Но мы — о деле говорили, а не о писульках разных… Короче, завтра подъедешь к Панкратычу в спортобщество и там все оформите… Верно я говорю, Панкратыч⁈
Дольский кивнул.
— Ну а я завтра же позвоню предгорисполкома насчет квартиры, — завершил свой затянувшийся спич Митрофаныч. — Так что будешь ты у нас, Шурик, в полном ажуре.
Быть в ажуре я не против. Главное, чтобы меня потом за этот ажур не потянули на цугундер. От дополнительного заработка, а тем более — от собственного жилья грех отказываться. Без малого месяц я живу в общаге, нельзя сказать, что совсем уж плохо живу, но главное достоинство этого обиталища его близость к месту работы, а все остальное, увы. Надоело пользоваться общим сортиром и душем, да и кухней — тоже. Так что, если «автомобильный бог» поспособствует улучшению моих жилищных условий, буду только рад.
Однако Митрофаныч, как оказалось, еще не исчерпал всех своих благодеяний.
— Да! — спохватился он. — У тебя же нет собственных колес!.. Ты водить-то умеешь?..
Я пожал плечами.
— Немного…
— Это мы тоже исправим!
— У меня прав нет, — попытался возражать я.
— И это мы исправим! — махнул божественной дланью «автомобильный бог». — Подучишься в автошколе ГАИ, сдашь экзамены, а машинешку я тебе организую…
— На машину я еще не заработал…
— Оформим как служебную… — величественно возразил Коленкин, которого, похоже, просто распирало от ощущения собственного всемогущества. — Главное, что ты нужный парень, Шурик, а нужным людям у нас все пути открыты…
— Нет! — выкрикнул вдруг классик литейской литературы, вскакивая. — Нет, нет… и еще раз — нет!
Глава 8
— Чего нет-то, чудило? — спросил Митрофаныч, дергая его за полу пиджака и возвращая на место.
— Нет! — твердо повторил писатель. — Не Алешу Поповича я буду писать с него, а… Добрыню Никитыча!
— Да хоть горшок с него пиши, — отмахнулся «автомобильный бог». — Давайте, мужики, еще по маленькой, и по домам!
Они выпили по маленькой, а потом — еще и еще. Я пил только минералку, зато закусывал от души. Мужики накачались и принялись рассказывать анекдоты про Брежнева. Я слушал краем уха. Мои сотрапезники хохотали. Видимо, для них многие из анекдотов были еще свежими. А в мое время — все они уже обзавелись длинной седой бородой. После каждого анекдота, «лучшие люди города» пили за «дорогого Леонида Ильича», над которым только что от души ржали. И попробуй пойми — лицемерие ли это или то самое — двоедушие, о котором говорила Илга.
Зря я о ней вспомнил. Как ни заставлял себя забыть — ничего не получалось. Сидела в душе какая-то заноза. Неужели, это и есть та самая пресловутая любовь?.. Нет уж, лучше не заморачиваться этой ерундой. Вон Лизонька стоит у буфетной стойки, глазки строит, вот и хватит с тебя… Я помахал ей рукой, и она расцвела. Вчера она была ласковая, нежная. Почему бы нам не продолжить сегодня? Я поднялся — все равно мужикам было не до меня — и подошел к «хозяюшке».
— Добрый вечер, Лиза!
— Здравствуй, милый!
— Ты сегодня когда освобождаешься?
— Могу хоть сейчас, — ответила она. — Девочки здесь за всем присмотрят.
— Тогда давай сбежим!
— Давай! — согласилась Лиза. — Одевайся и выходи во двор. Я скоро…
Кивнув, я взял у гардеробщика свою куртку и сумку. Вышел во двор, где были припаркованы тачки гостей кабака. Через несколько минут появилась «хозяюшка». Она сошла с крыльца, взяла меня за локоток и повела к одной из машин. Это был скромный «Москвич». Лиза открыла пассажирскую дверцу, и пока я усаживался, поставила щетки «дворников» на лобовом стекле. Многие автолюбители в эту эпоху, покидая автомобиль, снимали щетки, а то и — зеркала заднего вида. Будь их воля, они бы и колеса снимали, чтобы это не сделали воры.
Через пару минут мы миновали поднятый вахтером-сторожем шлагбаум и выкатили на улицу. Я не спрашивал, куда меня везет «хозяюшка», полностью на нее полагаясь. Колесили мы по городу недолго, вскоре въехали в знакомый двор — ничтоже сумняшеся «хозяюшка» привезла меня к себе. Неужто сына не постесняется?.. Впрочем — это не мое дело. Да и вряд ли я первый такой ночной гость. Так что Толик Кривцов, наверное, уже привык к нежданным визитам посторонних мужиков. К тому же — я не совсем посторонний…
