Колхоз. Назад в СССР 5 - Павел Барчук
— Где горит? Кого спасать? — Подбежал ко мне бравый мужик, с генеральскими усами, в тельняшке и татуировкой на плече «ВДВ».
В руках у него было шерстяное одеяло. Не знаю, зачем. Может, оно ему, как память дорого, может, он планировал прилечь поспать. Десантники — народ специфический. Мало ли. Вдруг у человека триггер на такие события. Пожар — спать. Потоп — плыть.
Я посмотрел на мужика, потом повернул голову к двум своим преследовательницам. Цербер пыталась навести порядок среди бегущих ей навстречу людей. А вот женщина с клизмой в руке смотрела прямо на меня. Она точно понимала, кто виновник этой суматохи, и взгляд её не обещал ничего хорошего.
— Вот её спасайте. Она самая главная. — Я ткнул пальцем в ненормальную фанатичку.
Мужик удивился, даже пытался убедить меня, что главврач вроде другого пола и выглядит иначе, а это — вообще медсестра, которая работает в процедурном кабинете. Я в ответ, заверил его, что сейчас она точно круче главврача. Потому как, если старший по званию выбыл, то на его место становится другой. Мне казалось, с десантником, хоть и бывшим, надо говорить именно так. На понятном ему языке военной дисциплины.
— Как выбыл? Что с Леонидычем?
— Леонидыч взял огонь на себя. — Я хлопнул мужика по плечу, а сам думаю, етить колотить… хоть бы не спалил. Этот просто мне голову открутит и все. А без головы от клизмы не сбежишь.
Мужик вроде засомневался, потому что на такой бред и я бы повелся с трудом, но, видимо, стремление спасать и бороться с трудностями — его второе имя.
— Имейте в виду, она будет сопротивляться. Так что, не спрашивайте. Просто хватает и тащите к выходу. У неё ключи от сейфа и сильная гражданская позиция.
Мужик снова посмотрел на медсестру, которая со зверским выражением лица пыталась пробиться к нам сквозь толпу больных. Но потом все-таки рванул в её сторону, распахнув свое одеяло. Вот есть полное ощущение, что я реально не в обычной больнице, а в психушке. Один с одеялом бегает, вторая нормальным людям клизмой угрожает.
Короче, под шумок, выскочил из больницы через главный вход. Машина стояла неподалеку, а рядом с машиной наблюдались Наташка и Нина Григорьевна. Обе они с ошалевшим видом смотрели на то, как из медицинского учреждения выбегают граждане. Но колоритнее всего в этой толпе выглядел бравый мужик с усами, который тащил на плече завернутую в одеяло медсестру. Она что-то орала. Мне показалось, матом. Шумно, толком не поймёшь.
Я рванул к тачке, на ходу доставая ключи из кармана.
— Валим! Валим! Валим!
Дверь открыл, как заправский взломщик замков, один движением.
Наташка сразу плюхнулась на заднее сиденье, а вот мать председателя с подозрением рассматривала творящийся дурдом. Потом с таким же подозрением повернулась ко мне и уставилась, вопросительно подняв одну бровь.
— Да что?! Не знаю я, чего они бегут. Правда. Говорят, пожар. Садитесь!
Нина Григорьевна продолжала стоять на месте.
— Слушайте… — Я плюнул на все и решил сказать, как есть. — Пожара нет. Но будет. Сейчас все успокоются и меня сожгут к чертовой матери, как этого… как ведьму на костре. Садитесь, блин. А то и Вам перепадет.
Вот только после этого вредная старуха залезла в машину и мы тронулся с места. Уже сворачивая на улицу, где жила Нина Григорьевна, я заметил, как мимо промчался знакомый мотоцикл. Ехал Ефим Петрович в сторону больницы. Видимо, ментам уже кто-то сообщил. Сейчас еще пожарные подтянутся.
И вот в данную минуту я сидел в кухне Нины Григорьевны. С одной стороны — в предвкушении, когда все вскроется, с другой — на заднем фоне крутилась настойчивая мысль, только бы участковый не узнал меня по описанию. Иначе мандец.
— Наташ, выйди. — Сказала вдруг мать председателя.
Девчонка, которая несла как раз чайник, наполненной водой, с удивлением посмотрела на бабулю. Мол, как это её выгоняют? Меня — было бы понятно. Такое желание периодически возникает у многих. А её то за что?
— Выйди, говорю. У нас с Георгием Аристарховичем разговор серьёзный. Тебе не надо его слышать.
Наташка молча поставила чайник на плиту. Подошла к здоровенному газовому баллону, открыла вентиль, зажгла огонь под чайником спичками, а потом, крутанувшись на месте, гордо удалилась из кухни. Обиделась, короче.
— Ладно. Давай о прошлом. Случилось это чуть больше двадцати лет назад. Светка и Виктор только устроились на Авиационный завод. В отдел главного технолога. В то время это было секретное предприятие. Даже заводом не называли. А/я 71. Ну, то есть, абонентский ящик. Чтоб ты понимал уровень секретности, на территории имелись цеха, например сорок первый или седьмой, куда другие сотрудники не могли попасть. Запрещено. Только по специальному пропуску. А брали на работу после тщательной проверки. Не только самого человека, но и его родню проверяли досконально. Виктор хорошо прям шёл. Талантливый парень. Инженер от бога, что говорится. Светка только за его счёт и тащилась следом. Что в институте, что на работе. Он почти все за нее делал. И ещё в одном направлении рос твой дядька. По партийной, так сказать, линии. Комсомольская организация была на заводе мощная. Больше тысячи человек. На уровне райкома комсомола практически. И вот Виктора заметили. Выделили среди многих. Он действительно этого заслуживал. В общем, ему светила очень хорошая перспектива. А потом произошло…
Нина Григорьевна резко замолчала. Встала зачем-то, подошла к чайнику, который ещё не закипел, выключила огонь и села обратно. Я бы сказал, что старуха волнуется. Хотя, факт это был удивительный.
— В общем… Виктор работал в отделе главного технолога, как и говорила. А был ещё четвёртый отдел. Специальный. Военные принимали всю работу. Проверяли и так далее. Начиная от чертежей и заканчивая сборкой. Оказалось во время такой проверки, что на заводе готовилась диверсия. Некоторые детали по чертежу обработали неверно и в таком виде отправили в цех. А рабочий что? Ему инженеры спустили, он делает все по проекту. Поэтому на уровне проверки и выяснилось. Началось разбирательство. Сам понимаешь, дело в общем, не шуточное. И вдруг, все концы, которые вообще только у главного технолога и могли всплыть, сошлись на Викторе. А донёс
