Андрей Посняков - Демоны крови
Черт! А ведь сработало! Господи, а парень-то где? Ага… Олекса все так и лежал, словно пьяный, раскинув в стороны руки, только уже — не на полу, а в траве, среди ромашек и клевера. Обнаженная грудь юноши мерно вздымалась.
Ну, слава богу, жив! Михаил уселся рядом, в траву, с наслаждением вздохнул густой сладковато-медовый воздух, потряс спутника за плечо:
— Эй, эй, парень! Ну, хватит уже спать, подымайся!
— А? — Олекса широко распахнул глаза и тут же прищурился от выглянувшего из-за облачка солнца. — Господи… где мы?
— А вот сейчас и узнаем! — усмехнулся Ратников. — Пройдемся, посмотрим… Ты вообще как?
— Да ничего, — подросток улыбнулся. — Грудь только саднит. И кашлять хочется. Господи! Так мы что ж, не сгорели? Так ты, боярин-батюшка, меня вытащил? Я ж навеки теперь твой должник!
Олекса бросился на колени.
— Ну, ладно, ладно, хватит тебе кланяться-то, — раздраженно попятился Михаил. — Давай-ка лучше пройдемся. Только, смотри это, осторожно…
Парнишка лишь улыбнулся и, с готовностью кивнув, вскочил на ноги:
— Батюшка-боярин, идем!
И никакого здесь не было флигеля! Как и сгоревшей мызы, и причала — и, кстати, лодки горелухинской тоже. А зато была трава по пояс, многочисленные цветы — анютины глазки, колокольчики, васильки, ромашки; а еще — сосны, елки, дубрава, заросли ивы по берегам, камыши с крякающими утками, и даже песчаный пляжик с плесом. На плесе плескала какая-то крупная рыба. Ну, точно — рыбацкий рай!
И ни-ко-го! Ну, не единой души — островок маленький, Миша с Олексой исходили его весь часа за два.
Потом выкупались, растянулись на пляже, подставив спины солнцу. Эх, хорошо! Даже комаров со слепнями нет — ветерком с озера тянуло изрядно, сдувал кровососов.
Олекса перевернулся на спину, довольно похлопал себя по животу, потом посмотрел на Мишу и тихо спросил:
— А мы сейчас где?
Хороший вопрос! Ратников и сам бы хотел это знать… Нет, где — ему было вполне понятно, куда больше занимало другое — в какой именно эпохе? Какой сейчас век на дворе? Если рассуждать логически, памятуя все прошлые перемещения, то — середина тринадцатого века, где-то сороковые годы. Среда, в общем-то, можно сказать, привычная — Миша ведь не первый раз уже… Это впервые был шок, все никак, до последнего не верилось, а вот сейчас… сейчас, наверное, привык.
Еще бы не привык — жена-то из этих вот самых мест, вернее — из этой эпохи. Средневековье, мать его за ногу.
И все же, хотелось бы поточнее узнать — очень уж сильно Мишу смущал изменяющийся на глазах флигель…
— Мы, Олекса, на острове.
— Ну, это я понимаю, — парень усмехнулся и набрал в ладони песок. — Горячий! Эх, хорошо бы поесть!
Да уж, это уж точно не помешало бы! Напиться-то беглецы напились вволю, как-никак — воды целое озеро, пей не хочу. А вот насчет еды…
Насчет еды Михаил, к слову сказать, не очень и беспокоился — их двое молодых и здоровых мужиков — неужто не пропитаются?
Не об этом сейчас думал — о том, как выбраться. Отыскать еще один браслет, другого выхода, как ни крути, не просматривалось. А значит, нужно было оставаться тут — выжидать, высматривать… Коль уж здесь есть переход, темпоральный туннель, значит, им пользуются. Те, кому надо. Торговцы людьми, люди Ирины Мирошкиничны. Кнут Карасевич, Кривой Ярил и прочие… Да, еще отец Герман, тевтонский каштелян! Вот его бы и разыскать, уж он-то точно поможет, Миша же ему в свое время помог, проводил самолично… А не захочет помогать, так и заставить можно!
Нет, в этом плане определенные перспективы все-таки имелись. Теперь — насчет еды…
Ратников сел на песке:
— Прикинем-ка, друже, что у нас имеется!
Имелось, увы, не так уж и много. У Миши — резиновые сапоги, джинсы с ремнем, клетчатая рубашка… да на ремне — ножны, а нож там, во флигельке остался… черт бы его побрал. Олекса экипирован еще хуже — даже рубахи нет — снял, щели затыкать. Старые Мишины брюки да кеды — что уж нашлось. Хорошо хоть на дворе, судя по всему, лето. На деревьях — ни одного желтого листика, да и солнышко жарит.
— Надо бы нам, боярин-батюшка, отсюда выбираться. И лучше — на немецкий берег, там у меня дружки.
Ишь как! Дружки у него! Бандиты-разбойнички — так прямо и сказал бы! Впрочем, это ведь и не худо, все какая-никакая — поддержка. Мало как там с отцом Германом все сложится? Если это, конечно, именно то время, тысяча двести сороковые…
— Выбираться, говоришь? — Михаил задумчиво посмотрел на синюю озерную гладь, тянувшуюся до самого горизонта, и, мысленно вспоминая карту, постарался прикинуть, сколько километров до эстонского — «немецкого» — берега. Выходило — уж никак не меньше десятка. И что?
Ратников невесело усмехнулся и сплюнул:
— Выбираться-то вплавь будем?
— Почему вплавь? — дернул плечом юноша. — Можно плот сладить. Или с рыбаками… Они ведь тут должны быть, вестимо!
С рыбаками… Да, это мысль. Только вот — стоит ли выбираться-то? Может, все ж таки лучше здесь подождать? Ну, этих людокрадов с браслетиками.
— Ты сказал — плот? — натягивая джинсы, Михаил ухмыльнулся. — Голыми руками делать будешь? Деревья рубить? Топора-то у нас нет. Ножа — и того даже…
— Да, это плохо, — согласно кивнул Олекса. — Тогда рыбаков придется ждать. Ницо! Бог даст, выберемся.
«Ницо» — так и сказал, по-новгородски «цокая».
— Лишь бы до зимы тут не просидеть, — Ратников поежился и накинул на плечи рубаху — Ну, давай насчет еды думать!
Насчет еды сообразили быстро: отыскали в сосняке подходящие сухостоины, выломали, заострили камнями, как смогли, да пошли на плес бить рыбу. Двадцать минут — и запромыслили пять штук увесистых лососей. По Мишиным временам — мечта рыболова, а здесь — обычная, так себе, рыбка. Здесь… знать бы еще наверняка, где это — «здесь»?
— Во! — пошарив на берегу, Олекса радостно показал два только что подобранных камня. — Кремень! Огниво! Посейчас костерок сварганим… испечем рыбку… Эх, еще бы сольцы малость!
Подросток говорил «посейцас», «испецом» — Ратников не обращал внимания, привык уже к подобному говору, хотя сам так не говорил, да и в прошлые разы всегда прикидывался жителем Заволочья, этаким мелким феодальчиком — своеземцем.
Еще пара часов, и молодые люди уже сидели тут же на бережку, у таявшего красными угольями костерка, ели только что испеченную рыбку. Нечищеную, конечно — ножа-то не было да и без соли… Но голодная смерть им уже не грозила. Конечно, хорошо было бы прихватить с собой ножик… и соль, коль уж на то пошло.
— Эх, хорошо! — наевшись, довольно потянулся Олекса, казалось, вообще не обращавший особого внимания ни на комаров, ни на мошек. — Сейчас, батюшка-боярин…
— Да не зови ты меня боярином-батюшкой, — раздраженно попросил Миша. — В который раз уже говорю!
— А как же звать-то?
— Зови просто — Михаил!
— Михаил-боярин!
Ратников поморщился и махнул рукой:
— Ну, пусть так…
Они сладили чудесный шалаш, большой, из елового лапника — уж пришлось наломать голыми руками. Олекса притащил мху, каких-то пахучих трав — сказал: от клещей да от мошек, и в самом деле — в шалаше никаких насекомых не было, что очень нравилось Мише. В шалашике этом, можно сказать, и обустроились: рядом, на полянке, выложили камнями место для костерка, притащили два сухих ствола, видать, когда-то поваленные бурей, чтобы было на чем посидеть, погутарить. В общем, неплохо устроились… еще бы ножик… и соль, надоела уже нечищеная и несоленая рыба.
Кстати, рядом, в лесу, вокруг небольшого болотца, в изобилии росла черника. Попадалась и голубика, и земляника с малиной, хотя для последней в общем-то было еще рановато, и даже первые грибы — подосиновики, подберезовики, опята. От грибов, впрочем, было мало толку, хоть Миша и жарил их на углях, вернее — подсушивал. Потом пожевал да выплюнул — невкусно.
От нечего делать «робинзоны» вставали поздно, если не было дождя, шли на озеро, купаться, потом били кольями рыбу да ходили к болотине, за черникой. Так вот — достаточно уныло — и тянулись дни. Спохватившись, Ратников даже стал их отмечать палочками, которые аккуратно втыкал в песок — пошла уже вторая неделя, а все ничего не происходило, и никто на острове не появлялся, ни рыбаки, ни кто иной. Нет, мимо как-то проплыла одна лодка, по всей видимости — рыбацкая, да приятели, увы, заметили ее слишком поздно, покричали, конечно, но…
— Ой, не надо бы нам так орать-то, — вечером рассуждал сам с собой Олекса. — Не ровён час, на лихих людишек нарвемся…
— На твою шайку?
— Не… мои отсюда далече.
По вечерам обычно вспоминали общих знакомых: новгородцев — Онуфрия Весло, Онисима Ворона. Михаил меньше рассказывал, больше слушал — Олекса оказался большим любителем потрепать языком. Много чего рассказывал, кстати, довольно интересно. И как в Новгороде жил, у бобыля, да потом — изгоем, как обманом поверстали в холопы, избивали каждый день — «примучивали», как, улучив случай, сбежал. Пристал к скоморохам, потом — в шайку. За новгородцев с рыцарями бился, потом — за рыцарей супротив новгородцев, потом — за псковичей… кто больше заплатит. Насколько помнил Михаил, тут, в пограничье, таких отрядов промышляло много. Иной раз грабили, большей же частью продавали свои мечи и копья — тем же рыцарям (в кнехты) или дерптскому (Олекса называл — «дорпатскому») епископу, псковичам, новгородцам. Еще смолянам можно было продаться, но те были прижимисты, платили немного — от военной добычи часть. Еще был литовский князь, тот платил щедро, однако и людишек у него своих хватало.
