Национальность – одессит - Александр Васильевич Чернобровкин

мероприятия в Женеве, а потом поехать в Париж в свадебное путешествие. Как по мне, приезд сюда — тоже часть этого путешествия. Первые дни с утра мы нанимали извозчика и ездили по городу: по старой части возле холма с собором Святого Петра, который начали строить в двенадцатом веке и закончили через сто пятьдесят лет, простого, скромного, как и когда-то служивший в нем Кальвин; по набережной Монблан до Английского сада, где находятся Цветочные часы — стрелки установлены на невысоком склоне, засаженном цветами — и мавзолей герцога Брауншвейгского, почившего здесь тридцать семь лет назад и оставившего городу двадцать четыре миллиона швейцарских франков, на два миллиона из которых и была построена усыпальница, спроектированная под веронскую Скалигеровскую гробницу, а на остальные — несколько общественных зданий, включая Большой оперный театр — двухэтажное здание из белого или выкрашенного в белый цвет камня на площади Нев, в котором мы побывали на представлениях дважды, больше я не выдержал; по новой части города на противоположном берегу реки Роны, переехав туда по мосту Монблан (самое популярное название в Швейцарии); просто вдоль берега Женевского озера, которое француза называют Леман, любуясь утками и белыми лебедями, которых здесь охраняют лучше, чем людей, небольшими пассажирскими пароходами, двухмачтовыми грузовыми барками с латинскими парусами и корпусами, как у голландских тьялков. Места, конечно, красивые. Я заметил, что это помогает Вероник постепенно примиряться с мыслью, что придется жить здесь, вдали от родины.

Однажды мы переехали по мосту через реку Арве и оказались в Каруже, пригороде Женевы. Небольшое поселение, которое начали расширять богачи, желающие жить подальше от назойливой бедноты. В одном месте строилось что-то типа элитного поселка. Земля по обе стороны улицы, по которой прокладывали трубы для водопровода и канализации и на которой вкапывали столбы для подведения электричества, была разделена колышками на участки. На трех уже закладывали фундаменты. В начале и конце поселка стояли деревянные щиты на двух ножках с плакатами, призывающими купить и построиться, с последним помогут. Неподалеку от первого стояла деревянная будочка — так сказать, полевой офис. В нем сидел за столом с телефоном усатый итальянец лет тридцати в светло-кремовом, как и у меня, костюме, но мой был из более дорогой ткани. Это было сразу отмечено, и ко мне обратились со всем уважением, а к Вероник — со всем восхищением. Поскольку я знал, что итальянцы лучше рассказывают о своих любовных подвигах, чем их совершают, иначе бы давно передохли от перегрузок, отнесся к его воздыханиям с юмором.

— Сколько стоит участок? — поинтересовался я.

— Это зависит от расположения, кто будет соседями, будем ли мы строить или кто-то другой… — начал он штыбовать мне уши.

— Назовите вилку от и до, — оборвал я.

— Две тысячи франков и выше. Это вам придется обсудить в нашем главном офисе в Женеве, — сообщил он.

— Какие номера у этих участков? — показал я на два примерно посередине поселка.

— Семь и восемь, — ответил он, после чего назвал адрес офиса и пообещал позвонить туда, предупредить о нашем приезде.

Главный офис «Женевской строительной компании» располагался в двухэтажном здании в итальянском стиле на берегу Роны. Кабинет директора Роберто Мойера, к которому сразу проводили меня, был на втором этаже. Вероник оставил в кофейне неподалеку, иначе, как я понял, деловой разговор не получится, всё внимание будет направлено на нее. Швейцарки, как и француженки, в лучшем случае, всего лишь симпатичные, до русских девушек им далеко.

Большой кабинет был обставлен богато и со вкусом. Директору немного за пятьдесят, полноват, лысоват и, хотя внешне походил на итальянца, неэмоционален. Одет в белый костюм и рубашку и красный галстук-бабочку. Поздоровавшись, сперва посочувствовал мне, что приходится ездить по такой жаре, а на улице было градусов тридцать пять. Поскольку в кабинете было всего-то около тридцати, он имел на это право.

— Видите ли, именно сейчас дом не нужен мне. Собираюсь переехать сюда года через четыре, но хотелось бы застолбить землю, — объяснил я. — Можно ли купить сейчас участки семь и восемь, а где-то года через три начать строительство, чтобы было закончено к июню четырнадцатого?

— Можно. Сейчас оплатите землю, ограждение ее, подведение коммуникаций, разработку проекта, закладку фундамента, а месяцев за десять-двенадцать переведете две трети суммы на наш счет в банке «Ломбар Одье и Ко», и мы начнем строительство. К вашему приезду дом будет готов, после чего заплатите последнюю треть, — подробно ответил Роберто Мойер.

— У меня счет в том же банке, — проинформировал я.

— Тогда совсем хорошо, — сказал он, после чего пригласил архитектора Леонарда Стахели — высокого мужчину лет сорока, который переставлял длинные ноги, как ножки циркуля.

Я объяснил, что мне надо: двухэтажный особняк с винным погребом, сухой кладовой, лёдником и прачечной в подвале, с кухней, столовой, гостиной, кабинетом, санузлом на первом и с пятью спальнями и еще одним санузлом на втором, а также гараж на три машины и над ним квартиру для слуг. Никаких архитектурных излишеств, в протестантском духе.

134

Эскизы были готовы через два дня. Мы с Вероник посмотрели их, внесли небольшие правки. Она попросила сделать окна большего размера, я потребовал увеличить гараж, расширить въезды в боксы и площадку перед ними. Видимо, архитектор слабо представлял, как управляют автомобилем. Их в Женеве не так уж и много. Город небольшой, старые улицы узкие, особо не погоняешь. После чего мы подписали договор, и я перевел первый транш в оплату за участки, подведение к ним коммуникаций и фундамент.

За день до того я побывал в банке «Ломбар Одье и Ко», где меня заверили, что у акционерного общества «Женевская строительная компания» прекрасное финансовое положение и уведомили, что я владею небольшим пакетом акций ее. Заодно я посмотрел, во что вложены остальные мои деньги. Доли были маленькие, поэтому список был длинным. Увидел в нем три химические компании: «Гейги», «Химический завод Сандоза», «Компания химической промышленности Базеля». Решил именно в них вложить деньги, полученные от продажи российских облигаций.

— Хотел бы увеличить свои доли в этих компаниях до девяноста тысяч франков в каждой. Пусть это будут портфельные инвестиции, — попросил я и объяснил: — За химией будущее. Это знакомая мне область. Я доктор химических наук.

Корсин Штайнер, с которым мы обсуждали это, посмотрел на меня с подозрением. В Швейцарии, как я узнал, доктором наук становятся годам к тридцати пяти, а чаще после сорока. Чтобы это случилось раньше, уезжают в Германию, Франции или Англию. Нет пророка в отечестве.

— Можете проверить, написав в Императорский Новороссийский университет, где в