Долгожданная кража (СИ) - Зингер Владимир
— Сань, обещать не могу, но узнаю, — пообещал я, слегка успокоившись.
Пожалуй, Барыкин не требует от меня ничего, что противоречило бы моральному кодексу строителя коммунизма, а узнать у родителей — почему бы нет?
А друг мой словно камень со своей души сбросил. Он расправил плечи и даже как будто выше стал. Только что каблуками не щёлкнул. Но голову на манер царских офицеров из кино склонил, чопорно заявив при этом:
— Благодарю, Алексей!
А пока я офигевал над такой его выходкой, он тут же вернулся в себя привычного и уже в обычной своей манере произнёс:
— Я, честно говоря, маленько мандражил, как ты на мою просьбу отреагируешь. Всё-таки не каждый готов подписаться на такой шаг. Спасибо тебе.
Тут же он сорвался с места и со словами: побегу, Люську обрадую, умчался в сгущающиеся сумерки.
Я хотел было крикнуть вдогонку, что ведь ещё ничего не решено, но понял, что уже поздно, да и незачем. Видимо, у них там нешуточные баталии по поводу крестин бушевали, раз он так резво ускакал успокоить благоверную. Я ещё немного постоял, переваривая происшедшее, потом двинулся в сторону своей общаги. По крайней мере половину дороги мы с Саней могли бы пройти вместе — было по пути, да ведь это же он сам и предложил — по домам, но вот поди ж ты, на радостях бросил своего друга ковылять в одиночестве.
Всю следующую неделю можно было бы назвать обычной: беготня, писанина, совещания, нагоняи. А ещё задержания, разочарования — не того поймали, привычные игры в доброго и злого полицейского (я — традиционно добрый), и ещё очень много всего разного. Я всё ждал развития событий после своего рукоприкладства. Должен же был этот гад Утягин каким-нибудь образом отомстить мне личной разборкой, кляузой начальству, или что ещё более вероятно — обращением в партком. Я даже несколько раз заговаривал по каким-то совершеннейшим пустякам с секретарём нашей первички Петром Николаевичем Лактионом — всё было абсолютно тихо. Конечно, я не верил, что наша стычка тем и закончилась, но и форсировать события какими-то своими действиями не считал нужным.
Так что неделю и действительно можно было назвать обычной, если бы не две яркие особенности. Первая ознаменовалась приходом нового заместителя прокурора района. Вторая — моей старательной работой по раскрытию кражи пальто, которая требовала неукоснительного участия потерпевшей во всех розыскных мероприятиях, затеянных мною. Надо ли говорить, зачем я это делал или сами догадаетесь?
Но сначала про заместителя прокурора. Новый блюститель социалистической законности был молод и энергичен, и в силу этого, вероятно, расценивал своё высокое назначение, как аванс, который следовало надлежащим образом отработать. Мы ещё не запомнили, как его звать, а дядя Коля уже собрал нас на внеочередное совещание. Он терпеливо дождался, пока мы закончим скрипеть дряхлыми стульями и успокоимся, и, будучи не чуждым любви к литературе, начал своё выступление с классики:
— Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет прокурор.
Почти Гоголевское изречение радости нам не доставило. Это только далёкие от правосудия люди полагают, что милиция, прокуратура и суд — это одна шайка-лейка, творящая по сговору всякие тёмные делишки, лишь бы честного человека в тюрьму упрятать. Рука руку моет, а ворон ворону глаз не выклюет, и дальше в том же духе. Расхожая ошибка. На самом деле милиция любит прокурора по большей части только в одном качестве — государственного обвинителя в судебном процессе. Во всём остальном предпочитает опасаться — на всякий случай. И правильно делает.
Николай Иванович между тем выложил на стол изрядную пачечку каких-то бумажек. Это оказались заполненные повестки. Насладившись нашим недоумением, шеф продолжил:
— Вот тут тридцать повесток нашим горожанам, которые за последний квартал обращались за медицинской помощью в связи с травмами, но у нас как травмированные не проходят. Сверку по поручению нашего нового куратора от прокуратуры проводил наш штаб.
— Предатели…
Кто-то решил не сдерживать эмоций. Шеф сурово оглядел присутствующих, автора реплики не вычислил, поэтому продолжил безадресно:
— Не торопись. Думаешь, лучше, если бы прокурорские сами такую сверку провели? Слухай дальше ж, как говорил дед Щукарь.
Что-то я засомневался, что дед Щукарь говорил нечто подобное, но перебивать дядю Колю не стал. Не время умничать. А тот продолжил:
— Теперь наша задача… ваша задача — разнести эти повестки адресатам, чтобы те явились в прокуратуру и дали правильные показания по поводу своей травмы.
Николай Иванович сделал особый упор на слове «правильные». И мы его поняли. ибо каждый из нас знал эту любимую забаву прокуратуры, чтобы держать милицию в тонусе, так сказать. Среди травмированных обязательно найдутся люди, которые пьяные разборки между корешками превратят в захватывающие истории о том, как стали жертвами ужасного нападения со стороны неизвестных преступников. И полетят из прокуратуры в милицию уголовные дела по хулиганкам и грабежам, причинению телесных повреждений, возбуждённые на основании подобных заявлений, сплошь все «глухие». А если ещё кто-нибудь скажет, что он обращался в милицию, но его там обидели, не выслушав, как следует, так это и вообще будет для прокуратуры вишенкой на торте.
Первым возмутился Титан.
— Ага, ловко прокурорские придумали! Чтобы мы сами себе на шею удавку надели, да сами же её и затянули.
И сыщики наперебой начали предлагать, что с этими повестками надо сделать. Когда была высказана последняя версия, связанная с туалетом, дядя Коля возвысил голос:
— Тихо, скородумы! Если бы всё было так просто, я бы вон Гришке Ивойлову повестки отдал, чтобы разнести.
Гришка был нашим универсальным бойцом. Лет сорока, неженатый и неустроенный толком в жизни, он об этом не горевал. Вся его жизнь за пределами работы была здесь, в милиции. Он постоянно отирался у дежурной части. Менялись сотрудники и начальники, менялись времена года, менялось законодательство, и только Гришка был неизменен. Он был бессменным понятым, он подсказывал несмелым посетителям, куда им обратиться, он с удовольствием ехал на вызов вместо второго сотрудника, вытащив из кармана замызганную красную повязку. Каждый новый дежурный брал на себя обязательство изжить этого невзрачного и, чего уж греха таить, неряшливого завсегдатая, но всегда так устраивалось, что Гришка доказывал собственную полезность и продолжал свои бдения.
А Николай Иванович продолжал:
— Смекаете, почему я именно вам поручаю это дело? Отвечаю: мне совершенно не надо, чтобы раскрываемость у нас за девять месяцев рухнула ниже АППГ[1]. Мне не надо, чтобы вы, высунув языки, бегали потом по раскрытию несуществующих преступлений, нафантазированных этими гражданами, а на нужную работу вас из-за этого не хватало. И мне тем более не надо, чтобы из прокуратуры по результатам этой проверки прилетело представление о нарушении вами соцзаконности и принятии к вам мер вплоть до увольнения из органов. Задача понятна?
Николай Иванович закончил свою тираду и перешёл на обычный разговорный язык.
— Разберите повестки по территориальности, распишитесь за каждую. Вот ведомость. И вперёд!
Пока шла толкотня с получением причитающихся бумаг и высказывались сожаления о том, что кому-то досталось больше других, Серёга Савин заявил:
— Повестки –то я вручу, но так, что ни один из вызываемых до прокуратуры не дойдёт.
Николай Иванович тут же не преминул отреагировать:
— Да, ещё! Если на кого-то поступит жалоба, что он отговаривал от посещения прокуратуры, пеняйте на себя. Вы же оперсостав, а не гришки ивойловы. Думайте маленько своими головушками. И имейте в виду, что новый товарищ заместитель прокурора очень уж боек. Может и сам кого-то из этого перечня вызвать. Для контроля и проверки вас на вшивость, так сказать. Так что опять же думайте, прежде чем глупость совершить.
Вот тут дядя Коля маленько зарапортовался. Думать надо не перед тем как совершить глупость, но ребята всё поняли правильно.
