Совок 6 (СИ) - Агарев Вадим

— Ну здравствуй, Корнеев! — угрюмо поприветствовал меня рыбовод Виктор Яковлевич. — Видишь, как оно все получилось! Недели не прошло, а ты опять в моем кабинете! Наверное, прав был тогда мой майор, не надо было тебя отпускать. Надо было тебя у нас в изоляторе оставить. Тогда и бегать бы за тобой по городу не пришлось. Да и вообще…

Виктор Яковлевич смотрел на меня, как автовладелец смотрит на торчащий из покрышки ржавый гвоздь. Вроде бы и херня мелкая, и совсем никчемная, а поди ж ты, каких неприятностей принёс.

— Это вы о чем, Виктор Яковлевич? — то, что моё удивление выглядит правдоподобным, я ничуть не сомневался, — Бегать? За мной?! — я уже привычно повесил куртку на знакомую вешалку в углу и направился к так полюбившемуся мне креслу.

Хозяин кабинета лицом не менялся. Он безучастно молчал и, поворачивая вслед моим перемещениям голову, просто наблюдал за мной. Времени у него сильно меньше нуля, а он не дергается и не мельтешит. Достойно!

Я сел в кресло и со всем своим уважением уставился на комитетчика. Он не спешит, ну и я отдохну. Рта я больше не открывал. Пусть он сам выстраивает со мной разговор, помогать я ему точно не буду.

— Скажи мне, Корнеев, вот на хера ты наших ребят под этого сумасшедшего подвёл? — Виктор Яковлевич всё также смотрел на меня своими рыбьими глазами и не выражал при этом на своём лице никаких эмоций.

— Подвёл? Под сумасшедшего?! Каких еще ваших ребят? — стараясь не ёрзать задницей по скрипучей коже, взялся удивляться я. — Вы мне, пожалуйста, попроще вопросы формулируйте, Виктор Яковлевич! Не понимаю я вас. Ей богу!

На лице чекиста не сыграла ни одна даже самая мелкая мышца. Если бы он еще умел управлять гипертонией и своим давлением! Неподвижная физиономия комитетчика выдавала его волнение, играя красными пятнами, как пупырчатая шкурка хамелеона в передаче «В мире животных».

— Издеваешься? Ты у нас шутник, да?! Я смотрю, весело тебе, лейтенант?! А ты знаешь, Корнеев, что по твоей милости, майору Сентемову две дробины в мошонку попало! И еще четыре в бедро. Мужика в госпиталь увезли, у него сейчас свинец из ляжки и из яиц выковыривают, а ты сидишь здесь, собой довольный и дурака валяешь! Порезвился в своё удовольствие? Ну чего же ты не улыбаешься, а, Корнеев? Весело же! Ты же того примерно и хотел, когда весь этот спектакль на Панова разыгрывал!

Я скорбно поджал губы и сочувственно покачал головой. Соболезновать вслух мошонке неизвестного мне майора Сентемова я не стал. И оправдываться тоже не кинулся. Но преданности, во взгляд, обращенный на комитетского, я, на всякий случай, добавил.

— Чего ты молчишь, Корнеев? — не выдержал рыбовод и начал проявлять нетерпение, — Ты мне только одно скажи. Кто тебя курирует от наших? Москва? И кто тебе это мероприятие с придурком спланировал? Скажи мне, Корнеев! Я ведь тебе не враг! Да и потом, лейтенант, как-никак, но одной же родине мы с тобой служим! Не таись, скажи и пусть это останется между нами! Партбилетом клянусь, от меня не утечет!

Эк, как ты заговорил! А, если одной родине служим, то какая тебе разница, мил человек, кто меня курирует и кто мне планирует мероприятия?! Не нравятся мне эти вопросы! Ох, как не нравится. Одно радует. То, что не этот вот Виктор Яковлевич тотальную облаву на меня сегодня объявил. Не в его компетенции такие масштабные игрища устраивать. И да, он-то как раз шуметь бы не стал, а удавил бы меня по-тихому. Расспросив перед тем обстоятельно и при этом в самых страшных средствах не стесняясь. А теперь уже никак, теперь я слишком засвечен, да и поздно. А вот всё же, какой-такой личный интерес ко мне у этого рыбовода? То, что это интерес внеслужебный, я уже хорошо понял. Но, сука, в чем он заключается? Жить-то по-любому ведь хочется. Даже, если не особо и страшно играть в смертельные игры и шутки шутить с судьбой-злодейкой.

— Не понимаю я вас, Виктор Яковлевич! — продолжал упорствовать я, настырно придерживаясь образа обычного милицейского лейтенанта, — И к отстреленным яйцам этого вашего майора Сыктымова я никакого отношения не имею! — такими же рыбьими глазами вперился я в вопрошающего. Уж чего чего, а зенки пучить я тоже умею. И не хуже гэбни.

— Сентемов он! Не Сыктымов, — с усталостью в голосе машинально поправил меня аквариумист.

— Тем более! — оживился я, — А что такого случилось, что вашему майору по мошонке дробью прилетело? Вы меня извините, Виктор Яковлевич, но что-то не припомню я, чтобы ваш брат-чекист на вооруженных злодеев в рукопашную ходил. Уж, коль одной родине служим, поведайте, что случилось и каким я тут боком?

Гэбист заглянул в какую-то бумажку, лежавшую перед ним на столе.

— Скажи, лейтенант, какого хера ты сегодня в четырнадцать двадцать две заходил в адрес по Панова двадцать четыре, квартира восемнадцать? К гражданину Амбусу Юрию Арнольдовичу? — он оторвался от бумажки и обратил свой внимательный взгляд на меня, — Какого хера ты в рабочее время поперся к больному на голову человеку? Кто он тебе? Родной дядя? Сват, брат? Ты только не ври мне, Корнеев!

Ну, слава богу, разродился! Что ж, тебе надобно песен, их у меня есть в избытке!

— А вы, что, следите за мной, что ли? — удивлённо ужаснулся я, — А зачем вы за мной следите, Виктор Яковлевич? Вы меня в чем-то подозреваете? — начал изображать я блондинку в ДТП на оживленном перекрёстке.

— Никто за тобой не следит, Корнеев! — досадливо поморщился мой контрпартнер по имитации мастурбации, — Не дорос ты еще до того, чтобы Комитет тобой интересовался! Случайно тебя там зафиксировали, — нечасто видать он оправдывается в этом кабинете, подумалось мне, порастерял товарищ навыки в оправданиях.

— Так ты мне не ответил, какого черта ты к Амбусу заходил? — не отставал рыбовод.

— Ну проведать я решил мужика! Что, нельзя? — простодушно ответил я на поставленный вопрос, — Он мне помогал хорошо, когда я участковым в Советском работал. Этот Амбус на моем бывшем участке живет, вот и навестил его. Умнейший, скажу я вам, человек этот Юрий Арнольдович. Но имеет свою слабость, любит пирожные. Вот я в райотдельской столовке целую коробку набрал всякого и по пути к терпиле, потерпевшему, то есть, — изобразив смущение за употребление вульгаризма, поправился я, — В общем, заскочил я с гостинцем к Юрию Арнольдовичу. Хотя да, осознаю, виноват, конечно, что в рабочее время! Вы уж меня моему руководству не выдавайте, заругают! Строго у нас с дисциплиной в РОВД!

— Да чего ты мне тут баки забиваешь, пацан! — наконец-то вспылил Виктор Яковлевич, — Ты же, как шпион проверялся и петлял, как заяц! Ты чего, правда, думаешь, что в этом здании недоумки работают? Ты, мерзавец, специально спровоцировал ситуацию, в которой пострадал старший офицер Комитета государственной безопасности СССР! Неужели ты думаешь, что тебе это всё с рук сойдет?!

Собеседник встал из-за своего стола и, прихватив по пути к моему креслу стул, уселся напротив меня. Минуты три он пытался что-то высмотреть в моих глазах. В гляделки играть я и сам умел неплохо, поэтому взгляда от чекистского ока не отвёл.

Расстроенно пожав плечами каким-то своим мыслям, гэбист встал и направился к двери.

— За мной пошли! — не оборачиваясь, бросил он мне.

Я послушно вскочил и, догнав в дверях любопытного товарища, пошел за ним через приёмную в коридор. Сидевший там у стеночки капитан, пристроился за моей спиной.

Ушли мы совсем недалеко. Через пять-шесть дверей Виктор Яковлевич притормозил. С левой стороны я увидел неброскую, но солидную табличку, на которой было начертано всего два слова. «Начальник Управления». Ни звания, ни фамилии. Недаром зовут комитетовских «молчи-молчи». Повернуты они на секретности сверх всякой меры. И сами же страшно гордятся этим.

Капитан остался в коридоре, а мы с рыбоводом шагнули в святая святых, в приёмную.

В просторной комнате метров на тридцать, посетителей не было. Скорее всего, без приглашения начальства, ходить к нему по собственной инициативе, у здешних не принято. Зато справа и слева у окон располагались два стола, за которыми сидели мужчина и женщина. Оба были одеты в форменное обмундирование и оба были офицеры. Моложавый мужик был под майорскими погонами, а женщина носила старлеевские. Видать не наигрался еще главный здешний комитетчик в оловянных солдатиков. По всему судя, небогатое на игрушки детство у него было.