Светлейший князь (СИ) - Шерр Михаил

— Ничего не скажу, просто согласен. Вот мы и доехали. Проверю-ка я наши дозоры, а то мало ли что.

Глава 6

Ерофей со своими бойцами поскакал наводить инспекцию, я же поспешил в лагерь. Увиденное меня просто обрадовало. Работа просто кипела и причем все было по делу и очень толково. Чувствовалась рука мастера, то есть хорошего организатора. Люди встречали меня с улыбками и абсолютно все кланялись в пояс. Мне это было конечно приятно и диковато, но вероятно к этому надо привыкать. 18-ый век на дворе, идеи всяких там равенств только-только стали проникать в массы.

Ничего критически не правильного я не увидел и решил пока не вмешиваться, а просто познакомится с ситуацией и людьми и заодно бегло осмотреть раненных и больных.

Человек двадцать под руководством кузнеца Василия Ивановича занимались подготовкой ходовой части: подковами лошадей, седлами и всем таким. Лукерья заправляла ревизией запасов продовольствия, в первую очередь зерна, сотни две женщин и старших детей проверяли его влажность. К моему сожалению влажного зерна оказалось достаточно много.

Фома Васильевич руководил подготовкой седельных сумок, упаковыванием в них багажа.

— Фома Васильевич, сколько у нас лошадей! — поинтересовался я.

— Почти четыре с половиной сотни. У нас своих было сотни полторы. Да благодаря семье Василия Ивановича еще разжились. У них лошадей тоже полторы сотни было. А пока шли, лошадок где прикупили, где в степи прихватили. Перед тем злосчастным боем у нас обоз был ого-го, лошадей раза в два поболее.

— А что случилось? — другую версию событий не вредно знать, особенно в моей ситуации.

— У нас сразу было много староверцев, особенно среди бывших казаков, а эти, степные Кузнецовы, вообще сколько лет попов не видели, — Фома Васильевич начал рассказывать с удовольствием, видно ему очень хотелось проинформировать меня по данному вопросу. — Ну иногда и бывали споры, глотки драли оё-ё. Но когда появился отец Филарет, все успокоились. Он сказал негоже друг на друга кидаться, надо жить в мире, уйдем в Беловодье, а там Господь управит.

Фома Васильевич сделал паузу и дальше заговорил с совершенно неожиданной мною злобой:

— Потом к нам прибились веткинские староверцы, сосланные в Сибирь. А тут еще освободили на свою голову смутьянов и разбойников, с ними некоторые веткинские сразу дружбу завели. И давай воду мутить, народ против Петра Сергеевича настраивать, захотели сами верховодить, — Фома Васильевич горестно махнул рукой. — А потом они начали безобразничать и чужих баб на блуд подбивать, тут и схватились. Отец Филарет их к порядку хотел призвать, а они на него с топором.

Возмущенный воспоминаниями, Фома Васильевич несколько секунд даже не мог говорить и как хватал ртом воздух.

— Надо было от казаков отбиваться, а тут баб делить начали. Еле ноги унесли, обоз весь потеряли. Самые упрямые староверцы ушли. И осталось у нас лошадок четыре с половиной сотни. Хорошо телеги кузнецов, да Петра Сергеевича уцелели.

Фома Васильевич успокоился и продолжил рассказ:

— Если бы не кузнецы, всех лошадей потеряли бы. Они слово какое-то знают. Скотина за ними как привязанная через Енисей пошла. С нами еще алтаец Ванча был, он все с кузнецами вась-вась. Так вот Ванча походил по берегу и говорит, вот в этом месте надо плыть. И правда там почему-то течение слабже оказалось. — Фома Васильевич удивленно развел руками. — Там и переправились. Лошади сами плыли, десятка полтора самых слабых да жеребят на плотах с другой скотиной переправили. Потому и успели от казаков уйти. Ванча вот только пропал, — старик горестно покачал головой.

— А что за телеги? — поинтересовался я.

— Инструменты всякие, от станков там разное, что Петр Сергеевич с завода забрал, кожи много, — Фома Васильевич начал перечислять спасенное. — Четыре пушки. Да, слава Богу, зерно почти всё осталось. Правда подмочили его сильно. Но Лукерья вон говорит, не страшно, просушить можно.

— Понятно, — я решил сменить тему. — И когда выступать можно будет?

— Да вот как Лушка с бабами закончит зерно перетряхивать, можно и выступать. — Фома Васильевич неожиданно поклонился мне в ноги. — От общества тебе, Григорий Иванович, спасибо за тюки с мануфактурой, как на постой станем можно будет одежу какую-нибудь пошить. Добра то у каждого осталось то, что в котомке за спиной. Как зимовать ума не приложу.

— Надо дойти к концу июня. Тогда успеем к зиме подготовиться, — про лирику надо быстрее заканчивать и ближе к делу, время поджимает. — Каким порядком пойдем, есть план?

— Погодь, Григорий Иваныч, я могу что-нибудь и запамятовать, мне годов много, в голове уже дырки есть. Степка, иди сюда, — Фома Васильевич позвал мальчишку лет двенадцати, который молча свечкой стоял метрах в трех. — Это мой внучок, шустрый, а башковитый, — Фома Васильевич последнее слово произнес в растяжку и нараспев, покачивая головой. — Одно плохо, дробненький очень, а ведь уже пятнадцатый годок.

— Фома Васильевич, ты из-за этого сильно не переживай. Придем на место, я его быстро на откорм поставлю, — пообещал я, — он быстро о-о какой станет.

— Это хорошо было бы. Давай внучок рассказывай.

Внучок действительно оказался башковитым. Первым делом он доложил, что всего нас шестьсот тридцать шесть человек, сто восемьдесят шесть мужского пола, двести одна женского и двести сорок девять от двух лет до шестнадцати обоего пола. Четыреста пятьдесят три взрослых лошади, жеребята, коровы, быки, овцы, свиньи, козы и всякая птица.

Народ весь разбит на пятнадцать компаний, в каждойкомпании есть старший. Багаж весь проверен еще раз и уложен. Осталось только зерно засыпать. Самая большая компания— кузнецы. Пять телег пока поедут, а когда нельзя будет ехать, они разберут телеги и погрузят в седельные сумки и понесут все на руках.

Петр Сергеевич будут идти своейкомпанией. Пока он слаб, его будут нести на специальных носилках. Имущество его пока будет ехать на телеге, а потом тоже на лошадях и на руках.

У отца Филарета тоже своя компания, пять лошадей и пять человек. В отряде есть раненые и больные. Некоторых надо будет нести. Для этого сделаны специальные носилки.

Слушая доклад внучка Степана, я в буквальном смысле чувствовал, как лишаюсь дара речи. Молодой человек абсолютно владел ситуацией и обладал просто феноменальной памятью!

Когда внучок замолчал, Фома Васильевич с большим огорчением в голосе прокомментировал информацию о раненых и больных:

— Вот только кто лекарем будет? У нас лекарей нет, одна молодуха-повитуха, — про неё Фома Васильевич сказал с большим сомнением в голосе. — Её бабка была в этом деле мастерица, да померла не вовремя. А нам без лекаря ох как туго.

— Я буду лекарем, в этом деле я дока, — успокоил я старика.

— Кто, кто? — удивился он очередной раз.

— Дока, это значит хорошо разбираюсь в этом деле, — разъяснил я. — Я посмотрел народ, тяжелораненых трое, тяжелобольных нет. Еще несколько человек должны будут просто несколько дней не идти, а ехать. А теперь, давай я тебя, Степан, нарисую как сделать еще кое-что.

На земле я нарисовал как надо сделать разборный стол для моих медицинских целей и медицинские ящики.

— Степан, я буду говорить про наш расклад по лошадям, а ты меня поправь, если ошибусь. И так. Примерно двести пятьдесят лошадей будут нести багаж; сто лошадей для детей, женщин и тех, кто слаб. Так? — Степан кивнул в знак согласия. — Пятьдесят заберет Ерофей Пантелеев для своего войска. И около полусотни получается резерв. Я всё правильно изложил?

— Да, — с огласился со мной Степан.

— Вот и чудненько. И как тебя по батюшке?

Степан такого вопроса явно не ожидал, очень смутился и покраснел.

— Гордеевич, — отчество свое он буквально выдавил из себя. Ничего, пусть привыкает.

Подошел вернувшийся в лагерь Ерофей.

— Всё спокойно, пока. Но мне как-то тревожно, — тревога в буквальном смысле была написана на его лице. — Я после нашей беседы подумал, всё взвесил. Мы чудом отбились без больших потерь, рассчитывать на повторение ошибки с их стороны не стоит. Надо срочно уходить.