Чердынец - taramans
Весь настрой у Нади куда-то слетает, и она мнется:
— Вер! Нам… поговорить нужно… вот. Ты… не могла бы ключ оставить.
Вера смотрит с удивлением и интересом, переводя взгляд с Нади на меня. А я шепчу про себя: «вот только не надо ничего говорить! вот — прошу! не говори ничего!». И Вера как будто слышит меня:
— Ну ладно, подруга! Ключ сама знаешь где. Меня до вечера не будет, если что…
Надя мышкой шмыгнула в калитку. Я иду за ней и уже заходя, оборачиваюсь и вижу взгляд Веры, которая улыбается и качает головой. И чуть слышным шепотом, одними губами:
— Ну, кобель! Ну… погоди у меня! Не отвертишься!
Я закрываю калитку на задвижку изнутри. Потом прохожу в сени и там тоже закрываю дверь, на крючок. Надя стоит в кухне, спиной к двери, опустив руки. Подхожу к ней, обнимаю сзади и кладу голову ей на плечо:
— Как же я долго ждал этого, родная моя…
Надя будто всхлипывает, разворачивается ко мне лицом и начинает бурно меня целовать. Но не кусает, как Светка, а очень чувственно целует. От этого меня в момент охватывает дрожь. А вот этого мне — не надо! Совсем не надо! Мне сейчас нужно иметь чистую, ясную и здравую голову, чтобы сделать все так — Надюшка должна голову терять, а не я!
Я чуть отстраняюсь от нее и смотрю ей в глаза. Ну вот — так-то лучше. Взгляд у нее с поволокой, глазки блестят. Я очень нежно беру ее за голову и так же нежно целую в губы. Она чуть слышно стонет. Я обнимаю ее за талию, потом, в процессе поцелуев, перевожу руки ниже, ниже. Поднимаю края сарафана…
Какая у нее кожа, чуть бархатистая, очень приятная. Провожу руками по бедрам, снизу вверх. Надя обнимает меня за шею и довольно сильно стискивает.
— Ты, Юра, целуй меня вот так… целуй… я так люблю целоваться. А ты целуешься так хорошо… у меня голова кружится, о-о-о-о-х-х-х…, — как же она стонет!
Я дорвался до ее попы. Глажу, потискиваю слегка, сжимаю руки.
— Правда, я тебе так нравлюсь? Да? Ах… вот так да — потискай меня… можешь и покрепче… еще… еще… да-а-а-а…
Что-то я забываю, что женщина любит ушами, что ей нужно постоянно и разнообразно говорить, как ты ее любишь, и как она тебе нравится. Квалификацию потерял, что ли? Я начинаю что-то говорить ей, как она мне нравится; как я с ума сходил, когда смотрел на нее на огороде; какие у нее ножки, попа, какая она нежная…
Вот ведь говорят — «правду говорить легко и приятно!». И это действительно так. Сколько раз я в той своей жизни шептал на ушко женщинах приятную ложь. А здесь — приходится постоянно держать себя в руках, иначе сорвусь в этот омут, Надюшкой называемый, в эту сладкую истому, в эту медовую пелену… и все пройдет быстро и скомкано! И мне будет стыдно и неловко перед ней, и ей, скорее всего тоже будет неловко. И будет она корить себя за то, что поддалась, а оно — того не стоило!
Надо отыграть так, чтобы вот этот первый раз для нее был — Ах какой! Чтобы запомнила она его, если не навсегда, то — надолго! Чтобы еще и через несколько дней, она, ложась спать дома, вспоминала и сладко замирала, чтобы трусики у нее мокрели.
Вот так себя и веду. Отслеживая ее состояние, нашептывая ей в ушко всякую приятную чушь. Мы уже дошли до того, что я чуть спустил с нее трусики и засунул в них руки, сзади. Спереди я руки засовывать не буду. Спереди — очередь дойдет, когда мы их совсем снимем! Ох, какая же у нее попа! Довольно широкая, круглая такая и упругая! Потискивая попу, я легонько прошелся пальчиком туда, ниже и между такими аппетитными булочками. Оп! А тут уже совсем мокро!
Я начал по чуть-чуть подталкивать девушку из кухни в комнату, имея цель диван. Черт! Он еще и не разложен! Терять тут время, темп — не стоит. Ладно, придумаю что-нибудь.
К дивану мы «пританцевали», имея уже Надин сарафан в районе ее плеч. Тут я чуть отстранился от нее и потянул его вверх. Она помогла меня, киска такая! Ох, какой вид — трусики уже чуть приспущены, глазки прикрыты, дыхание… Какое нужно дыхание, ага!
Я придержал ее в руках и оглядел! Вот какое это счастье — обладать такой женщиной! Она опять потянула меня к себе. Какие мягкие у нее губы. Нежные, страстные, умелые. Умелые? Ну… это мы позднее проверим. Не сейчас… далеко не сейчас!
Я, прилагая усилия, чтобы сделать по-своему, оторвался от ее губ и перешел на шею. Поцелуи, покусывания… ушки не забыть! ушки… Потом — ниже, ниже… Ключицы, плечи, чуть лизнуть подмышкой. У женщин же эти сладкие зоны могут быть, где угодно!
Помню одна у меня была… да… как она заходилась в чувствах, ага… когда я целовал ее под коленом! прямо вот в этот внутренний сгиб… там такая нежная кожа — что ты! И вот кто бы подумал, а? и нашел-то — случайно!
А еще — ну… был очень интересный опыт — разминал я как-то одной фемине пальчики… на ногах, да. И обратил внимание, что если у других это вызывало — приятные ощущения, то тут было — по-другому. Ну и попробовал — целовать. Когда увидел эффект, стал покусывать, очень так… слегка, а потом и полизывать, посасывать! Писец какой-то! Ее, эту даму, можно было даже не трахать! Ей и этого было — за глаза! Она была на все готова, только бы я повторил это! Чем я и пользовался — бессовестно! Да — анал присутствовал! Я же говорил уже — что я небрезгливый? Ну — вот, говорю!
Это я так себя отвлекаю, чтобы не утонуть в пучине собственной страсти по Надюшке. А моя любимая тетя меж тем, похоже, была готова… Ага! Похоже, что так! А я ведь только животик стал целовать, ласкать, покусывать! И колени уже у бедной девочки потряхивать начало! Завалится же!
Я аккуратно посадил ее на диван, одновременно стаскивая с нее трусики. Потом — мягко повалил на спину, придерживая и целуя. Вот так — чуть наискось ляжем, Наденька! Вот эту ножку — на спинку дивана… А,
