Чародей среди Чародеек - Boroda
Дед хмыкнул, по-стариковски поджав губы, взмахом руки погасил «экран», после чего несколько секунд задумчиво барабанил пальцами по столу.
— Сынуля, мать его, не заметил. Зря мамашу сопляка из виду упустили мои ублюдки. Ушастые своих мелких до смерти искать будут, а эта сука Кровавой Паутины, все шансы имеет найти. Как дятел из с Малазана вылетел, сразу жизнь своего дитя почуяла… Хороша мамаша, пусть и психованная. Обе. Что она, что её сестричка — обе ненормальные изгнанницы. Главное, чтобы совсем крыша у младшей не потекла.
Хозяин Чёрной Башни, властелин Малазана и окрестных миров тяжело вздохнул. В старой душе шевельнулся червячок вины. Впрочем, для древнего мага не составила труда раздавить ненужную эмоцию в зародыше. Не он сводил изгнанницу клана дроу с потомком своего выродка. Не он заставлял их трахаться. Проклятье! Уж никак не он вкладывал в бошки иллитири и своего потомка мысли об извращённом соитии между их народами. Как вообще…
— Трахать Дивную… — лицо старика скривилось в гримасе отвращения. — Извращенцы! Порченые! Мерзость какая! Фуриёбы сраные! Зоофилы!
Старика передёрнуло, и в тот же миг перед ним, на столике из чёрного мрамора появился кубок до краев наполненный вином.
— Спасибо, малыш, — вздохнул старик, схватив чашу, и сделав несколько больших глотков. — Давай ещё запустим мою любимую.
Чародей, кряхтя встал с кресла под раздавшуюся со всех сторон мелодию. Реалити-шоу это, конечно, хорошо, но у него ещё полон рот забот о своих мирах…
«А моей женой накормили толпу,
Мировым кулаком растоптали ей грудь,
Всенародной свободой растерзали ей плоть,
Так закопайте ж её во Христе! Ведь…»
Не особо громко, но отчётливо разносились слова совершенно не местной песни по чёрной башне мага, пока её хозяин занимался своими делами.
— Всё идёт по плану… — подпевал старик, нахмурившись вчитываясь в отчёт магического помощника о эпидемии, начавшей бушевать на одном из его миров. Надо бы что-то предпринять, потому что… — Всё идёт по плану!
* * *
— Вставай! — над спящей женской фигурой склонилась ещё одна, похожая, словно отражение. — Быстрее просыпайся!
— Проклятье, сестра, — недавно уснувшая первая проснулась, но глаз не открывала. — Я только легла, чего тебе надо?
— Я его слышала! Вставай! Я слышала своего мальчика!
— Ты… — лежащая на спальнике женщина открыла глаза, уставившись на вторую. — Ты уверена? Где?
— Близко! Где-то близко! Сотня… может две сотни миров от нас! Всплеск, был всплеск крови! Я услышала его! Он… он был напуган! Ему было больно! Вставай, быстрее! Мы должны…
— Чтоб тебя демоны сожрали, это по твоему близко⁈ — женщина протёрла глаза и села. Вокруг было тихо. Неглубокий грот, вход в который закрывали чародейские тени, освещали блики от небольшого костра, возле которого сушились сапоги. Днёвка только началась, и снаружи сейчас было излишне ярко для глаз дроу. — День на улице. Ты хочешь бегать под солнцем?
— Плевать на свет, — вторая женщина нервно растирала кончики остроконечных ушей большими пальцами. — Потерпим. Я его слышала, понимаешь? Кровь заговорила со мной. Я… чувствую. До сих пор чувствую его. Но не отнятую у моего сына мёртвую кровь, а живую, бегущую по паутине вен и артерий. Она и сейчас бурлит. Ему было больно, а теперь…
Серо-чёрное лицо с лёгким синеватым оттенком на мгновение стало неподвижным, после чего на нём проступила ярко-алая паутина, превратив лицо в пугающую маску. Линии «паутины» пульсировали, вызывая у единственной зрительницы лёгкую тошноту.
— Ему… ему весело? — вторая громко, с облегчением выдохнула, словно сдувшись, её плечи расслабились, но лишь для того, чтобы через мгновение закаменеть. В красивом голосе Дивной ещё громче зазвучали визгливые нотки безумия. — Ему было больно! Кто-то мучил моего сына! Только что! Нам… Нам надо…
— Переждать день, — обычно спокойная первая говорила с раздражением. Спать она любила, а прерывать этот процесс — не очень. Меньшее воодушевление вызывала только перспектива таскаться под солнцем поверхности. — Он мог просто прищемить пальчик, а сейчас ребёнка успокоили, не нужно так…
— Тебя что, порезать, чтобы ты подняла свою жирную задницу? — с лица второй пропали алые пульсирующие линии, зато глаза налились бешенством. — Моему. Сыну. КАКАЯ-ТО ТВАРЬ. Сделала. БОЛЬНО!!! Пусть прищемил пальчик, но они это допустили!!! Кто-то позволяет себе заботится о нём!!! Вставай, надевай плащ и капюшон! Я должна их убить! Выпустить кишки, срубить конечности, заставить их жрать свою плоть! Вставай!!!
— Встаю, встаю… Как же ты достала, ненормальная! Подумай о ребёнке: думаешь малыш оценит резню тех, кто о нём заботится? — первая говорила с несвойственной ей раздражением, поднимаясь с лежанки. — Направление хоть есть, или как всегда — прыгаем как попало?
— Есть… — вторая задумалась, потом как-то неуверенно продолжила. — Примерно?
— Что значит «примерно»? — первая уже и не думала сдерживать злое шипение. — Ты же сказала, что чувствуешь его кровь?
— Чувствую! Да, да, чувствую! Только… что-то мешает. Какой-то барьер, но он не монолитный. Я ощущаю… отголоски направления, и зов нашей крови! Сестра, мой сын жив! ЖИВ!!! Наконец я это по-настоящему явно ощутила!
На лице второй проступило выражение невероятного, безбрежного восторга, полностью вытеснившего и раздражение, и недавнюю злость. Руки иллитири подрагивали, а пурпурные глаза блестели жадным счастьем, густо замешанным с надеждой, жаждой, желанием, нетерпением.
— Жив, — согласилась её сестра, смягчившись. У неё не было детей, но безумие второй она могла понять. Когда ребёнок будет найден, когда сестра поймёт, что он в безопасности, её психи улягутся. Она вновь станет просто злобной сукой с безуминкой, а не полноценной ненормальной. Несмотря на несдержанность второй, первая не могла по-настоящему испытывать злость по отношению к сестре.
Ей тяжело. Очень тяжело. Изгнание из клана, больные отношения с инородцем, беременность, потеря, как она думала, новорождённого сына, предательство той рыжей твари и его порченой семейки. А потом,
