Язык до Китежа доведет - Дмитрий Хорунжий
— Да от того же, от чего и тебя. От одиночества, — грустно мяукнула Бася. — При всей своей внешней простоте, весёлости и бесшабашности, наш Ваня глубоко одинокий человек. И очень от этого страдает.
— Правда? Если честно, не заметил.
— Он давно привык это скрывать. Поверишь ли, вы с Мидавэлем стали первыми настоящими друзьями в его жизни.
Если честно, это заявление меня порядком ошарашило. Разумеется, я не поверил.
— Да быть того не может! Чтобы у парня, выросшего на селе, и вдруг не было друзей или приятелей? Так не бывает!
— К сожалению, бывает, — вздохнув, сказала кошка. — Селяне у нас люди тёмные. А Ваня коваль, причём коваль потомственный. От того все его беды.
— Ну и что с того, что коваль? Не вижу здесь связи.
— А она есть. Причём самая прямая: боится простой народ кузнецов. Боится за их власть над огнём да железом. В коварстве и колдовстве чёрном подозревает. А Дурак-то наш, сам знаешь, при случае и взаправду колдонуть может. Потому-то и один с самого детства, ни друзей, ни приятелей. Запрещали селяне отпрыскам своим с кузнецовым сыном водиться. Сторонились его. А ведь недаром говорят, что самая крепкая дружба всегда корнями в детство уходит.
Вот оно как! Тогда понятно, почему в Брутовке Ваня лишь быстренько проведал маму, а после целые сутки безвылазно просидел с нами в гостевой избе тётушки Луносветы. Не к кому ему было пойти.
Мне стало грустно.
— Потому и на тракт, проситься к обозникам, Иван пошёл один, — продолжала Бася. — И это притом, что в охрану издавна принято наниматься целой ватагой. Собираются хлопцы с одного села, и вперёд, за приключениями. Вместе и веселее, и спина в бою прикрыта. Одиночкам купцы всегда отказывают. Кстати, — словно очнулась киса. — А зачем мы сюда пришли?
— А вот за этим, — выдвинув из-под лавки дорожную сумку, я вытащил свитер. — Ваня попросил, будем Блестину утеплять. Идём, там нас уже заждались.
Мы поспешили обратно в трактир.
На ступенях Бася остановилась и подняла на меня глаза.
— Знаешь, Сеня, эльфийский мёд самые потаённые закоулки души раскрывает. Ночью, когда ты уснул, Ивана словно прорвало. Он выложил нам с Блаблом всё, что наболело. И поверь, ему сейчас очень нелегко. Только-только нашёл друзей, а уже пора расставаться. Думаю, Блестинка боль эту сразу почуяла, потому-то и на свидание согласилась. Чтобы спасти добра молодца, уберечь от одиночества. Так что нельзя Дураку её упускать! Никак нельзя! Ты уж намекни ему, по-дружески! — И киса, задрав хвост, шмыгнула в зал.
Я задумчиво посмотрел ей вслед. Да, мне прекрасно известно, что такое одиночество. Здесь, в чужом мире, оно ощущается особенно остро. В отличие от Дурака, у меня друзья были, но сейчас они очень и очень далеко. И, чего греха таить, отдаляться мы начали задолго до моего ухода в Навь. Общих интересов практически не осталось. У друзей давно семьи, дети, и одинокий холостяк стал им попросту не нужен. Грустно, конечно, но это жизнь.
Эх, где бы мне найти свою берегиню?..
Подавив горестный вздох, я вошёл в трактир и тут же приободрился: в помещении вкусно пахло свежей выпечкой. Источником божественного аромата служила распахнутая дверь кухни и громадное блюдо с пирогами в могучих руках Блабла. Что ж, тоска приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Как мудро говорил Ваня, погрустить можно и попозже, перед сном.
Заметив меня, гном обрадовался.
— О, Арсений, привет! — Воскликнул он, водружая пироги на столик перед Иваном и Блестиной. — Присоединяйся, здесь на всех хватит! Скоро и самовар поспеет, чаю душистого заварим. На травах, с мёдом.
— Отлично, — довольно потёр руки я. — С чем пирожки?
— А с едой, — ухмыльнулся в усы Блабл. — На любой вкус! Есть и солёные, и сладкие, и даже с рыбой.
Любопытный Ваня тут же схватил самый верхний пирог и разломил пополам.
— О, мой любимый, с вермишелью! — Довольно крякнул он и протянул половинку Блестине. — Попробуй-ка!
— Да погоди ты, — осадила его Бася. — Дай девочке привести себя в порядок. Сеня?
— Прошу! — Я расправил свитер и протянул берегине. — Только обязан предупредить: чистая шерсть, будет колоться.
— Благодарю, — мягко улыбнулась девушка. — Ты за меня не волнуйся. Поверь, после этого, — она со звоном тряхнула кольчугой, — уже ничего не страшно. Главное, чтобы тепло было.
Взяв у Ивана ключ от комнаты, она осторожно положила спящего Пузю на лавочку и грациозно удалилась на второй этаж. Я, Ваня и даже Блабл заворожено уставились ей вслед.
Неизвестно, сколько мы просидели бы, тупо пялясь на лестницу, если бы не Бася.
— Сеня, — просипела вдруг она, осторожно тронув меня лапкой. — Сеня, окно…
Что-то в голосе кисы заставило меня вскочить и резко обернуться. Рядом тихо черзыхнулся гном, испуганно ахнул Дурак и сдавленно квакнул Пузя.
И было от чего!
Там, за окном, замер в мертвенном призрачном сиянии герой моего кошмара — жуткий безголовый всадник на огромном угольно-чёрном коне.
Зажатая подмышкой голова его, похожая на кусок заплесневелого сыра, насмешливо изучала нас, растянув беззубый рот в отвратительной усмешке.
— Дюллахан, — прошептала Бася, дрожа от ужаса.
— Он самый! К вашим услугам, — пронзительно проскрипела голова, осклабившись ещё гаже.
Чёрные глаза её забегали по лицу, словно жирные мухи. От этого мерзкого зрелища меня чуть не стошнило.
— Чего тебе надобно, демон? — Сурово спросил Блабл.
— О, самую малость, мой благородный гном! Извини, не ведаю твоего имени, — издевательски фыркнул всадник, помахивая костлявым кнутом.
— Я… — Начал было Блабл, но яростное кошачье шипение оборвало его на полуслове.
— Молчи! — Рыкнула Бася, вспрыгнув на стол и выгнув спину дугой. — Это же завалгалльский демон смерти! Стоит ему произнести твоё имя — и всё, ты мертвец!
— Верно, — разочарованно буркнул всадник, но тут же снова ухмыльнулся. — Дрожите, смертные, и бойтесь! Молитесь всем своим богам! Сегодня же один из вас покинет этот мир навечно.
— Да? А кто именно? — Спросил Ваня. Он уже оправился от первого испуга, и теперь с жадным любопытством разглядывал безголовое чудовище. — Самый умный? Или самый красивый?
— Я послан за одним из вас, и заберу его с собою, — замогильным голосом проговорила голова, грубо проигнорировав вопрос
