Времена грёз 1 том - Мелисса Альсури
Софи, тебе придется это пережить и принять, рано или поздно, но все же придется.
— Оттого, что ты это говоришь, мне не становится приятнее. Мне не будет легче, сколько бы ты не уверял, что я сильная, я справлюсь, я смогу идти вперед. Никакие и ничьи слова мне не помогут, — чувствуя, как во мне снова нарастает удушающая злость, я сильнее сжала одеяло, стараясь ее унять. — Даже ненавидеть не могу, от нее сейчас нет толку, только испортит все, но как мне тогда выживать, Ньярл? Можешь подсказать, что мне делать, чтобы не свихнуться от того, что я вижу вокруг себя и днем, и ночью?
Маг снова замолчал, давая мне остыть. Глубоко задышав, я зажмурилась и выпрямилась, посмотрев в окно. Стоит уже спуститься на завтрак, иначе кто-нибудь точно придет сюда сам, проверить, почему я все еще не отрабатываю свое спасение и хлеб.
Скинув одеяло, я встала и пошла в ванную умыться. Прохладная вода сравняла по цвету мои щеки и глаза, подчеркивая и без того болезненный вид.
— Потрясающе.
Кое-как пригладив свои волосы, я поискала в шкафу большую шерстяную кофту, когда-то наглым образом отобранную у Гани, и, натянув ее на пижаму, вышла из комнаты, прислушиваясь к шуму в доме.
На кухне загремели тарелки, одна из горничных пролетела мимо со стопкой чистого белья и, посмотрев на меня, свернула к моей комнате. Видимо, собираясь перестелить постель, пока я завтракаю. Задумавшись на миг, я пошла за ней и окликнула в коридоре.
— Извините, а брат уже завтракал?
Девушка остановилась и, развернувшись на каблуках, коротко поклонилась.
— Еще нет, после встречи с Давидом он не выходил из комнаты и не просил принести завтрак.
Вздрогнув, я подошла ближе к горничной.
— Давид приходил сюда?
— Да, насколько я понимаю, он был приглашен, но ваш брат не дал ему войти и после короткого разговора попрощался с ним, после чего просил не тревожить остаток дня.
— Ясно, спасибо.
Развернувшись, я поспешила на кухню. Быстро собрав на поднос две тарелки омлета и сок, взяла его в руки и вернулась к спальням, постучав ногой в дверь Гани.
— Я просил меня не трогать!
— Гани, душа моя, неужели ты откажешься от завтрака с сестрой?
В комнате послышался шум и шорох одежды, спустя минуту дверь открылась, и брат впустил меня внутрь.
— Думал, что можешь и от меня просто так спрятаться?
Я поставила поднос на письменный стол, сдвинув на нем сваленные кучей листы бумаги с переводами пьесы, короткими заметками и обрывками стихов, случайно пришедших в славную вихрастую голову юноши.
— Я знаю, что ты и из-под земли достанешь, так что даже не надеялся.
Просторная комната находилась в каком-то странном беспорядке, будто брат долго и самозабвенно бросался вещами в эмоциональном раздрае. Симпатичные безделушки, засушенные цветы, разбитая ваза у стенки, одежда, лежащая где попало — все напоминало поле битвы, если не с кем-то, то как минимум с собой. Плотные шторы закрывали окна, не впуская свет и сохраняя внутри полумрак, при котором здешний хаос выглядел даже как-то зловеще.
— Ганим, что произошло?
Повернувшись к парню, все еще стоящему у двери, я заметила, что он лишь неловко смотрит в пол, инстинктивно пряча руки в рукава свободного свитера с высоким, закрывающим шею горлом.
— Н-ничего, сейчас все в порядке.
— Гани, что-то случилось, пока меня не было?
— Нет-нет, не волнуйся, давай завтракать, я позже здесь все уберу, что-то совсем всё забросил…
Подойдя вплотную к брату, я крепко обняла его и уткнулась в плечо, закрыв глаза.
— С-софи?
— Ты не хочешь мне рассказывать?
Голос Гани дрогнул, задрожав в моих руках, он обнял меня в ответ и тихо шмыгнул.
— Я… мне просто стыдно…
— Ты думаешь, я теперь могу тебя за что-то осудить?
— Не в этом дело, я… чувствую себя ужасно. Я сам испорчен и порчу всё, к чему прикасаюсь.
— Ни разу этого не видела.
— Но, Софи…
— Давай присядем, и, если ты захочешь что-то рассказать, я выслушаю тебя.
— Я смогу тебя так же обнимать?
— Конечно, и ты можешь не показывать лицо, если тебе неуютно.
Утянув брата к кровати, я села на край и хотела посадить юношу рядом, но вместо этого он встал на колени, обняв меня и опустив голову. Протянув к нему руки, я начала осторожно гладить Гани по голове, аккуратно перебирая спутанные пряди, пока он собирался с мыслями.
— Я слышала, Давид приходил сегодня.
— Да, я не пустил его.
— Он не навредил тебе?
Брат покачал головой и сильнее сжал руки.
— Мы поговорили, он извинялся за свое поведение, сказал, что, возможно, неправильно понял твое поведение и сигналы.
Прищурившись, я замерла на миг и затем склонилась к юноше ближе.
— Интересно, это какие сигналы.
— Я… не знаю, но он выглядел таким расстроенным, кажется, он правда сожалел и хотел загладить вину.
— И ты поверил?
Гани замолчал, лишь тихо шмыгнув носом. Я не торопила его, продолжив гладить по голове и давая возможность подумать.
— В день, когда я отправился за покупками для тебя, зашел и в книжный. У нас есть старый небольшой ларек в центре, и там обычно оседают самые редкие и необычные книги, привозимые кочевниками. Там же я случайно встретил и Давида, он искал что-то и расспрашивал об этом продавца. Я не собирался заводить знакомства, но буквально пара фраз заставили меня проявить любопытство, он правда очень много знает и коллекционирует очень древние рукописи. Мы проговорили целый день, и я сам не заметил, как мы сблизились.
Рассказ прервал судорожный вздох. Уши парня горели, выдавая его смущение. Взяв паузу, он положил голову мне на руку.
— Я, кажется, влюбился… извини, я не должен тебе это говорить, наверняка это звучит просто ужасно.
— Гани, я тебя умоляю, продолжай, нет ничего постыдного в том, что тебе понравился не слишком хороший человек.
— Но так случается всегда, Софи, ты правильно тогда сказала, мне каждый раз нравится кто-то отвратительный по своей натуре, и… даже если я этого не хочу.
Плечи брата задрожали, он отпустил меня и остался сидеть на полу, прикрыв ладони руками.
— Я когда впервые признался своему другу, он на следующий же день раструбил об этом знакомым, меня на смех подняли. Я пытался поговорить с ним, узнать, почему он так поступил, но получил лишь презрение. Потом еще отец кричал, говорил, что прибьет меня собственными руками, если я не одумаюсь, что я опозорил его. Впервые видел его в такой ярости. В итоге я сбежал
