Ревизор: возвращение в СССР 36 (СИ) - Винтеркей Серж
Добыли масла, и смазали, возможно, впервые лет за десять эксплуатации машины все эти петли. Помогло, петли смолкли. Может, масло помогло, а может, в благодарность, что о них впервые позаботились. Правда, возникла другая проблема. Лязг при открывании дверей все равно был такой, словно открывали люк танка или БМП. Раньше его просто заглушал скрип петлей. Ну, с этим уже поделать ничего нельзя было...
В самой машине разместилась делегация от Верховного Совета. В нее вошли все члены группы молодёжного общественного контроля и присоединившиеся к ним парторг с комсоргом. В полуприцепе притаились капитан Поперечный из РУВД Москворецкого района Москвы и шестеро его сотрудников. Капитан Поперечный очень ярко соответствовал своей фамилии – в плечах он был пошире зампреда Камолова, что раньше казалось Ильдару невозможным для человека, а в росте ему сильно уступал. Увидев его, Ильдар подумал, что такому сотруднику милиции должно быть легко бороться с преступностью. Увидев его, сразу хотелось признаться во всех грехах, лишь бы не подходил близко... Такими ручищами можно и подковы гнуть, и кочерги в узлы завязывать...
Договорились, что слегка приоткроют по створке одной из дверей, чтобы наблюдать за обстановкой. И что первыми в случае появления злоумышленников идут милиционеры, а то мало ли что...
Решили приехать на место пораньше, на случай, если преступники осторожничают и заранее осматривают местность. А то если вдруг в час ночи появится новая большая машина, их это может насторожить. А если давно стоит, то и ладно, видимо, до утра уже ее тут бросили.
Потянулись томительные часы ожидания. Дремать не получалось – сидеть приходилось на неудобных деревянных поддонах. Часть их вытащили, чтобы можно было забраться внутрь, но нижние оставили.
Семеров сразу, как забрались внутрь, велел никому не разговаривать. Так что ещё и было очень скучно.
Наконец, часа в два ночи, неподалёку мощно взревел мотор. Какая-то тяжёлая техника, – подумал Ильдар. – Неужто тот самый бульдозер, при помощи которого мясо перекидывают через бетонный забор?
На фоне звуков движения тяжёлой техники почти потерялся шум более лёгких машин. Но когда одна из них проехала совсем рядом с фургоном, Ильдар понял, что ему не показалось.
А где-то через минуту совсем рядом раздались звуки разговора.
– Да чего он там тянет?
– Жди, Митрич! Куда спешишь, боишься, небось, что жена твоя с соседом мутит? Так они уже, наверное, всё успели!
– Васька, достал уже этими дебильными шутками! Врежу я тебе однажды!
Затем раздались звуки хохота.
А через несколько секунд примолкшие было голоса снова загомонили:
– О! Первая пошла! Давай, давай к забору!
Последовал звук удара чего-то тяжёлого. И снова голоса:
– Навались, потащили, потащили!
Всё это продолжалось минут десять. Если там снаружи действительно воровали полутуши свиней, то за это время их упало на асфальт никак не меньше четырёх штук. Ильдар никак не мог понять, почему бездействует милиция?
Но, наконец, раздались знакомые лязгающие звуки открывающихся дверей фургона, топот ног, а затем на фоне вдруг смолкшего мотора тяжёлой техники раздался пронзительный крик.
– Менты! Тикаем!
Тут уже и Семеров не выдержал, и распахнул ближайшую к нему дверь. Вслед за ним это охотно сделали и остальные участники засады. Выбраться наружу из хлебного фургона и разогнуться было невыносимо приятно, но затекшую спину сразу заломило. Привыкшие к темноте глаза уверенно различили в полумраке от редких фонарей убегающих вдоль забора мясокомбината людей, за которыми гнались милиционеры, и двух человек, прижатых к забору четырьмя милиционерами. Там стояли и две новые машины, которых не было, когда они тут парковались, белый москвич и желтый Раф-10.
Спустя пару минут скрывшиеся в переулке милиционеры вернулись с ещё одним задержанным.
– Один убег, а этого взяли, – доложил один из них капитану.
– Ничего, эти трое всех остальных сдадут, – прогудел басом капитан Поперечный, а затем, развернувшись к членам группы молодёжного общественного контроля, сказал:
– Ну что, поздравляю вас, товарищи депутаты! Не обманул вас этот сигнал. Удачно мы сегодня посидели в засаде.
Собственно, они уже не раз говорили ему, что они никакие не депутаты, но капитан стоял на своем. Ну а как иначе, если они из Верховного Совета?
Но теперь всем было на это фиолетово. Главное, что нелегкая ночная вылазка принесла результат, и какой!
***
Я понятия не имел, сколько от нашего факультета поедет человек на это мероприятие в Берлин. Но всё же был удивлён, когда, придя в актовый зал университета, заметил там чуть ли не за сотню людей, толпившихся около трибуны. Неужели это все от нашего факультета? Ситуацию прояснил поднявшийся на трибуну седобородый мужчина, которого я раньше никогда не видел.
– Рассаживаемся, товарищи, по местам! Тут сегодня должны быть все москвичи, что поедут на это ответственное мероприятие. Сейчас по рядам пустят списки, отметьтесь в них, пожалуйста.
Ага, видимо, на базе МГУ решили всех собрать, кто в Берлин поедет от Москвы. Ну теперь хоть понятно. А то если бы от нашего факультета столько было, то с учетом числа факультетов в Москве рейсов бы не хватило всех в Берлин переправить…
Пошел присаживаться, и меня Эмма Эдуардовна тут же поманила к себе пальцем и показала на место рядом с собой. Присел, и, чтобы не забыть, решил тут же ей книгу и отдать. Достал ее из портфеля, и протянул ей седьмой том Конан Дойля, сказав негромко:
– Спасибо, прочитал, возвращаю вам.
Замдекана с признательностью улыбнулась мне, благодаря взглядом, что я нашел способ при всех сделать подарок так, чтобы не светить наши особые отношения. А так – издалека не видно, что я там за книгу передал ей. Может быть, какой-нибудь жутко занудный учебник, который замдекана велела мне изучить летом…
Дальше забравшийся на трибуну мужчина, даже не представившись, начал рассказывать, насколько для советского государства важно, чтобы члены московской делегации достойно представили столицу в Берлине. Пропускал это мимо ушей – меня не надо накачивать, я и так готов достойно представить столицу.
То и дело по рядам передавали листки с напечатанными фамилиями, возле своей нужно было расписаться. Передал с десяток таких листов дальше, потому что они нашего факультета никак не касались. Наконец, попался список с семью фамилиями членов делегации от нашего факультета. Вот только моей фамилии там не было.
Еще раз пробежавшись по нему глазами, спросил Эмму Эдуардовну:
– А мне где расписываться? В этом списке меня нет.
Взяв листок и убедившись в этом, она прошипела что-то нелестное в адрес методистов деканата. Мол, откуда они взяли это старье. Затем, вытащив из сумочки ручку, прислонила листок бумаги к сиденью перед ней, решительно вычеркнула одну из фамилий, и написала мою.
– Вот здесь распишись. Ты поедешь вместо доцента Еремина.
Сидевший рядом с ней с другой стороны мужик с растрёпанной бородкой клинышком тут же встрепенулся.
– А что, Еремин с нами не поедет, получается?
– Да, Василий Петрович, – напряжённо улыбнулась ему Эмма Эдуардовна.
– А за какие заслуги вместо него едет этот молодой человек? – не унимался бородатый.
– А это вы, Василий Петрович, можете лично спросить у нашего ректора, при желании, – ядовито улыбнувшись, сказала ему замдекана.
Василий Петрович умолк, но продолжил искоса кидать на меня злобные взгляды. От таких борщ прокиснуть может…
Ну, вот еще новое дело! – скептически подумал я, – мало того, что мне эта поездка нафиг не упала, так еще из-за того, что ректор меня пропихнул, какой-то доцент не поехал. И судя по реакции этого с бородкой, не он один будет очень этим недоволен.
Казалось бы, что мне с того? На моей стороне ректор, Эмма Эдуардовна и Захаров. Можно надувать щеки и посвистывать, глядя на недовольство рядовых преподавателей. Был бы молодой и зеленый, так бы и думал. Но я-то мужик опытный, и знаю, что такое недовольство коллектива в отношении кого-то, кого так выделило начальство. Много что может произойти неприятного, если из-за этого сложится негативное отношение ко мне у преподавательского корпуса… Это, мать его, МГУ, тут очень умные люди работают, которые могут много всяких пакостей придумать! К примеру, зачетка, переданная преподавателю, может внезапно потеряться, и бегай потом, восстанавливай. Да мало ли что еще сообразят, если невзлюбят… Поэтому предпринял маневр, чтобы показать этому Василию Петрович, который этот листок подписал сразу за мной, следовательно, он работает у нас на факультете, что я человек подневольный, и в Берлин отнюдь не рвусь.
