Элегия войны - Михаил Злобин
Темноликая испуганно съежилась. А тут еще и очередной вопль Аурлейна разнесся под сводами глухого подземелья, недвусмысленно намекая, что участь Лаайды совсем не такая страшная, как у него. Но она может стать гораздо хуже, стоит только мне захотеть. И пленница кристально ясно понимала это.
Конечно же, я нарочно стращал алавийку. Первым делом я опросил нор Эльдихсена, который видел наложницу Одиона больше двадцати лет назад. И Нест признал, что за минувшие годы дамочка совсем не изменилась. Разве что стала немного смуглее. Но это для их расы естественное возрастное явление.
Тем не менее, мне нужно было взбодрить мать Ризанта. Чтобы она более охотно шла на контакт и не думала, будто ей здесь ничего не угрожает.
— А какие у тебя доказательства? — подтолкнул я пленницу.
— Я могу рассказать о твоем рождении, об Одионе, о твоем поместье, — не особо уверенно предложила она.
— Ну давай, послушаю, — ничуть не смягчил я тона. — Приступай.
И темноликая заговорила. Сначала несколько сбивчиво, но потом всё более и более убежденно и пылко. Она словно бы освободилась из моей тюрьмы и вернулась в те далекие дни, когда никакого Ризанта нор Адамастро не существовало и в помине.
Итак, Лаайда, как озарённая и подданная капитулата, принимала активное участие в боевых действиях против людей. Два десятка лет назад она в составе Орлиного легиона молдегаров несла службу в горной провинции Винхо́йк на северо-западе Старого континента. Их силы, заняв мощные укрепления, перекрывали дорогу к побережью. Поскольку людские государства непрерывно враждовали друг с другом и с трудом создавали устойчивые союзы, стоять в Винхойке алавийцам удавалось весьма долго.
Не соврать бы, но если мне не изменяет память, то я где-то читал, будто Рожденные для битв удерживали те земли около тринадцати лет. Все накаты они отбивали, не неся при этом существенных потерь. Но в один прекрасный день всё изменилось. Точнее, в ночь.
Незадолго до этого отцу Леорана гран Блейсин, Ривнару гран Блейсин, удалось заключить военный договор с Равнинным княжеством вопреки всем взаимным претензиям двух государств. И объединенные отряды Корпуса Вечной Звезды и Сыновей копья не оставили Орлиному легиону и шанса. Милитарии беспощадно подавили сопротивление темноликих магов, а воины северных соседей решительным приступом проломили оборону молдегаров.
Сама Лаайда служила в должности, которая называлась у алавийцев skadewagter. По-нашему это что-то вроде полкового лекаря-оперария. Естественно, лечить ей предстояло не простой «двуногий скот», как нас называли нелюди. А исключительно командный состав из числа Дев войны. Однако подавляющее численное преимущество по количеству озарённых и самоотверженность равнинной пехоты не позволили ей выполнить свой долг. Офицерские шатры были захвачены диверсионной группой, и молдегары остались фактически обезглавленными.
Так мать Ризанта стала военнопленной. Скрывать свои целительские способности она не рискнула, здраво рассудив, что такой ценный специалист может понадобиться и людям. Вот только Лаайда несколько недооценила уровень недоверия к представителям её расы. Жизнь-то ей сохранили. Но содержали в таких условиях, по сравнению с которыми моя темница всё равно что пятизвёздочный отель.
И так продолжалось до самого окончания винхойкской кампании, пока не настала пора делить трофеи. Именно тогда нелюдь увидела молодого офицера из Корпуса Вечной Звезды по прозвищу Пепел. Как призналась узница, впечатление Одион произвёл на неё прескверное. Во-первых, он выменял женщину на свою долю добычи, как какую-то вещь, что для перворожденных носителей магических знаний уже само по себе тяжелейшее оскорбление. А во-вторых, отец Риза безжалостно поколотил Лаайду, когда та попыталась показать ему гордость, присущую каждой дочери Каарнвадера.
Пепел быстро объяснил, что видит свою узницу исключительно в статусе рабыни и наложницы. И ни в каком ином. Тогда темноликая поклялась ему, что обязательно сбежит, чего бы ей это ни стоило. И что единственный способ остановить её — убить прямо сейчас. Одион посмеялся, а потом посадил алавийку на цепь. В буквальном смысле. Такая вот романтическая завязка получилась у зачатия Ризанта.
Хитрая нелюдь быстро поняла, что упрямством и гонором норов пленителя не переломить. Она этим только сильнее отравляла собственное пребывание на человеческих землях. И Лаайда принялась действовать более тонко. Имитируя у себя зарождение Стокгольмского синдрома, желтоглазая постепенно втерлась в доверие к молодому нор Адамастро. Она нередко исцеляла его ранения, помогала советами, добровольно брала на себя часть хлопот по содержанию поместья, да и много чего еще. Про совместную ночевку на одном ложе, думаю, говорить излишне. Это и так само собой разумеется.
И тут я должен сказать, что вполне понимаю Одиона, который клюнул на такую уловку. Когда к тебе проявляет интерес женщина подобная Лаайде, мозг отключается. Пронзительный взгляд янтарных глаз, нечеловечески идеальные черты лица, стройная гибкая фигура, демонически обаятельная улыбка. Мало кто из мужчин перед таким устоит.
Иными словами, Пепел повелся на игру алавийки, и проводил с ней всё больше и больше времени. В конечном итоге аристократ втрескался в неё, словно школьник. И короткий поводок, надетый на шею пленницы, распустился до предела.
Решив, что лучшего времени не сыскать, темноликая уже приготовилась к побегу. Но тут, как гром средь ясного неба, грянуло осознание — она беременна. От человека. С учетом тех сложностей, которые испытывают альвэ в вопросах репродукции — это настоящее чудо. Ведь даже от соплеменника им не так легко понести, а уж от человека и подавно. Но вместе с тем трудно придумать и более позорное клеймо.
В общем, именно маленькая жизнь во чреве Лаайды сломала все её планы. В доме семьи Адамастро она провела еще два долгих года. Родила Риза, выкормила его, убедилась, что ребенок здоров и ему ничего не угрожает. И лишь после этого махнула хвостиком, растворяясь вдали. К тому моменту Одион уже окончательно расслабился. Он наивно полагал, что между ними взаимные и прочные чувства. Что алавийка стала практически членом семьи Адамастро. Она жила в его поместье, сопровождала Пепла на некоторых светских раутах, познакомилась почти со всеми его боевыми товарищами. Но потом Лаайда в одночасье исчезла, оставив после себя какое-то туманное послание.
Отец Риза рвал и метал, но будучи главой слабого провинциального рода особых ресурсов для ведения масштабных поисков не имел. Он выдумал себе утешение в строках прощального письма, где алавийка говорила, что меняет свою жизнь на мою. Боги знают почему, но Одион усмотрел в просьбе взрастить Ризанта как достойного члена общества намёк на возвращение темноликой. Этой иллюзией он и тешил себя до самой смерти. Даже рождение Веды и Велайда не облегчили страданий его преданного сердца.
И урок Пепла должен стать поучительным
