Егерь: заповедник (СИ) - Рудин Алекс

Я смотрю на Болотникова. Он растерянно озирается по сторонам, как будто не может понять — куда попал. На его небритых щеках я вижу мелкие капли пота. Под бегающими глазами набрякли синеватые мешки.

— Стыдно тебе, Иван Николаевич? — спрашиваю я.

Болотников отворачивается, а двое других охотников смотрят себе под ноги, как будто увидели там что-то очень интересное.

— В какой палатке спит Глеб? — спрашиваю я.

Вера кивает на крайнюю палатку — ту самую, в скате которой чернеет дырочка.

Я подхожу к палатке.

— Да не надо его будить… — начинает Дима и замолкает.

Я уже отстегнул деревянные пуговицы и откинул полог. Глеб лежит на боку, подложив ладонь под щеку. Темная челка упала ему на лицо. Когда в палатку проникает свет, парень что-то бурчит, не открывая глаз.

Рядом с ним валяется почти пустая бутылка — водки в ней осталось на донышке.

А в ногах Глеба мокрым комком лежит рыболовная сетка — вся в прилипших водорослях. В сетке запутались три дохлые плотвички величиной с мою ладонь.

Я забрасываю полог на скат палатки и выпрямляюсь.

— Чья сетка, ребята?

Туристы молча переглядываются.

— Глеба, — неохотно отвечает Дима. — Он ее с собой привез, мы не знали.

Болотников криво усмехается.

— Счастливый у вас сегодня день, Андрей Иванович, — говорит он.

Павел тоже подходит к палатке. Видит сетку и спрашивает меня:

— Браконьерство?

— Оно самое, — отвечаю я. — И улики налицо.

— Будем оформлять?

— Конечно.

Присев, я дергаю Глеба за ногу.

Он поджимает ногу, открывает глаза и непонимающим взглядом смотрит на меня. Потом переводит взгляд на фуражку Павла.

В его глазах появляется выражение испуга.

— Доброе утро, — сухо говорю я. — Вылезай. Будем составлять протокол.

Пока Глеб возится в палатке, я подхожу и внимательно осматриваю дырочку в скате. Оборачиваюсь на противоположный берег, прикидывая направление. Потом захожу с другой стороны палатки.

Второй дырочки нет. А пуля непременно бы ее оставила.

— Что ты там ищешь? — спрашивает меня Павел.

— Да так. Ребята, откуда в палатке дырка?

— Нам такую подсунули, — объясняет Дима. — Мы палатки в прокате взяли и не посмотрели внимательно. Как теперь возвращать?

— Можно заплатку наложить, — улыбаюсь я. — Обрезок ткани я вам дам, нитки тоже найдутся. Справитесь?

— Пусть Глеб сам штопает, — говорит Вера. — Андрей, вы покажете нам, как пройти на автобус? Не хочу больше здесь оставаться.

— Идем вместе, — киваю я. — База по дороге, я вас там накормлю. Не голодными же ехать в Ленинград.

Потом оборачиваюсь на Болотникова.

— Соображаешь, что к чему, Иван Николаевич? Если бы дырка оказалась от пули, ты бы легко не отделался. Так что это у тебя сегодня счастливый день. Радуйся.

Болотников молча отворачивается.

Я быстро составляю протокол на Глеба. Парень не отпирается — его поймали с поличным, да еще и похмелье мучает.

Когда я убираю бланк в планшетку, он несмело спрашивает:

— Может, договоримся? Это я в первый раз…

— А что ты предлагаешь? — не глядя на него, спрашиваю я.

— Сейчас.

Глеб, морщась, ныряет в палатку. Копается в своих вещах, щелкает крышкой фотоаппарата. Вылезает и протягивает мне кассету с фотопленкой.

— Вот.

Я беру кассету. Вытаскиваю пленку, держу ее на свету и возвращаю кассету Глебу.

— Отдайте протокол, — просит Глеб. — Иначе у меня в институте проблемы будут, и на работе.

Он смотрит исподлобья, ни следа упрямства не осталось в его взгляде.

— Протокол останется у меня, — говорю я. — Пускать его в ход я не стану.

— Что вам нужно? — злится Глеб.

Я пожимаю плечами.

— Мне — ничего. Я просто не хочу тебя больше видеть. И слышать про тебя тоже не хочу. А вот перед ребятами советую извиниться за свое поведение.

Туристы уже складывают палатки. Охотники помогают им. Все, кроме Болотникова. Он демонстративно стоит в стороне.

— Ну, извините меня! — говорит Глеб. — Ребята!

Ему никто не отвечает. Дима и девочки быстро собирают рюкзаки.

— Мы готовы, — говорит Дима.

— Автобус останавливается в деревне, где ты покупал водку, — говорю я Глебу. — Он довезет тебя до станции. Прощай.

— А лодка? — растерянно спрашивает Глеб. — А палатка? Как я один все потащу? Ребята!

* * *

— Пропали выходные, — вздыхает Вера, когда мы подходим к повороту на базу. — Мы только завтра вечером должны были в Ленинград возвращаться.

— Ничего, — подбадриваю я. — Будут в вашей жизни еще походы. Идемте, будем картошку с мясом варить. А потом я подвезу вас на автобус.

— Спасибо, Андрей! — улыбается Вера.

Я вижу, что она рада приглашению. А еще замечаю, что Вера часто поглядывает на Павла. Бросает короткие, быстрых взгляды из-под густых ресниц.

А Павел резко остановливается и хлопает себя ладонью по лбу.

— Картошка! Федор Игнатьевич мне не простит.

— Ты сбежал с картошки? — смеюсь я.

— Почему сбежал-то? — обиженно бурчит Павел. — Я собирался к обеду вернуться. А теперь застрял тут с тобой.

— А что за картошка? — с любопытством интересуется Вера.

— Урожай у нас пропадает, — с сожалением говорю я. — Председатель извелся. Вторую неделю дожди не перестают, картошка в земле гниет. Вот, на выходные хорошую погоду обещали, так он всю деревню собрал на уборку.

— Павел, а почему вы сюда пошли? — прямо спрашивает Вера участкового.

— Ну…

Павел мнется и краснеет.

— Дела у меня тут… срочные.

Охотники сдержанно улыбаются. Анюта не выдерживает и тоненько хихикает, отвернувшись в сторону.

Все понимают, что происходит.

А Вера смотрит прямо на Павла.

Черт, Паша, ну решайся уже!

И Павел решается.

— Я вас хотел увидеть, Вера, — говорит он. — Вот и пришел.

Я вижу радостную улыбку Веры.

— И даже рискнули поссориться с грозным председателем, — говорит она. — Павел, вы тоже бесстрашный рыцарь.

— Не переживай, Паша, — смеюсь я. — Я тебя на машине подброшу. Все равно мне на укол надо. Заодно и ребят на станцию отвезу — незачем им на автобусе вместе с этим ехать.

Я киваю назад — туда, где остался Глеб.

— На укол? — спрашивает Вера. — Это из-за руки? А что с вами случилось?

Она заметила повязку под закатанным рукавом куртки

— Его лиса укусила, — вместо меня объясняет Павел.

Он радуется тому, что можно сменить тему разговора.

— Как это лиса укусила? — удивляется Анюта. — Вы ее руками ловили?

— Ну, да, — киваю я. — Лисица попала в петлю, а я ее освободил. Вот только рукавицы не захватил, она и тяпнула.

— Получилось? Отпустили лису?

— Получилось, — улыбаюсь я. — Вот только теперь картошку убирать трудно.

Провинившиеся охотники переглядываются.

— Андрей Иванович, — нерешительно говорит один. — А можно нам тоже на картошку?

— А вам зачем? — не понимаю я.

— Ну, совхозу поможем. А вы это… протокол у себя оставьте. Мы виноваты, конечно. Но дайте шанс поправить, по совести.

По совести? Ого! Не ожидал.

Я смотрю в лицо охотнику, проверяя — не отведет ли он взгляд в сторону, не хитрит ли, пытаясь взять меня на жалость.

Кажется, не хитрит. Смотрит прямо

— Что скажешь, Паша? — спрашиваю я участкового.

Павел пожимает плечами.

— Хулиганство, конечно. Взрослые люди, а по бутылкам палили. Хорошо, что никто не пострадал.

— Мы на все выходные останемся, — обещают охотники. — Будем работать, не сомневайтесь. И переночевать на поле можем.

— Разберемся, — киваю я. — Так что, Паша? Как на это смотрит милиция?

— Милиция не против, — улыбается Павел.

— Ну, тогда и я тоже. Идемте на базу. Поедим и придумаем, как доставить вас в Черемуховку. Федор Игнатьевич обрадуется.

Я оборачиваюсь к Болотникову.