Фарватер Чижика (СИ) - Щепетнев Василий Павлович

Заместитель министра продолжал инструктаж, я же подумал о рукописи Сименона. Натуральной рукописи, карандашом, никакой пишущей машинки. Как в старые добрые времена. За день до окончания турнира пришёл пакет — по почте, разумеется. Не своими ногами. А в пакете — рассказ мэтра. Новый. «Мегрэ и русский шахматист». На глазок — два авторских листа, так что даже не рассказ, а короткая повесть. Девочки в полном восторге. Нет, наш французский не выше туристического уровня, а если и выше, то ненамного, потому оценить рукопись мы не можем. Но само событие — восторг. Ничего, переводчики у нас в стране замечательные.

Условие Сименон выдвинул одно: его гонорар должен быть таким же, каким бы он был у русского (зачеркнуто), у советского автора.

И тут проблема. Советскому автору гонорар платят в рублях. А что Сименон будет делать с рублями, которые к тому же нельзя вывезти из СССР?

Но у девочек трудности лишь повод придумать нечто необыкновенное. Они и придумали: нужно пригласить Сименона в Москву! За наш счет, то есть за счет «Поиска»! Ничего невозможного в этом нет, он ведь уже был в Одессе. Пусть побывает и в Москве. И в Ленинграде. И в Чернозёмске! Организовать сложно — но можно, можно!

И они думали и думают — как.

Антон же с нами не поехал. Последний курс, нужно поднажать, говорит. Не поехал, и не поехал. Правильно сделал. Что ему Ливия?

— Я поговорю с Муаммаром. Если случай представится, — ответил я заместителю министра.

И стал готовиться.

Переоделся. В форму капитана ливийской революции. С орденом. С пистолетом. Получился опереточный красавчик, но нам ли бояться оперетт? Наоборот, оперетта — это прекрасно!

И дамы тоже переоделись. Ну… получилось тоже театрально, но опять же — прекрасно.

В назначенный час за нами приехал автомобиль. За нами — это за мной и девушками. Официальные лица поедут на посольской «Волге», «Газ — 21», с оленем на капоте. А мы на «Испано-Сюизе» ещё довоенного производства, но выглядевшей роскошно. Как и положено в оперетте. Ехали не спеша, с достоинством и честью.

Прием по случаю годовщины революции проходил во дворце Караманли, старинном, но хорошо сохранившемся. Строить прежде умели, не отнять.

Я к дипломатическим приёмам непривычен. У нас как проходит годовщина? У нас так проходит годовщина: сначала торжественная часть с докладом и награждением отличившихся, потом праздничный концерт. Между ними — буфет. Потом — тоже. Но не для всех.

Здесь же решили сразу перейти к буфету. Оно и правильно. Снуют официанты с подносами, на подносах — разные напитки для приглашенных.

Ислам не велит правоверным ни продавать вино, ни покупать вино, ни дарить вино, ни угощать вином. И потому заботу о напитках поручают христианам. Им можно.

Но для тех, кто вина не принимает, разносят и воду. Вино — на серебряных подносах, воду — на золотых. Или позолоченных, я думаю.

Ну, а на столах — мелкая закуска. Виноград, мандарины, канапе всякие. Хорошо.

И приглашенные снуют туда-сюда, беседуют, держа бокал в одной руке, бутербродик с икрой в другой, всё мило, всё такое вкусное, красота!

Только мы здесь никого не знаем, и потому беседовать нам особо и не с кем. Стоим в сторонке, платочки в руках теребя — или что-то вроде того. Так и хочется, глядя на публику, достать «беретту», выстрелить в воздух и закричать: «Господа, в городе красные!»

Но я воли нервам не даю, просто фантазирую.

Сказать, что нас совсем обделяют вниманием, нельзя. Смотрят, разглядывают. И меня в моём мундире, и скромниц-девушек. Хотя, несмотря на одежду, скромницами они не очень-то и выглядят. Или, напротив, именно благодаря одежде?

Мы стоим рядом с нашими. Чуть поодаль, но самую чуть. Как Чернозёмск и Сосновка, такая диспозиция. Подходят к послу всякие-разные, их и представляют нам. Вернее, нас представляют им. Посол чехословацкий, посол венгерский, посол Германской Демократической Республики. Западники тоже подходят. Дамы пожирают глазами наряд девушек. Джентльмены косятся на кобуру с «береттой». На дипломатические приёмы, верно, вооруженными приходить не принято. Но мне можно. Особый, исключительный случай.

Тяжелая у них жизнь, у дипломатов. Слова в простоте не скажи, смеяться искренне не смей, блюди честь державы, то есть каменное лицо, непроницаемый взгляд, и движения, исполненные достоинства. Только так. И чем более страна великая, тем больше достоинства и важности.

И вдруг будто рябь по гладкой поверхности пруда.

Каддафи! Показался Каддафи!

В мундире тоже, как у меня, только золотого шитья много. И орденов, у меня-то один, а у него с полдюжины. И выглядит — как Красс перед битвой.

Сказал коротенькую речь. По-английски сказал, он ведь учился в Англии. В Великобритании то есть, дипломаты не должны путать. Сказал Каддафи, что к социализму ведут многие пути, и Ливия нашла свой. Да здравствует единство арабского мира, да здравствует социализм, да здравствует народ!

Хорошо сказал. Талантливо. Кратко.

Естественно, всё внимание к нему. Как железные опилки реагируют на магнит, так и дипломаты на Каддафи. Выстраиваются по силовым линиям.

Я-то что, я вдалеке. Я, если опилка, то золотая. Или бронзовая. Или вовсе деревянная. Знаю, единственного числа опилки не имеют, такое уж у них свойство. Но я частенько чувствую себя иным. Не совсем как все. А порой и совсем как не все.

Заместитель министра на меня косится. Не понимает, отчего это я не пробиваюсь грудью к Лидеру Ливийской Революции. Начинает хмуриться.

А я не пробиваюсь. Стою, образуя с Лисой и Пантерой аномалию среди опилок. Вне силовой линии.

Время идёт. Мы стоим.

И тут в тишине слышу голос Муаммара:

— Простите, господа, но мне нужно переговорить с капитаном Чижиком!

И тогда я поворачиваюсь к девушкам:

— Простите, красавицы, мне нужно поговорить с командором Каддафи.

Девушки улыбаются, и заместитель министра тоже не может сдержать улыбки. Но улыбаются они разному.

Я, оставляя бокал с минералкой на столике, ухожу. Во дворце найдётся место для частного разговора.

И оно нашлось.

— Как прошёл турнир? — восточные люди сразу к делу не переходят. Сначала поговорят о том, что волнует собеседника. Здоровье, семья, интересы.

— Хорошо прошел, — отвечаю я.

— Ты опять победил, — не спросил, а констатировал Каддафи.

— Победил, — согласился я.

— Доволен?

— Как верблюд, закончивший долгий переход и добравшийся до оазиса.

— Да, ты добрался, — без улыбки сказал Муаммар. — Но ведь пойдешь и дальше?

— Какой прок от верблюда, если он боится отойти от водопоя?

Так мы поговорили минут десять.

— Что поручили передать? — коснулся важного Каддафи.

— Как и ожидалось. Моя страна хочет получить подряд на обводнение твоей страны.

— А она — сможет?

— Я не гидротехник. Но люди серьёзные, специалисты, уверяют, что если и кто сможет, то только она. Советский Союз. Опыт Асуана тому порукой. Впрочем, условия таковы, что Ливия ничего не теряет. Советский Союз дает на строительство кредит, и условия самые лакомые. Утром стулья, вечером деньги.

— Что?

— Сначала выполняется оговоренный объём работ, после приёмки — оплата, с рассрочкой на много лет — и я рассказал Каддафи то, что поручил мне заместитель министра.

— И в чём подвох? — спросил Каддафи.

— Главный подвох, что его, подвоха, нет. Ну, по мелочи, конечно, есть: усиление влияния на Ближнем Востоке, базы, в перспективе — крупно заработать и на орошении, и, возможно, на нефтедобыче. Без этого никак. Ещё, думаю, проверить силы перед своим проектом.

— Это поворот северных рек?

— Ну да. Получится здесь — получится и у нас.

— А если здесь не получится?

— Тогда позовёшь Францию, Германию, да кого захочешь. Только не позовёшь. У нас получится.

— Мои специалисты тоже так считают. Рукотворные моря на Волге — это впечатляет.

— Они пусть посмотрят на Братскую ГЭС. Или на Саяно-Шушенскую.