Дикарь - Екатерина Лесина
И замерла.
— Стой, — Винченцо пополз следом.
Глупо.
Показалось вдруг, что все это ненадежно — пески, камень, стены. Что вот сейчас они просядут, поползут, потянут таких неосторожных людей вниз.
— Это опасно! — он дотянулся до края юбки и намотал на кулак плотную ткань. Хотя бы шанс будет вытащить.
— Не выходить, — теперь голос девочки звенел от отчаяния. — Не слышать!
— Ты просто устала. Он поднялся. Очень поднялся. Что бы это, мать твою, ни было… извини. Про мать. Не то имел в виду. Случайно вырвалось. Но он и вправду уже близко. Просто тебе надо отдохнуть. Отдохнешь и вернешься. Вместе вернемся и я помогу, если смогу. Обещаю.
Пески зашелестели и пришли в движение, медленно, очень медленно, но с каждым мгновеньем ускоряясь. Они ползли по кругу, то ли поднимаясь, то ли, наоборот, уходя вниз в самом центре, образуя огромную воронку. И Винченцо рывком подтянул к себе девочку.
Обнял. Сжал обеими руками, чтобы не вырвалась. А она и не пыталась. Она сама прижалась всем хрупким телом и застыла, дрожа то ли от страха, то ли от нетерпения. А воронка ускорялась, и теперь сквозь нее прорывалось призрачное пламя. Оно плясала, наполняя пески тусклым светом. И смотреть на них было больно, но Винченцо все равно смотрел.
В какой-то момент движение замедлилось, а пламя почти погасло.
Девочка протянула руку.
— Что ты…
Голос прозвучал в вязкой тишине. Тихий такой. Полный страха. А на ладонь опустилась звезда. Или поднялась? Из глубин если, то поднялась, но на ладонь она опустилась, озарив мертвенным алым светом.
— Это…
Девочка прижала звезду к груди и сделала вдох. Кожа её вспыхнула алым светом. И волосы. И сама она засияла, словно стала этой вот звездой, сделавшись вдруг до невозможности прекрасной.
А когда выдохнула, то в руках её было пусто.
— Все, — сказала она с мрачным удовлетворением.
— Стой… как все? Не может быть, чтобы все! Куда она… что ты с ней сделала… что вообще тут было?! — Винченцо понял, что кричит. И даже стыдно стало. Ненадолго. На детей ведь кричать нельзя. А он вот сорвался.
Опять.
— Небо, — девочка указала на потолок. — Падать. Бах. Ключ.
— К чему ключ?
— К месту, где есть сердце бога, — серьезно ответили ему. И Винченцо поверил.
Глава 56
Когда барон встал, поднялся и Миха. С облегчением. Как-то оказалось, что пиров он не любит, то ли не привык, то ли в принципе.
Шумно.
Не слишком чисто.
И бестолково.
Встала и баронесса, глянула и с насмешкой произнесла:
— Не предложите даме руку?
Миха молча оттопырил локоть.
— Все же над вашими манерами стоит поработать, — произнесла она уже в коридоре. За баронессой следовала пара дам в ярких платьях и выводок служанок. Правда, держались все на разумном отдалении. — Особенно теперь, когда венец признал вас наследником.
— Вы не расстроены?
— Отнюдь, — она позволила себе улыбнуться.
А ведь не такая и старая.
Сколько ей? Спросить? Или обидится? Опыт подсказывал, что женщины почему-то очень обижались на подобные вопросы. Хотя, казалось бы, чего?
— Слухи разойдутся. И те, кто полагал, что венец не удержится на голове моего сына, вынуждены будут изменить планы.
— Ага… — пробормотал Миха.
— Мама?
— Да, дорогой? — баронесса умела говорить ласково. Так ласково, что мурашки по спине бежали. У Михи. — Дело в том, что недавно я получила послание от моего дорогого брата. Он выражал сочувствие. И предлагал помощь.
— И? Что с того? — не понял Джер.
— Слишком быстро, — заметила баронесса. — Мой дорогой супруг только-только отошел к богам. Новость не дожна была бы достигнуть ушей брата.
— Но достигла, — Миха решил поддержать беседу.
— Именно.
— И помощь предлагают настойчиво?
— Весьма.
— Кто-то в замке?
— Полагаю, что у него есть соглядатаи. И стало быть, весьма скоро он явится с визитом.
Что госпожу баронессу нисколько не радовало.
— А я при чем? — уточнил Миха.
А то вдруг от него ждут великих свершений, а он не в курсе.
— Если бы с моим сыном что-то случилось, наследником стал бы его брат. Братья. Если бы они были живы.
— А они?
— Пока живы. Я думала над этим.
— Мама!
— Дорогой, жизнь весьма сложна. И мне тоже неприятны подобные мысли, — баронесса переступила через порог. — Думаю, стоит продолжить беседу в месте более для того пригодном.
В покоях баронессы пахло розами, и запах был густым, тяжелым. Сами покои не отличались особой роскошью, разве что гобелены бросались в глаза. И камин, в котором горело пламя.
— Я мерзну. Магичка говорит, что это из-за той дряни, которой меня травили, — баронесса опустилась на низкий стул. — Присаживайтесь, будьте добры.
Миха осторожно опустился на самый край стула.
— Мой брат желает помочь мне с воспитанием детей.
— И этого воспитания они не переживут?
— Вероятно. Дети часто болеют. И умирают, — баронесса поежилась. — И в ином случае я не стала бы… вмешиваться.
— Мама? — а вот теперь барон явно удивился. И неприятно.
— Если бы была уверена, что он остановится на них. У моего брата есть дочери. Старшей восемнадцать. И он намекнул, что стоит упрочить связи.
— Близкое родство, — заметил Миха. Так, на всякий случай.
— Когда и кого это останавливало. Жрецы дозволят, если заплатить.
Надо же, ничего нового.
Дозволят.
И свадьбу сыграют. А там девица забеременеет, разродится и, глядишь, в самом бароне нужда отпадет. Кажется, баронесса не испытывала иллюзий в отношении своих родственников.
— А венец? — Миха постучал по голове. — Он как?
— Он признал бы дитя.
— Какое дитя?!
— То, в котором будет кровь де Варренов. Но теперь… — эта улыбка донельзя походила на оскал. — Теперь он избрал себе иного наследника.
Взгляды остановились на Михе. А он что? Он не вызывался и вообще. У него другие жизненные планы.
— Брату это не понравится.
Михе бы тоже не понравилось. Где-то он даже понимал человека. Строишь тут интригу, из шкуры вон лезешь, плетешь заговоры, планы планируешь, а тут на тебе, какие-то неучтенные претенденты.
— Ваш брат, — он уставился на баронессу. Мысли в голове появлялись не самые хорошие. — Мог нанять кого-то?
— Чтобы убить моего сына? Несомненно. Но не сейчас. Сейчас ему это не выгодно. Если бы Джеррайя погиб, венец признал бы наследником других сыновей моего мужа.
— А если бы погибли и они?
Баронесса ненадолго задумалась и произнесла с некоторым сомнением.
— Меня?
— А если бы погибли и вы?
— Нет, это как-то все же несколько… чересчур, но да, теоретически мой брат и мой отец могли бы претендовать на