Дикарь - Екатерина Лесина
А ведь она некрасивая.
Слишком темная кожа, которая здесь, внизу, кажется почти черной. Плоское лицо. Узкие глаза. Резкие черты и с возрастом вряд ли они станут мягче. След татуировки, которого хочется коснуться, прочесть странные незнакомые символы.
Но он просто стоит.
Смотрит.
— Ты маг.
— Да.
— Маг убить мама.
— Вряд ли это был я. Да и мстить ты не собираешься. Так?
— Не ты. Найду. Поможешь. Ты мне, я ты.
— Помогу, — согласился Винченцо. — Только вряд ли выйдет толк.
— Почему?
— Твоя мама ведь не отсюда? Так? Я еще не встречал полукровок, даже на приграничных землях. Значит, она жила там, в империи. Верно?
Девочка кивнула.
А она хорошо понимает речь. Куда лучше, чем ему представлялось.
— И была не из простых людей, если кто-то рискнул связаться с магами, чтобы убить её. Это… непросто.
— Да.
— И дорого. Если бы ты знала, до чего непросто кого-то убить. Так что… это был яд?
— Нет.
— Проклятье?
— Да.
— Проклятийников немного, но они свято хранят свои тайны. И тайны клиентов. Я не хочу обещать невозможное.
— Помочь?
— Постараюсь.
— Хорошо, — нажим усилился. — Закрыть глаза. Быть больно.
И не соврала ведь.
Было очень и очень больно.
Винченцо очнулся на полу. Тело сотрясала мелкая дрожь, с которой он не мог справится, хотя и пытался. Стоило пошевелиться, и боль вернулась, правда, не такая оглушающая.
И барабаны смолкли.
И… внутри в голове пустота странная. Непривычная.
Винченцо закрыл глаза, потому как даже неровный свет факелов выжигал глаза. Он поднял было руку, пытаясь заслониться от него, но рука слушалась плохо.
— Голова, — раздался голос. Девочка сидела рядом, устроившись прямо на камнях. — Голова тяжело. Править.
Винченцо промычал что-то невнятное.
Боль утихала. Вспышками.
И с нею, если подумать, можно свыкнуться.
— Что… ты… сделала?
— Тут, — палец ткнулся в голову. — Чужое. Одно. Два. Три. Четыре. Старое. Держало. Убить.
Она все-таки не настолько хорошо говорила.
— На кровь.
— Кровная клятва, — Винченцо продолжал лежать, раздумывая, сумеет ли вовсе подняться или останется таким вот, беспомощным и слабым. — Отцу. Миара поставила новую печать. Поверху. Закрыла.
— Ага. Новое. Сверху. Плохо. Убрать.
— Ты убрала?
— Да.
То-то ему настолько погано, странно, что Винченцо вовсе выжил.
— И другое. Запутало. Теперь голова поправить, — ободрила его девочка и протянула руку. — Будешь здоров. Сильный. Помогать.
— Я помню, — он коснулся темных исцарапанных пальцев. — Что ты здесь вообще делаешь?
— Сила. Слышишь?
— Я ничего не слышу, голова разламывается, — он сумел сесть. И пальцы перестали трястись, что было, несомненно, хорошо… очень хорошо.
Отлично даже.
Твою ж…
— Та. Другая. Твоя кровь. Путать.
— Ты про Миару? Да, с ней сложно, но она мне сестра. У тебя есть сестры?
— Нет.
— А братья?
— Нет.
— Не знаю, посочувствовать тебе или позавидовать.
Девочка фыркнула. Кажется, она не нуждалась ни в том, ни в другом. Но если ей верить, Миара-таки не удержалась, покопалась в его голове. А верить ли? Сестре или этой вот, темнокожей и черноглазой? Что Винченцо о ней знает?
Ничего.
И помощь её как бы не оказалась чем-то иным.
И…
Он потер виски.
— Я здесь. Хорошо. Теперь понимать. Понимать, почему тут. Боги вести. И привести. Сюда.
Девочка встала и подошла к двери, той самой, которую открывала баронесса. А вторую она видит?
— Ты видишь вторую дверь?
— Да, — она не обернулась. — Не трогай. Зовет, но не трогай.
— Почему?
— Там смерть.
— А за другой?
— Ключ, — она легонько толкнула дверь, и та отворилась. Без скрипа. И потянуло знакомой смесью затхлого воздуха, гнили и опасности.
— Стой, — Винченцо вскочил. — Там опасно. Да и смысла нет. Я спускался.
— Идем, — она подняла факел, слишком большой и тяжелый для ребенка.
— Послушай, я понимаю, что тебе любопытно, — боль почти унялась. — Но это действительно опасно. Мне потом было плохо. А я взрослый сильный человек.
— Дурак только.
— Может, и так. Но если что-то с тобой случится, то твой дикарь не обрадуется. И жених. Да и на самом деле нет там ничего, кроме песка и камня. Старый барон все засыпал. А расчищать не начали. На это нужно время.
Он повторял чужие слова и сам в них не верил.
— Идем, — девочка сказала это жестче. — Надо.
Что ему осталось?
Мелькнула мысль, что Винченцо всю жизнь подчиняется чужим приказам и, наверное, привык, если и вправду пошел.
К двери.
За дверь.
Все та же лестница. Черная. С кривыми ступенями. Та же темнота. Пустота. И ощущение бездны под ногами. Спуск недолгий. Всего-то дюжина ступеней и вот он, песок. Камни.
— Теперь видишь?
Девочка молча сунула ему факел. От огня пахло маслами, и жар, коснувшийся лица, успокоил. Она же протянула руки. Длинные тонкие, те торчали из грязных рукавов палками. Пальцы зашевелились, а с губ невесты барона сорвалось слово.
Тяжелое.
Сказанное на совсем ином языке, которого Винченцо не понимал. Но Слово упало.
И проросло в песок.
Оно разворачивалось нитями чуждой силы, которые Винченцо не видел — чувствовал. Пески затрещали. Захрустели, разрывая слежавшийся панцирь. А слово пробивалось ниже.
И ниже.
К яркому огоньку, который горел там, на самом дне. Слово коснулось его. И огонек вспыхнул. Полыхнул. Потянулся навстречу.
— Осторожней, — Винченцо подхватил девочку, которая вдруг покачнулась. — Не спеши.
Теперь он видел и силу, которая уходила вниз, чтобы сплестись с другой силой.
Огонь зашипел, взметнулся, едва не опалив лицо.
— Чтоб тебя, — Винченцо покрутил головой и с облегчением обнаружил скобу на стене, куда и сунул факел. А девочку обнял обеими руками. — Дыши ровнее. И постарайся ограничить силу.
Может, у нее и другая, отличная, ибо собственную Винченцо все еще не ощущал, но принципы работы одни и те же.
— Не нужно много, попробуй… будто нитку сплести. Очень прочную, но тонкую. Вот так.
Огонек поднимался.
Из глубин.
Он был ярким и манящим, а еще хрупким, как и нить силы, что держала его.
— Не спеши. Дыши глубоко. Вот так. Вдох и выдох. Выдох и вдох. И аккуратно, понемногу… умница.
Слышала ли она его? Или Винченцо просто говорил. Он уже не обнимал — держал девочку, не позволяя ей упасть. И в какой-то момент она все-таки стала оседать, а он успел подхватить легкое тельце, хотя и сам с трудом держался на ногах.
Огонек поднялся.
Наполовину.
А потом вдруг вспыхнул ярко-ярко, испепеляя остатки нитей, что опутывали его. Девочка застонала, а из носа её, из ушей хлынула кровь. Но она вместо того, чтобы испугаться, мазнула по носу ладонью. А потом упала на четвереньки и, покачиваясь, путаясь в складках платья, поползла. Добравшись
