Царевич Алексей: Золото Стеньки - Игорь Черемис
Это я тоже уже продумал.
— Голому собраться — только подпоясаться, государь, — я изобразил улыбку. — Я готов хоть завтра, но как твоя воля будет.
Алексей Михайлович внимательно посмотрел на меня.
— Хорошо, я дам наказ. Трубецкого ещё вызвать надо, он в поместье у отца. В Преображенский я весть пошлю, пусть готовятся тоже. Ну а как всё устроится, тогда и ты отправишься.
И повернулся ко мне спиной — не прощаясь, словно я не находился в теле его сына.
— Государь! — крикнул я в эту спину.
Царь остановился, медленно развернулся, посмотрел недовольно.
— Что?
— В Коломне стоит фрегат «Орёл», — сказал я, и он кивнул: — Я слышал, что его собираются вести в Астрахань…
— Да, это так, — подтвердил царь. — Через две седмицы отправится, флаг на нем уже поднят.
— Пусть он останется на зиму в Нижнем Новгороде, государь. Не надо ему идти в Астрахань.
Алексей Михайлович задумался.
— Видение? — спросил он.
— Нет, государь, — я чуть мотнул головой. — Предчувствие. [4]
— Хорошо, я подумаю об этом.
И всё-таки вышел, подождав, пока я справлюсь с замками.
[1] Aide toi et le ciel t’aidera — в принципе, аналог русской «на Бога надейся, а сам не плошай». В 1824-м эта поговорка стала девизом антимонархистов либерального толка, которые особого следа в истории не оставили. Вместо «Бога» использовано слово «le ciel» — небо, в одном из значений — Небеса.
[2] Легенда о княжне, дочери командующего флотом Мамед-хана астаринского, которую Разин захватил после победы в битве у Свиного острова — не более, чем легенда, хотя однозначно это утверждать невозможно. Сама битва имела место в июле 1669 года, после чего Разин вернулся на Дон с богатой добычей и начал мутить воду среди казаков.
[3] Спасо-Прилуцкий Димитриев монастырь — мужской монастырь Вологодской епархии. По одной из легенд, в нем также хранилось «Приданное Софии» — та самая «Библиотека Ивана Грозного», которую на Русь привезла София Палеолог. Находится в пятистах километрах от Москвы, доехать можно за неделю или чуть больше (в реалиях XVII века).
[4] Первый русский корабль европейского типа, на вооружении 22 пищали (так тогда называли пушки), в основном шестифунтовые. В первое плавание ушел 7 мая 1669 года, добрался до Астрахани и перезимовал там. По одной из версий, казаки Разина сожгли его летом 1670 года; по другой — сжигать не стали, но и использовать не смогли, а из-за последующих событий в Москве стало не до «Орла», корабль спокойно гнил несколько лет и был разобран в 1680-м, уже при Федоре Алексеевиче.
Глава 4
Водопровод против династии
— Я предлагаю Звенигород. Восстановим удел, там только государственные земли, дума согласится. Там и покажет царевич свои умения.
Боярин Ордин-Нащокин стукнул посохом по полу и сел на лавку, чуть толкнув своего соседа — боярина Алексея Никитича Трубецкого. Тот покосился на обидчика, но промолчал, хотя и нахмурился. Я подумал, что лет сто назад такой толчок мог легко закончиться поножовщиной, но сейчас боярство уже не то, нет в них прежней злости, самых буйных ещё в Смуту всех вывели.
Заседание ближней думы шло уже четвертый час, и мне было до безумия скучно. Уехать из Кремля быстро не удалось, хотя видит Бог — я стремился к этому изо всех сил. Но царь внезапно решил сделать всё, как положено — то есть официально выделить в моё управление удел, в который я и мог бы отъехать с каким-то подобием двора. В этот двор можно было включить и Симеона, и сестер, и тетку царевича, так что такой поезд ни у кого вопросов не вызовет. Да и сотня стрельцов придется к месту — должна же быть у удельного правителя хоть какая-то дружина, пусть и выделенная отцом?
Проблема была в том, что никаких удельных княжеств на Руси не имелось уже лет восемьдесят. Последнее, в Угличе, было выделено царем Федором Иоанновичем его единокровному брату Димитрию — что и привело к преждевременной смерти юного царевича и стало поводом для последующей Смуты, в пламени которой Угличское удельное княжество и сгорело без следа.
Царь никаких удельных княжеств восстанавливать не хотел. Для меня он создавал Преображенский удел, который даже в самых смелых фантазиях с княжеством сравниться не мог. В него входило лишь несколько сел на правом берегу Яузы, вдоль её притока Хапиловки и Стромынской дороги — знакомые мне Черкизово и Измайлово, мелкое сельцо Богородицкое, деревушка Меленки, а также села Введенское и Покровское. Последние два, насколько я смог разобрать, находились примерно там, где в будущем появятся казармы Семеновского полка и одноименное село. В общем, это был эдакий квадрат со сторонами примерно километров по пять — от Яузы на восток, до современных мне станций метро Щелковская и Первомайская. Дворца в Измайлово ещё не было, а Преображенский дворец находился на правом берегу реки, ломая идеальную геометрическую фигуру своим уродским выступом.
Я с предложением царя согласился — мне главное было вырваться из Кремля. Но бояре решили обдумать это предложение со всех сторон, причем это был не полный состав думы, а некий ближний круг, в который входили только доверенные советники царя. Предложение Алексея Михайловича в целом никаких возражений не вызвало — хочет испытать сына, так и пусть. Но размер удела показался им маловатым — негде, мол, развернуться, как говорила героиня одного фильма. Поэтому они предлагали выделить мне дополнительно ещё несколько деревенек, разбросанных там и сям по русским землям. Я заранее был в ужасе от необходимости мотаться по разным концам государства в попытках как-то управиться с этим хозяйством, а потому делал Алексею Михайловичу страшные глаза, на что он лишь понимающе кивал.
Ордин-Нащокин высказался, пожалуй, самым радикальным образом, но я хорошо понимал его мотивы. Он был старым карьеристом, который свою жизнь связал с Тишайшим, но лишь два года назад царь удостоил его боярским титулом — за подписание с поляками Андрусовского
