Пентюх - Алексей Александрович Стопичев
Глава 9. Как разобраться в рисунках
Вони никакой не ощущалось. Лишь трава на месте убийства была примятая. Да затоптано всё селянами. Но я смотрел не туда. Я с удивлением смотрел на бревенчатую стену дома, где были мелом намалёваны какие-то каракули. Если вкратце, то горизонтальная восьмёрка, из которой хаотично торчали четыре тонкие чёрточки, оказалась разрисована вдоль и поперёк.
- Эт-то что? – от волнения я даже заикаться начал.
- А это как раз Федос убиенного нарисовал! – стал объяснять мне староста.
Я сел на какое-то брёвнышко, достал папироску и закурил, поглядывая на каракули. Тварь неодобрительно покосилась на меня, но ничего не сказала. Хотя она и говорить не умеет, конечно, но это не важно. Я поскрёб затылок и проговорил:
- Зовите, Владимир Пантелеевич, своего микеланджело!
- Кого звать? – всполошился староста, - Мы таких не знаем, господин Пентюх!
- Федоса зовите! Пусть объясняет, что нарисовал! А то непонятно ни черта.
- Как непонятно? – Корюх аж руками всплеснул: - Вот же мундир! Иностранный. И пуговицы на нём. Блестящие. Видите?
- А! – воскликнул я, - Эти паучки – пуговицы?
- Какие паучки? – обиделся Владимир Пантелеевич, отчего лицо его ещё больше сморщинилось, а глаза, казалось, ещё ближе съехались друг к другу: - Это пуговки! А от них лучики! Сияли пуговки так, значит!
- Понятно, - я затянулся и спросил: - А эта клякса слева что значит?
- Какая клякса? – чуть не в ужасе вскричал староста: - Орден какой-то был у него на кафтане! С мечами! Видите? Мечи нарисованы!
- Мечей не вижу, - честно ответил я, встал, подошёл поближе: - Я думал – это крестики какие-то.
- Мечи же! – у старосты даже губы от обиды задрожали: - Вы гляньте, как Федос нарисовал красиво! Прямо, как было на убиенном! Не отличить!
Я проморгался, глядя на каракули на стене. Подумал уже, что с ума схожу. И спросил осторожно:
- А вот эта кля… э-э-э-э орден? На брюхе?
- Да какой же это орден? Пряжка от ремня! Тоже блескучая! Видите, как лучики от неё? Прям во все стороны блестят!
- Ага, - я глубокомысленно покивал и спросил: - А раны на нём были?
- Вот этого не видали! – категорично заявил староста, - Мы его быстренько завернули и закопали! Чтобы не вонял. Не рассматривали-с.
- А мундир снимали-то с покойного? – я выкинул окурок. Подумал и затоптал его.
- Зачем? – удивился староста, - В мундире и закопали!
- Закопали далеко?
- За кладбищем сразу! Кто его знает, какой веры? Батюшка сказал, что отпевать не будет. Человек незнакомый, а вдруг не христианской веры?
Я вздохнул тяжело, посмотрел на Тварь и спросил:
- А как вы поняли, что он убиенный?
Староста потоптался, почесал темечко и ответил нерешительно:
- Так годков тридцать на вид ему было. Вид не хворый. Отчего ж ещё умирать в таком возрасте?
Я вздохнул ещё раз и проговорил печально:
- Ну что, Владимир Пантелеевич, берите пару мужиков с лопатами, будем откапывать вашего убиенного!
- Как откапывать? – оторопел староста.
- Как-как? Лопатами! – я посмотрел на ошалевшего старосту и пояснил: - У меня указание от пристава и председателя земской управы – сделать опись ран на теле убиенного. Если он убиенный, конечно. Потому берите мужиков и пошли копать!
- Да как же можно, Господи? – прошептал Корюх и перекрестился: - Господа побойтесь, Семён Петрович!
- Я, Владимир Пантелеевич, исправника нашего и председателя больше боюсь, чем кого бы то ни было, - я сделал вид построже, показывая, что спорить не собираюсь, - Да и покойник ваш уже ничего никому не сделает, а мне новую работу искать неохота! Сказано описать – опишу!
- Никто из мужиков не согласится, господин Пентюх, - староста набычился и смотрел на меня исподлобья.
- А вы им скажите, - зло сказал я: - Кто не согласится – в свидетели запишем! А может, не в свидетели даже, а в понятые! И с вас начнём!
- Какие такие понятые? – осипшим враз голосом спросил Корюх.
- А это вам исправник Добронравов расскажет! – я повернулся, сделав вид, что собираюсь уходить, и бросил через плечо: - Когда почтовая карета до Бирюля?
- Не надо карету! – староста забежал вдруг ловко вперёд и остановился передо мной: - Выкопаем мы убиенного! Сейчас найду народ!
- Даже не знаю, - я посмотрел на Тварь и спросил: - Останемся?
Тварь опять ничего не ответила, и я сообщил животине:
- Ладно, раз говоришь, что останемся, то останемся!
Повернулся к старосте и сообщил:
- Откапывайте убиенного! А мне бы гостиницу какую надо, где покушать можно, да ополоснуться с дороги!
- Сейчас откопаем, господин Пентюх, - засуетился староста, - А гостиница у нас всего одна – во-о-он, в центре села стоит. Возле неё карета как раз останавливалась! Видите, и сумочку вашу там уже поставили, возле гостиницы!
Гостиница в Разумном была поплоше, чем в Лопани. Одноэтажная, потемневшая от времени, но при этом добротная. Из хороших таких брёвен. Я приказал Твари дожидаться меня во дворе, а сам робко зашёл внутрь, приоткрыв скрипящую ужасно входную дверь. Внутри была гостиница тесноватой, темноватой и напоминала деревенскую избу. Ни стойки тебе, ни консьержа. Только на лавке в длинной кухне прямо перед печью сидела толстая баба. Да из кухни расходились на две стороны четыре двери в комнаты.
- Здравствуйте, - тихо сказал я, - Комната будет у вас?
- Слепой что ли? – баба чистила картошку, и даже головы не подняла: - У нас аж четыре комнаты!
- Действительно, четыре, - я прокашлялся, - И все свободные?
- Свободная одна! – баба кинула в чугун с водой очищенную картошку, отчего из чугуна взметнулся целый фонтан брызг.
- Снять можно свободную комнату? – я переступил с ноги на ногу.
- Ежели деньги есть – снимай, - баба ловко ухватила очередную картошку и стала её чистить.
- И сколько стоит у вас проживание?
- Рупь за день! – баба ловко очистила вторую
